Наследник Атлантиды - Страница 3
Дело было вполне обычным. Исчез человек – коммерсант, довольно обеспеченный. Его дачка за городом, не единственная кстати, стоила больше, чем Серега Бурун получил бы за всю свою жизнь. Соседи наговорили всякого – мол, и люди подозрительные к потеряшке хаживали, и девиц наилегчайшего поведения здесь видывали не раз. А в ночь, когда господин Морозов исчез, кое-кто из соседей слышал гул, видели какие-то огни… ясное дело, никто не удосужился вылезти из теплой постели, дабы полюбопытствовать – что это там на соседском участке деется. Шумит господин Морозов – пусть его, ладно хоть стрельбу по банкам не устраивает. А то и такое бывало.
В общем, господин Морозов испарился… ворота заперты, обе машины в гараже, сигнализация включена и работает на славу. А хозяина в доме нет.
И тут Серегу переклинило. Версии посыпались из него одна за другой – и идея с пришествием летающей тарелки была среди них самой реалистичной. Он с пеной у рта доказывал, что гул и мигающие огни – это стопудово НЛО, тем более что накануне в газете как раз писали, что в Видном был замечен светящийся шар в небе. Он делал слепки странной формы отпечатков на ухоженном газоне. Он излазил с лупой всю территорию дачи… хотя дачей это место называлось по старой совковой привычке, скорее, дом заслуживал названия виллы или усадьбы. Так что поползать пришлось изрядно.
Все оказалось куда проще. Прилетел вертолет – маленькая четырехместная машина. Господина Морозова вежливо попросили проследовать в кабину, подкрепив просьбу оружием. Затем вывезли далеко за город, где коммерсанту предстояло участвовать в серьезных переговорах. Он не проявил необходимого благоразумия, не принял сделанного ему щедрого предложения… и в результате встреча закончилась купанием в небольшом лесном озере. Плавать господин Морозов вроде бы умел, но трудно плыть с тридцатидвухкилограммовой гирей, привязанной к ногам. Дело было раскрыто, исполнители найдены, заказчики, как обычно, отделались легким испугом…
А лейтенант Сергей Павлович Бурун приобрел вполне «говорящее» прозвище.
Он не обижался, даже в чем-то гордился. А окружающие – и коллеги, и начальники – считали его немного не от мира сего и, не мудрствуя лукаво, сваливали ему самые бесперспективные дела. Он регулярно имел свою долю взысканий за низкую – ниже, чем у других, – раскрываемость, но не особо переживал по этому поводу.
И вот теперь этот вызов к генералу… ох не к добру все это.
Получив разрешение сесть, он опустился на краешек кресла, мысленно прокручивая в голове свои неудачи последних месяцев. Ничего экстраординарного, такого, что заслуживало бы головомойки лично от Шагина.
Тем временем генерал молчал. Неспешно перебирал бумаги на столе, зачем-то надолго уставился в окно. Было совершенно очевидно, что предстоящий разговор для Шагина неприятен, и он тянет время. Атмосфера в кабинете становилась все тяжелее…
«Уволит на хрен», – мелькнула мысль, встреченная, на удивление, без паники.
Нет, увольняться капитан не хотел. Работа была интересной, да и привык он к ней за эти годы. Но против начальства не попрешь… С другой стороны, для столь простой процедуры… ну, может, не очень простой – все же не стоило вызывать какого-то там опера в начальственный кабинет. Можно было бы ограничиться беседой уровнем пониже…
Наконец, словно бы решившись, генерал извлек из маленького, стоящего возле стола сейфа тонкую папку и буквально метнул ее через стол по направлению к Буруну.
– Почитайте.
«Кляуза? – подумал Сергей. – Интересно, кому я мозоль отдавил…»
Простенькая папка, дрянной серый картон. Внутри – одинокий лист бумаги, неплохой – они в отделе пользовались более дешевой. И текст, что непривычно, отпечатан не на принтере – а ведь сейчас многие пользуются компьютером. Старые пишущие машинки ушли в безвестность…
Глаза быстро пробежали по строкам. Верменич Ярослав Борисович, родился… проживает… приметы… Сергей отметил, что приметы написаны весьма профессионально, тем непередаваемым милицейским жаргоном, который, с точки зрения нормального человека, ни в коей мере не характеризует внешность. Но опер с достаточным опытом и по этому скупому перечню способен построить картинку и узнать описанного человека. Даже в толпе. Даже в шапке.
Холост… проживает с матерью… род занятий… В двух последних фразах были впечатаны вопросительные знаки.
