Наследник рода. Том второй - Страница 12

– Имена наших предков помнят песни и сказания, – возразил Агнар.

– Да, песни… Мне довелось слышать песни столь прекрасные, что вам сложно себе представить, созданные народами, о существовании которых вы даже не знаете, их пели в городах, чьи имена вам не знакомы. Где они все сейчас? Кто помнит героев, воспеваемых в них? Кто знает те языки, на которых они составлены? Последние уста замолчали, и память ушла. Для вас они лишь груда полуистлевших пергаменов, холодные камни с непонятными письменами. Не стройте ложных надежд, – Коршун оставался неумолим. – Однако ты, юноша, всё ещё не назвал себя.

– Остромир, сын Жизномира… вернее, я узнал недавно, что мой отец… это долго рассказывать, знай лишь, что я принадлежу к роду Руяничей, как и Всеслав, – несколько замялся юноша, однако под взглядом могучего богатыря он просто не мог ничего утаить.

– Я слышал о Руяне. Мне пришлось немало скитаться, прежде чем осесть в этой глуши, я видел Огнива, видел, как создавалось и рушилось могущество Арсы… В тебе светится божественная кровь, я узнаю огонь Пираса. Да, Отец богов привёл в мир Руяна, своего буйного сына, положил начало великому роду, но теперь от него остались лишь осколки. Твой свет не таков, как у волка, ты можешь нести людям благо. Что ты хотел от меня?

– Увидеть тебя. Узнать подлинную историю Ретры, братства героев. Боги, мне даже страшно представить, сколько всего ты мог бы рассказать.

– Ну, спрашивай, наследник божественного рода.

– Почему же ты, несравненный воин, больше не выходишь на защиту склавов, как было прежде? Почему твой меч не разит врагов? Савиры, обры, куны осаждали нас всё это время, но ты не выступил против них.

– Если ты слышал рассказы обо мне, то знаешь, что не было в мире между морей бойцов яростнее и храбрее нас, не было народа, что бы не трепетал перед нами. Мы разнесли имя склавов по всем сторонам света, мы сокрушали Великую стену, построенную левками, дабы оградить их города, даже сам Цес, правитель Рума, не смог одолеть нас. Однако все наши победы пошли прахом, когда боги низвергли нас за безмерную гордыню. Тогда я понял, что вся наша слава – ничто. Многие ли желали помочь нам, когда небесные владыки обратили на нас свой гнев? Многие ли горевали о нас? Земля словно вздохнула с облегчением, сбросив героев Ретры со своего тела, города возликовали, избавившись от нашего буйства. Удел смертных не изменить – сколько бы мы не побили врагов, всегда появятся новые. Страдания предписаны смертным самими богами. Едва увидев утро, люди уже вступают в ночь, и смерть осеняет каждого из них, и немногим суждено вступить в Ирий. Даже великие герои, имеющие часть божественной крови, не пересилят своей смертной природы.

– Мы слышали, что княжества ждёт великая война, которая охватит все земли. Преслава желает вновь утвердить единого правителя над всеми городами, и пойдёт на всё ради этого. Страдания людей будут неисчислимы. Только человек без сердца может безучастно взирать на это, – сказал Остромир.

– Я не человек, – напомнил Коршун. – Если ты ждёшь помощи, то не получишь её. Я не выйду в мир до Битвы Богов. Печать, наложенная на меня, непреложна – я был низвергнут, лишён пути в чертоги отца, и мой союз с людьми с того времени расторгнут.

– Идём же, Остр. Нам здесь больше нечего делать, он не станет помогать, – Агнар тревожно поглядывал на низкое солнце. – Боюсь, что не успеем на ладью.

– Я хочу спросить ещё о многом, – мотнул головой младший. – Расскажи мне, о герой, каким был великий Сваруна. Не думаю, что он бы отказался помогать склавам.

– Он бы не отказался, ведь сердце его всегда было со своим народом. Я склонил душу свою к людям именно по его примеру, ибо он поразил меня – огромный как гора, способный вырвать из земли могучее дерево и крушить им целые полки, он мог проникнуться любовью к самому слабому из живых существ, и всегда защищал тех, кто нуждался. Горе было тем, кто встречал его в моменты гнева, но те, к кому лежало его сердце, обретали помощь во всём. Мне казалось, что под его началом мы способны одолеть саму смерть.

– Я таким его себе и представлял. Как же жалко, что великие богатыри больше не приходят в наш мир, – прошептал велиградец.

