Наследница - Страница 6
Игнат оставил на столе пустую алюминиевую миску и опять скорчился на кровати, опять сжал зубами изжеванный край одеяла, опять заскулил.
Он утратил счет времени, он даже приблизительно не представлял, какое сегодня число, какой день недели. Он корчился на скомканной грязной постели, и его рвал на куски небывалый по жестокости деп-рессняк. На какое-то время избавиться от этой пытки удавалось, лишь ненадолго забывшись… нет, не во сне, в полубреду-полудреме, из которого Игнат выходил, весь покрытый липким холодным потом. И плелся на кухню, где ему молча выплескивали в миску черпак пресной каши и бросали сверху пару кусков черствого черного хлеба. С того момента, как от него ушла Оксана, Игнат не услышал ни одного человеческого слова. Даже телевизор, и тот отказался включаться. Даже когда Игнат, на десятый день решив потихонечку возвращаться к жизни, проверил состояние счета на сотовом, он узнал, что сим-карта его заблокирована. Это оказалось пределом! Все рушится! Никто больше не воспринимает «могущественного» Игната всерьез.
Даже телефон!
Даже телевизор!
Даже машина! Когда Игнат собрался немного проветриться, прокатиться на «джипе», тот наотрез отказался заводиться.
Даже охрана! Когда Игнат, поняв, что на машине выехать с территории «Простоквашина» не получится, попытался выйти за ворота, привратники вдруг преградили ему дорогу и грубо, чуть ли не пинками загнали в дом:
– Сиди у себя, чмошник, и не высовывайся! Не мозоль нам глаза, не заставляй добавлять к твоим синякам свежие!
Ему даже не разрешили зайти в офис, чтобы воспользоваться телефоном и позвонить Светлане.
Впрочем, Светлана в тот вечер навестила Игната сама.
– Тьфу, как у тебя воняет, – брезгливо поморщилась она, только переступив порог. – Как в конюшне. Нет, даже хуже. Не успела войти к тебе, и меня уже тошнит. Что, доходяга, опускаешься все ниже и ниже?
– А что мне еще остается? – Игнат сел на кровати, подтянул себе на животик грязное одеяло. – Ты же сама загнала меня в угол, откуда нет выходов. Остается лишь умереть.
– Так умирай, – резко отрезала Светлана Петровна. – Сделай милость, избавь всех от своей вони.
Игнат печально шмыгнул носом.
Попробовала бы Светлана еще месяц назад вякнуть ему нечто подобное – нарвалась бы на такую отдачу! Но сейчас Игнат был не в том положении, чтобы огрызаться. И все из-за этой пакостной мрази – крысеныша! Взяла, да и испоганила, гадина, своему дяде всю жизнь! Эх, оказалась бы эта гадость каким-нибудь чудом хотя бы на десять минут в этой комнате, с каким удовольствием придушил бы ее собственными руками! Но, увы, подобных чудес не бывает.
– Света, прошу тебя, дай мне шанс, и я вычислю эту сволочь. Я ее изничтожу! Сотру в порошок…
– Ты?! – расхохоталась толстуха. – Вычислишь?! Сотрешь в порошок?! Да на что ты способен, ущербный?! Уже две недели, как девку по всему Питеру ищут бандиты Магистра. И никаких результатов. А тебе вот достаточно лишь захотеть, и вычислишь. Ха! Сотрешь в порошок. Да она придавит тебя одним пальцем!
– Так что же мне делать?
– Я же сказала тебе: подыхай. А нет, так хотя бы не высовывай нос из дома без нужды. До кухни за жратвой и обратно. Мне не надо, чтобы ты наворотил очередных глупостей.
– И сколько же мне находиться под домашним арестом?
– Пока я его не отменю. А отменю не раньше, чем уничтожу крысеныша. Не забывай, что именно из-за твоего дебилизма девка сейчас доставляет мне неприятности. О-гром-ны-е не-при-ят-но-сти! – отчеканила Светлана Петровна.
– А может быть, мне сейчас хотя бы на месяц лечь в Бехтеревку, поправить нервишки? – Уже два раза Игнат поправлял нервишки в Институте им. Бехтерева, и нельзя сказать, что ему там не понравилось.
– Нет, – отрубила толстуха, и Игнат решил больше к вопросу о Бехтеревке не возвращаться.
