Наследница - Страница 10

– Тогда это когда?

– Примерно лет десять назад.

– Десять лет?! Целых десять лет вы знали о моем существовании?

– По-вашему, я должен был сразу же отправляться в Марсель, чтобы убить вас?

– Ну могли бы нанять киллера.

Он захохотал.

– Сестрица! Вы мне нравитесь все больше и больше!

– Рада за вас. – Я закрыла альбом и протянула ему. – Моей мамы здесь нет! Кстати, Моник – тоже.

– Не сравнивайте! – с раздражением воскликнул он и стал торопливо перебирать страницы. – Не может такого быть! Я хорошо ее помню. С левой стороны – папаша с мулаткой на пляже, а справа – паршивенькие такие моменташки с вашей матерью. Но очень хорошо видно родинку у ее губ. Такая славная родинка! Жалко, что вам не досталась. Фу ты черт! Здесь пусто! Но она была! Была!..

Рейно выглядел таким растерянным, как если бы вдруг оказался на Луне, и так яростно листал и тряс альбом, словно из этих листов картона могли посыпаться бриллианты.

– Либо это проделки вашей Моник, либо вы все придумали, – сказала я, надевая пиджак.

– Но родинка! У нее есть родинка?

– Есть. Но что это меняет?

Альбом с размаху плюхнулся на кровать.

– Это доказательство! – Рейно сиял. – Доказательство! Я действительно идиот!

– Как будет вежливее? Если я промочу или опровергну?

– Осторожнее! Шнурки! Не упадите! – Рейно очень вовремя поймал меня за локоть. – Вы чуть на них не наступили… – медленно закончил он, убирая свою руку гораздо позже, чем того требовала необходимость.

– Спасибо. – Я села на кровать и стала завязывать ботинки.

От короткого соприкосновения с Рейно бешено колотилось сердце. И еще за эти секунды я успела почувствовать его запах. И все это мне очень не нравилось, хотя запах я не могла бы назвать неприятным. Совсем напротив.

– Вы правы. Я идиот. Я потерял целых десять лет! И сейчас на вас были бы не уличные ботинки, а нормальные туфельки. И не этот костюмчик-унисекс, а нормальное вечернее…

– Десять не десять, – справившись с собой, перебила я, – но хотя бы вчера предупредить меня о приеме было можно.

– Но вы не захотели приехать даже на похороны!

– Я и сейчас не понимаю вашей бурной радости от появления особы, которая потенциально может оттяпать все ваше наследство.

– Там все поровну. Не волнуйтесь. Одного из нас не станет, все получает второй. Ну, вы готовы? Идем.

– А мне Сале сказал, что я единственная претендентка.

– Это я ему так велел. Так интереснее. Прошу. – Он распахнул дверь, и мы вышли из номера.

– На самом деле, – сказала я, – я даже жалею, что платье Моник оказалось мало. Не очень-то приятная перспектива выглядеть серой мышкой на фоне туалетов жен ваших сотрудников.

– Жен? – Он хохотнул, приостановился и посмотрел на меня. – Жены бывают только у наших клиентов. А из нас никто не видит в этом крайней необходимости.

– То есть… – Я смерила его взглядом с головы до ног. Карие глаза лучились весельем. – Значит, женщины никого из вас не волнуют? Ну или лишь в качестве сестер? – предположила я, потому что Рейно молча продолжал веселиться.

– Ха! И не только, – наконец-то ответил он. – Но если вы сами предпочитаете женщин, все отнесутся к этому с пониманием. Это личное дело человека, как цвет и качество туалетной бумаги.

– Вы все сравниваете с предметами гигиены?

Он фыркнул.

– Пожалуйста! Как порода собаки. Как сорт яблок, наконец. Не переживайте!

В столовую хозяйских апартаментов Рейно вел меня, как он выразился, задворками. После мрака моих английских покоев коридоры со стенами в пастельно-сливочных, с меленьким деревенским цветочком обоями, с уютно поскрипывающими лакированными дощатыми полами и лестницами из какого-то очень светлого дерева, которые задорно выглядывали по бокам мохнатой бежевой ковровой дорожки, деревянные столбики перил с наивной резьбой сразу заметно подняли мне настроение.

