Наследница Дестроера - Страница 55

Чиун ловко перепрыгнул через камни и устремился к Голландцу, не спуская глаз с его исполненной высокомерия фигуры, но не успел: вновь зазвучала музыка, и высоко в небе маленькая серебристая точка Венеры стала расти и расти, пока вершина горы не озарилась ослепительным светом.

Голландец торжествующе воздел кулаки.

— Сильнее всех!

Музыка зазвучала совсем нестерпимо, и под ногами его земля встала дыбом.

— Нет! — успел крикнуть Чиун, но было уже слишком поздно. Голландец провалился в разверзшийся кратер, и снизу донесся его прощальный вопль:

— Сильнее всех! Сильнее! Сильнее!

Вслед за ним стал падать и лежавший без движения Римо Уильямс. Когда обоих поглотила бездна, земля опять сомкнулась, и вокруг воцарилась могильная тишина. Смолкла и музыка.

Чиун бросился к тому месту, где только что была расщелина, и стал отчаянно рвать землю пальцами.

— Римо! Сын мой! — Он царапал ногтями землю, но она сомкнулась намертво.

Мастер Синанджу поник головой и долго сидел неподвижно. Потом он нацарапал на земле знак — разделенную надвое трапецию, символ Синанджу. Пусть им будет отмечено место последнего успокоения двух белых Мастеров Синанджу, на которых прервется династия.

С выражением покорности Мастер Синанджу поднялся, отряхнул землю со своего кимоно и тихонько прочел заупокойную молитву, затем повернулся, чтобы покинуть скалу Дьявола. Он вдруг обнаружил, что идти с пустыми руками еще тяжелее, чем нести на себе тело сына, ведь это означало оставить его здесь навеки.

Он вышел из крепости, и тут его остановил знакомый голос:

— Решил без меня уйти, папочка?

Чиун развернулся. От удивления морщины на его лице разгладились.

— Римо! — ахнул он. — Римо, сынок! Ты жив?

— Более или менее, — небрежно бросил тот. Лицо его было в поту и пыли, под мышкой он держал безжизненное тело в пурпурном шелке. Руки Перселла были связаны желтым кушаком.

— Но я видел, как вы оба провалились под землю!

— Это были не мы, — сказал Римо.

Он попробовал изобразить улыбку, но Чиун видел, что это дается ему с трудом. Мастер Синанджу подошел к Римо и пощупал его — сначала руку, потом лицо.

— Ты настоящий? Не жестокое видение, призванное усугубить мое горе?

— Настоящий!

— Но я видел, как этот негодяй тебя поборол!

Римо покачал головой.

— Ты видел то, что было у Голландца в воображении, что он хотел тебе внушить. Ты оказался прав, Чиун: он окончательно свихнулся. Помнишь тот момент, когда свет стал совсем нестерпим?

— Да.

— Вот тогда я его и сломил. И он это понял. Мне кажется, в тот момент он и спятил окончательно. Он понял, что не сможет победить. Мне это тоже было ясно. Он стоял на коленях — и вдруг обмяк. И тут же на его месте возник другой Голландец и другой я, и они стали биться. Когда я понял, что произошло, то отошел в сторону и так же, как ты, наблюдал.

— А бездна?

— Очередная игра воображения. Впрочем, в каком-то смысле ее можно считать реальной — это была бездна безумия, навсегда поглотившая Голландца. Единственное, что я сейчас твердо могу сказать: вот я, а вот — он.

— Он не умер? — удивился Чиун.

— Можно считать, что умер.

Римо положил Перселла на камень. Тот едва дышал, а в глазах еле-еле теплилась жизнь. Губы его шевельнулись.

— Он хочет что-то сказать, — заметил Чиун. Римо приник к кривящемуся рту Голландца.

— Я победил. Несмотря ни на что!

— Не дождешься! — сказал Римо.

Прежде чем в глазах его потух последний свет разума, Голландец резко выпрямился, как от разряда электрического тока.

— Теперь вам ни за что не спасти кандидатов в президенты! — И снова обмяк.

Чиун внимательно его осмотрел.

— Жив. Но судя по глазам, рассудок оставил его.