– Тогда хотя бы, – попросил он, абсолютно уверенный, что снова услышит жесткое «нет», – купи мне водки.
Но Светлана, к его удивлению, не стала возражать.
– Ладно. – Она тяжело потопала к выходу. – Скажу Оксане, чтобы принесла тебе спирта. Бухай. Подыхай. И еще раз повторяю: не выходи липший раз из дому.
Через четверть часа Оксана притащила Игнату литровую склянку медицинского спирта. Молча поставила ее на кухонный стол и удалилась. Игнат судорожно сглотнул и, почувствовав, как рот наполняется слюной, начал искать подходящую ёмкость, в которой можно было бы разбавить спирт. Семь с лишним лет воздержания закончились. Начинался запой. Одуряющий и жестокий. Из цепких когтей которого самому, без помощи родных или друзей, вырваться невозможно.
Но у Игната не осталось ни родных, ни друзей. Никого, кому бы он был хоть немного небезразличен.
Умирать ему было суждено одному.
Глава вторая
Я В ДОМУШНИЦЫ ПОЙДУ, ПУСТЬ МЕНЯ НАУЧАТ
24 сентября 1999 г. 11-45 – 12-40.
К удивлению и моему, и Олега, и Пляцидевского, Шикульский взорвав «ауди», пока этим и ограничился. Минула почти неделя, а я тихо-мирно сижу в безопасном коттедже в Ольгино, дожидаясь очередной пачки событий. К тому, что они никогда не распределяются равномерно по жизни, а подаются именно пачками, разделенными полосами затишья, я давно привыкла. Чем дольше продлится нынешнее затишье, тем выгоднее для меня. Шикульский теряет время, я его выигрываю. Ведь это лишь вопрос времени – перейду я или не перейду из категории наследницы Василия Богданова в категорию фактической владелицы контрольного пакета акций «Богатырской Силы». А до этого еще надо дожить. И перелопатить целую гору юридической рутины. Оформить права на наследство в одной инстанции… в другой… в третьей… в десятой… в сотой. Но прежде надо провести собрание акционеров. И организовать аудиторскую проверку концерна. Все это займет несколько месяцев. А пока Пляцидевский целые дни проводит в «Богатырской Силе» и «Пинкертоне», утрясая формальности. Что касается меня, то я закончила изучение прощального письма Богданова дочке. Прочитала файлы «4. Богатырская Сила» и «5. Что делать?» И, к своему разочарованию, не обнаружила там ничего для себя нового. Советы Богданова один к одному совпадали с тем, чтомне уже говорил Пляцидевский. А о загадочном электронном ключе не упоминалось вообще.
Лишь один раз за четыре последних дня я выбралась за пределы коттеджного участка, чтобы доехать до «Пинкертона» и лично передать Бакланову зип и «таблетку».
А заодно откровенно поговорить с Семеном Леонидовичем Крупцовым.
Крупцов рассказал мне, что он был самым близким и, пожалуй, единственным другом Богданова. Они вместе начинали службу в КГБ и на протяжении полутора десятков лет нога в ногу шагали по ухабистой и тернистой, проторенной еще Железным Феликсом и ведущей в светлое будущее дорожке стражей покоя и радетелей непорочности строителей коммунизма. Казалось, Семен и Василий были связаны некой невидимой нитью. Вместе зарабатывали благодарности и нагоняи, одновременно получали очередные звания и повышения по службе. Помимо Бондаренко, Крупцов был единственным, кому Василий доверял свои семейные тайны.
Семен был в курсе, что произошло четыре года назад, когда я подменила в «Крестах» дочь Богданова.
В том, что это была именно я, у него сейчас нет ни капли сомнений.
– Я особо не интересовался, как Андрею удалось вытащить тебя с зоны, когда он, чтобы присвоить наследство, снова решил использовать тебя вместо Ларисы, – улыбнулся Крупцов. – Вот только, как я погляжу, не получилось использовать. Не на ту напоролся, ты его переиграла всухую. Этот щенок никогда не был способен провернуть что-нибудь более или менее значительное. Его удел —мелочевка. Но если узнаю, что он хоть каким-то боком причастен к убийству Василия, мокрого места от него не оставлю! Мои люди сейчас ищут заказчика этого покушения, результатов пока не добились, но это лишь вопрос времени…