– Он сам выбрал свой удел. Его любовь к людям заставила его восстать даже против богов, я видел это, ибо стоял рядом с ним. Многие сказали бы, что он безумец, но я не отрёкся от него, даже зная, что понесу за это тяжкое наказание, – герой взмахнул крыльями, на мгновение оторвавшись от земли. – Однако же солнце садится, и наш разговор уже затянулся. Идите своей дорогой, дети смертного рода, ночь здесь неблагодарна, да и тиверы скоро вернутся с большим подкреплением. Я спугнул их лишь на время.

– Мы уже не успеем. Судно отойдёт от берега совсем скоро, – вздохнул гарий. – Надо бежать к реке, костёр развести. Может быть, они будут искать нас.

– Я вижу, что друзья не собираются вас ждать, – склонил голову Коршун, вложив свой меч в ножны на поясе. – Окажу вам ещё одну услугу, доставлю на берег. Держите своё оружие и снаряжение покрепче, дабы не потерять.

– Погоди. Чего ты… – Остромир не успел закончить, ибо сын Хурса мгновенно подхватил их обоих, вцепившись сзади в воротники кольчуг, и взмыл в небо. Он нёс двух тяжеловооружённых бойцов без всякого усилия, поднявшись над вершинами деревьев, и лес мчался у них под ногами, впереди же стремительно росла Золотая гора. Агнар весь сжался, держась за топор, юноша же быстро преодолел страх и полностью доверился крылатому герою, любуясь окрестными видами. Чувство полёта пьянило его, и ветер раздувал плащ, скользя потоками по коже. Солнце заваливалось за горизонт, и алая полоса ширилась как гигантское полотнище.

Чтобы не попадаться на глаза всё ещё ожидавшим гребцам с ладьи, Коршун резко взял влево, снизился до самых вершин и опустился на землю в сотне саженей от судна. Друзья встали на ноги, но ещё покачивались, не веря, что обрели твёрдую почву.

– Теперь можете идти. Как видите, даже смертные могут иногда воспарить над землёй, – в голосе героя чувствовалась усмешка.

– Боги, ты истинно могучий богатырь… Словно в старые времена. Твоя сила неодолима, – прошептал Остромир.

– Идите, у вас мало времени, – сын Хурса начал подниматься в воздух. – Если я ещё не разучился видеть огонь внутри людей, то могу предсказать тебе, юноша, славную судьбу. Ты пришёл сюда, ибо не уверен в своём пути, не знаешь до конца, что делать с божественной кровью, нежданным даром… Я знаю, я видел немало таких. Ты ждёшь от меня совета? Скажу лишь одно – не сомневайся в своём предназначении. Ты можешь помогать людям, у тебя есть сила для этого, и, похоже, что именно в этом твоя судьба.

– Прощай! – крикнул младший, когда огромная птица поднялась выше крон могучих деревьев. Коршун развернулся в воздухе и помчался над рекой, на фоне алого заката он стал похож на гигантского орла, высматривавшего свою добычу.

– Ты можешь поверить, что это не сон, Агнар? – Остромир обессилено опустился на песок.

– Да, удивительное чудо, – согласился северянин, – только нам нужно спешить. Бежим, пока ещё не поздно.

– Думаешь, Всеслав нарочно рассказал мне об убежище героя?

– Он мог. По крайней мере, это на него очень похоже.

– Даже если и так, то я ему благодарен…

– Это то самое? – Агнар остановил коня на вершине большого холма. Позади него ещё темнели редкие островки рощ, но впереди лежала равнина, плоская до самого горизонта, покрытая рыжим травяным морем.

– Да, будь всё проклято! Это именно оно! – весело крикнула Искра, выскочив на Угольке из-за его спины. – Мы вышли в степь!

– Не гони так! В первый раз после раны скачешь! – напутствовал её северянин, однако она не слушала, весело мчась через дикое поле, и за её конём оставался след примятых стеблей.

Река выкатилась на открытое пространство, по обоим берегам её до самого горизонта лежало рыжее полотно, и небо раскинулось над этой пустотой синим шатром. Итиль стал заметно шире, узкие зелёные полосы прибрежных деревьев и кустарника обрамляли его изысканными поясами, волны лениво накатывали на песок, и целые облака чаек кружились над водой. Для склавов эти земли были чужими, неприветливыми, непонятными, ибо они, привыкшие к лесам, чувствовали себя неуверенно в местах, где нельзя было встретить ни единого деревца. Впрочем, воины Ратислава, выросшие в походах, могли считать степи таким же домом для себя, как и белоградские равнины.