– Получится, конечно, не очень торжественно, – виновато сказал Рейно. – Но вы же знаете, что после приступа Вариабль прилег в гостиной, а наш врач, профессор Гидо…

– …Запретил ему вставать. Совершенно с вами согласна. Не стоит тревожить пожилого человека. Пусть отдыхает.

– Да вообще-то он спит. Гидо вколол ему хорошую дозу успокоительного.

– Тем более не нужно его беспокоить.

– Спасибо, – очень искренне произнес Рейно, и по голосу и выражению спаниельих глаз я убедилась, что он с не меньшей нежностью, чем «садовник» и повар, относится к дворецкому.

– Не за что. Он ведь такой милый.

– Да! Самый добрый человек на свете. Ужасно страшно его потерять… Хотя бы потому, что здесь без него все пойдет кувырком! – Он распахнул какую-то дверь. – Прошу. Проходите. Это бильярдная.

За бильярдной оказалась курительная комната с долей налета восточного стиля. Ее дальние двери были распахнуты, и я увидела компанию за столом.

Рейно ввел меня к собравшимся и торжественно провозгласил с камергерскими интонациями Вариабля:

– Кавалерственная дама де Ласмар!

При моем появлении мужчины поднялись из-за стола. Он был огромным, круглым и устроен на манер столов в суши-баре: с вращающимся диском посередине, который был уставлен невообразимым количеством блюд под уже знакомыми мне куполами-крышками с лошадкой наверху и разнообразными бутылками, графинами и кувшинами с разноцветными напитками. В середине, перемигиваясь с искорками подвесок изумительной хрустальной люстры, царила грандиозная серебряная ваза с натюрмортом из светящихся спелостью фруктов.

Холеные мужчины во фраках горделиво замерли. Три кресла между ними были пустыми. Над каминной полкой висел затейливый герб. Остальную плоскость этой стены занимала богатая коллекция оружия. Прочие стены украшали картины с лошадями. В хрупких стеклянных горках вместо посуды жили грубоватые кубки и статуэтки явно спортивного происхождения. Женщин, кроме меня, в комнате не было.

– Теперь вы – наша Прекрасная Дама, – заговорил Рейно; я видела его лицо в профиль – ни малейшего сарказма. – Наше братство считает честью служить вам. Мсье Сале, наш давний друг, доставивший вас к нам, полагаю, солидарен с братством.

Все мужчины строгим кивком подтвердили его слова.

– Но, как видите, – глядя уже на меня, продолжил Рейно, – у нас все очень демократично. Круглый стол, отсутствие слуг…

– В лучших рыцарских традициях? – иронично перебила я.

– Безусловно, – без тени юмора согласился он. – Никакого почетного места за столом, как видите, тут нет, поэтому предлагаю вам просто занять кресло вашего покойного отца, шевалье де Ласмара.

Рейно пафосно и с невозмутимым выражением лица, достойным Жишонги, подвел к столу «Прекрасную Даму». Отодвинул кресло. Галантно помог мне сесть, поместился по правую руку от меня, по левую – оказался господин лет сорока, благоухающий парфюмом чуть сильнее, чем принято, и дорогим трубочным табаком. Волнистые темные с эффектными серебристыми прядями волосы средней длины, усы и эспаньолка, по жилету струится толстенькая золотая часовая цепочка, вместо «бабочки» – причудливо завязанный шейный платок с булавкой, сияющей изумрудом под цвет его ярко-зеленых глаз, на пальцах поблескивают кольца.

– Позвольте представиться, миледи, – мурлыкающим баритоном заявил мой сосед: – Тома Глиссе. Управляющий. Ваш покорный слуга.

Я не успела глазом моргнуть, как неправдоподобный управляющий галантно поцеловал мою руку и с умильной улыбкой кота опустился в свое кресло. Остальные участники застолья по-прежнему были на ногах. Слева от Глиссе стоял пожилой благообразный толстяк, близкий по габаритами конюху Андре, но более рыхлый, а румяными чисто выбритыми щечками, прекрасной седой шевелюрой, выражением доброжелательности и очками напоминавший дворецкого Вариабля. Однако небольшие серые глазки за бликующими стеклами этих очков существовали сами по себе и штудировали меня, как две сканирующие видеокамеры. Мои глаза на миг столкнулись с его рентгенами. Но я уже была готова засомневаться – из серых глазок тек бурный поток учтивости.