— Он больше не представляет для нас угрозы. Кажется, мне это удалось! Я остановил Голландца, а сам остался цел!

— Не будь таким хвастуном! Последнее слово еще может быть за ним.

— Если мы торопимся, — сказал Римо, сгребая Перселла, — не будем тратить зря время!

— Нет! — остановил его Чиун. — Вниз его понесу я. Я столько лет ждал искупления!

Они покинули скалу Дьявола, а высоко в безмятежном небе им светила ясным светом утренняя звезда.

Последние перед голосованием теледебаты двух претендентов транслировались в прямом эфире из студии на Манхэттене всеми без исключениями каналами. После того как ведущий представил кандидатов, вице-президент произнес вступительное слово, которое завершил уверением в том, что в случае его избрания все тайные операции американских спецслужб будут свернуты.

Губернатор Майкл Принсиппи начал свое выступление с того, что пообещал не оставить в федеральном бюджете ни одной закрытой статьи.

Посреди его речи все телевизионные экраны в Соединенных Штатах погасли.

Служба безопасности перекрыла на телестудии все входы и выходы. По периметру здания вместо обычных цементных блоков стояли бронированные лимузины — бампер к бамперу. Охрана была готова ко всему.

Ко всему, кроме поджарого белого мужчины и сухонького азиата, которые разом выскочили из подъехавшего такси, перемахнули через лимузины и, не спрашивая разрешения, промчались мимо охранников.

— Стоять! — раздалось им вслед вместе с предупредительными выстрелами.

— Нам некогда! — на ходу бросил белый, и они вдвоем скрылись за углом, на какую-то долю секунды опередив пули.

При входе в студию стояли двое других агентов безопасности, они отреагировали на вторжение молниеносно и ринулись на незнакомцев, однако немедленно были повергнуты в глубокий сон мимолетным движением ловких рук.

Римо Уильямс ворвался в студию. Три камеры перемешались взад-вперед, показывая кандидатов в президенты с разных ракурсов. В студии было некоторое количество зрителей — в основном тщательно отобранные представители прессы.

— Начнем с камер! — крикнул Римо. — Это не должно попасть на экраны!

— Конечно, — согласился Мастер Синанджу.

Они бросились каждый в свою сторону и быстро отключили питание. В режиссерской все пришли в оцепенение: экраны мониторов разом погасли.

— Опять вы! — От изумления вице-президент подскочил до потолка.

— Потом, потом! — торопливо буркнул Римо и с такой силой сдернул его со стула, что прикрепленный к лацкану пиджака микрофон отлетел.

— Что мы тут ищем? — спросил Чиун, проделав то же самое с губернатором Принсиппи.

— Понятия не имею! Бомбу. Да что угодно! — рявкнул Римо, отрывая стул от пола. — Здесь чисто.

Он отшвырнул стул в сторону.

— Бомбу?! — изумился режиссер.

Мгновенно в студии возникла паника. Все устремились к выходу, и людская волна отсекла охранников от дверей.

— Есть что-нибудь? — перекрывая шум голосов, спросил Римо.

— Нет! — прокричал в ответ Чиун, взламывая половицы подиума. Они разлетались в стороны с легкостью зубочисток.

Римо в отчаянии огляделся. Яркий свет софитов мешал ему смотреть. До него доносились испуганные голоса бросившихся к выходу людей и отчаянные приказания охранников, тщетно пытающихся расчистить себе путь. Все три камеры слепо смотрели на него, и вдруг одна двинулась вперед.

В первый миг у Римо мелькнула мысль, что бестолковый оператор, по-видимому, не понял, что питание отключено, но тут в камере что-то щелкнуло, и из-под объектива высунулась металлическая трубка.

— Автомат! — успел крикнуть Римо.

Мастер Синанджу рванулся к повергнутым в смятение кандидатам в президенты и повалил их на пол. Римо сделал сальто, увернулся от пуль тридцатого калибра и приземлился четко на ноги. Камера двинулась к трем вжавшимся в пол фигурам и нацелилась пониже.

Римо прыгнул. Времени для раздумий не было.

У него за спиной студийный занавес повис лохмотьями под градом пуль, которые летели все ниже и ниже.