Далее шел ничем не примечательный текст. Своего рода характеристика, не слишком положительная, но было заметно, что человек, печатавший этот текст, старался быть объективным, хотя получилось это у него не очень хорошо. Глаза быстро пробежали лист до конца…
И остановились. Сергей снова прочитал последнюю фразу. Затем еще раз, и еще… Поднял на генерала непонимающие глаза.
– Это шутка?
Короткая фраза прозвучала резко, слишком резко, если учитывать, кому она была адресована. Но генерал и бровью не повел. Зато покачал головой…
– Не знаю. Не знаю, Сергей Павлович. Эта хм-м… бумага пришла ко мне от одного знакомого, давнего знакомого. Скажем, я ему многим обязан. Я хотел бы отправить это в корзину, но… не могу.
Генерал говорил медленно, с явным трудом подбирая слова. Сергей внимал, нет-нет да и возвращаясь взглядом к невозможной, неуместной здесь фразе.
– Я этому человеку… доверяю.
Судя по голосу, тут дело было не в доверии, а в чем-то большем, в каких-то обязательствах… но вряд ли генерал собирался посвящать капитана в такие тонкости.
– Короче, капитан, будете работать. Часть дел сдадите Седову, оставите себе пару-тройку самых… долгоиграющих. Если надо будет наружку подключать – не стесняйтесь, с прокуратурой я договорюсь. Ну и остальное… что сочтете нужным. Отчитываться будете лично мне. Вопросы есть?
– Машину надо, – пробормотал Сергей.
Почему-то именно эти слова вырвались в первую очередь. Не о глупости и несуразности этого задания вообще. О том, что узнай кто об этом – его сочтут полным идиотом. И в лучшем случае уволят с треском. А то и запрячут в дурку до конца дней. Но рефлексы сработали – если начальство дает важное поручение, значит, под это дело можно что-нибудь стребовать.
– Сержанта Юшкова откомандируют в ваше распоряжение. И еще… я прошу вас, Сергей Павлович, чтобы круг лиц, ознакомленных с этим м-м… документом, был предельно ограничен. Лучше всего, если знать о нем будете только вы и я. И тот, кто его написал.
– Я могу узнать, кто автор?
– Нет, – отрезал генерал. Может быть, слишком уж поспешно.
– Ясно. А Панарин?
Игнат Семенович Панарин был непосредственным шефом Сергея и, следовательно, просто обязан был быть в курсе всех дел своего подчиненного. Как это вязалось с требованием генерала – предельно ограничить круг посвященных в весь этот бред лиц, капитан представлял себе плохо. Тем более что бульварных книжек полковник Панарин не читал, в просмотре фильмов несерьезного направления замечен не был, желтой прессой не интересовался и вообще являл собой образец матерого ментовского волка… с непременно усталыми глазами, компьютерной памятью и бульдожьей хваткой. И с Панарина, кстати, сталось бы в ответ на эту бумагу послать генерала на три всему миру известные буквы. В том числе и в лицо.
– В детали я его не посвящал… но карт-бланш он вам даст. В общем, работайте, капитан. Быстрых результатов, разумеется, не жду… – Генерал вздохнул и махнул рукой. – Да и какие тут, к бесу, результаты. Но покопать надо, надо… вопросы?
Сергей замялся на мгновение, затем осторожно спросил:
– Почему это дело вы… доверяете именно мне?
Ответ последовал незамедлительно, по всей вероятности, будучи заготовленным заранее. Ответ для Буруна не слишком приятный, но по крайней мере достаточно честный. Генерал даже перешел на «ты», чего никогда не допускал в общении с подчиненными. То ли это был добрый знак, то ли нет – разобраться в таких тонкостях можно будет и позже.
– Ты неважный опер, капитан. Ты сам это знаешь, тут я тебе Америку не открыл. Но ты, наверное, единственный, кто сможет заняться этим делом… всерьез. Все остальные решат, что старик сбрендил… и правы будут, быть может. А ты молодой, незашоренный… и, в конце концов, не зря же тебе прозвище навесили? Вот и оправдаешь. Истина – она ведь где-то там, верно? Или где-то рядом, не помню этот дурацкий фильм. Ищи истину, капитан. Скажешь, что все это полнейший бред, – на том точку и поставим. Если все пшиком окажется – что ж, работенка как раз для Малдера, так? А если нет… там видно будет. Но чует мое сердце, чует – не все тут так просто. Тот, кто писал бумагу – он зря панику поднимать не станет, не тот человек.