Наследие христа. что не вошло в евангелие - Страница 27

Замечательно полное методологическое соответствие этого протестантского тезиса одному из основных постулатов собственно православного фундаментализма: эпоха Вселенских Соборов и догматического, богословского и канонического твор чества Церкви остались позади, завершившись Седьмым Вселенским Собором. Если восьмой со бор и будет — то это будет собор антихриста…[169]Вот и в протестантизме также предполагается, что в какой-то исторический момент Церковь вдруг по теряла дар различения духов и дар формулирова ния истины и "смирилась" перед однажды и окон чательно кодифицированной ею истиной. И толь ко естественно, что любая попытка замкнуть живое Предание в прошлом (апостольском или святооте ческом) оборачивается историческим нигилизмом и нарочитой апокалиптикой. Самые "буквалистские" протестантские секты охотнее всего предсказывают скорый Конец. Оторвавшись от Предания, они не чувствуют истории и желают выбежать за нее. По их мнению, история принесла христиан ству лишь языческие искажения, лишь метания между римским папоцезаризмом и византийским цезарепапизмом. А значит так естественно желать конца этого "диаволова водевиля"…

Кульман говорит: "Определить канон — это зна чит сказать: мы отныне отказываемся рассматри вать как норму другие предания, не зафиксированные письменно апостолами"[170] Однако мы не видим ничего подобного в церковной литературе эпохи "фиксации канона". Мы, напротив, видели, что св. Василий знает и иные, литургические апос тольские предания, отнюдь не зафиксированные в Новозаветном кодексе. Кульман постулирует иден тичность Апостольского Предания и Апостольских Писаний. Он отождествляет высшее нормативное изложение веры с единственным ее изложением. О том, что существовали и иные нормы веры, нам часто напоминает св. Василий Великий: будем ве ровать так, как мы крещены; правило молитвы да будет правилом веры. Наша молитва обращена к Троице — Отцу, Сыну и Святому Духу — так и признаем как апостольскую веру Их единосущность и равнобожественность.

Хорошо, Церковь установила Писание как пра вило веры для себя. Но разве означает это, что после этого Церковь необходимо должна потерять свой голос? Разве издание учебника русской граммати ки налагает вето на появление стихов Пушкина или романов Достоевского? Нельзя противоречить ка нону. Но нельзя противоречить и правилам рус ского языка. Делает ли установление правил речи излишним последующее развитие литературы? Разве признание посланий Павла Богодухновен ными заставляет пренебрежительно отнестись к "Исповеди" Августина?

Верно, вера, изложенная в Писании, норматив- на. Канон Нового Завета закрыт.

Во-первых, потому, что это не рассказ о вневре менном бытии Бога, а рассказ об историческом событии. О Боге, о Его воле и Промысле мы можем узнать и из иных источников, из новых проявле ний. Но о том, что было в Палестине, мы не смо жем узнать ничего большего.

Во-вторых, Писание занимает совершенно уни кальное положение в Церкви для того, чтобы не дать подменить замысел Бога человеческими пре даниями, которые действительно могут быть вполне богоборческими в случаях, когда люди, которые выпали из Предания, все равно считают себя хрис тианами.

В-третьих, уникальность авторитета Писания подчеркивает трансцендентность Бога: Его откро вение не может быть до конца утилизировано ве рующими, и даже Церковь не может изменить веру апостолов в зависимости от того, что кажется по лезным в сию минуту. Церковь должна служить Евангелию, а не иначе. Каким счастьем для нас было то, что наши богословы не были свободны от послушания авторитету Евангелия, и потому в со ветскую эпоху, несмотря на все пожелания совет ской власти, не могли провозгласить полное тож дество диамата и христианства! Евангелие так и не было переписано в свете руководящих указаний "самого передового учения". В этом и был смысл послания Соловецких епископов 1928 года: мы лояльны Соввласти в области политики, но мы не властны переменить Евангелие и не можем закры вать глаза на то, что религиозные вопросы мы ре шаем совершенно иначе, чем это рекомендует де лать государственная власть. В буддизме нет обще известных и общеобязательных священных книг, и потому под руками Рерихов он спокойно пре вратился в материализм и в экспортно-азиатский вариант ленинизма[171].

Но Церковь, некогда защитившая свое Писа ние, затем сама охраняется Писанием, как и всей своей Традицией.

Впрочем, упоминание о Рерихах позволяет понять и еще важнейшее дело исторической послеапостольской Церкви. Как и в случае с историей канона — это дело, плоды которого протестанты используют, но используют анонимно, как что-то самоочевидное, не имеющее отношение к духов ному подвигу вполне определенных людей. Как и в случае с историей канона, и здесь протестанты не исполняют завет ап. Павла: "Поминайте наставников ваших" (Евр. 13, 7).

Дело в том, что мало было опознать апостоль ские книги. Им нужно было еще дать апостоль ское толкование. Гностики ведь тоже принимали многие книги канона. Но при этом давали им та кие произвольные толкования, что получалось не что вполне противоположное христианству Кафо лической Церкви. Так и сегодня книжный рынок наводнен "новыми прочтениями" Библии: от Све денберга и Беме до Блаватской, Штейнера и их эпигонов. Нетрудно заметить, что на множество людей эти якобы ученые толкования действуют как взгляд удава на кролика: жонглирование цитата ми, аллегорическое толкование, параллели с язы ческими системами, подчеркнутая "духовность" и "терпимость"…

Так было и в первые века христианства. Гнос тицизм был ближе к язычеству и потому понятнее. Великая трехвековая борьба с ним началась еще в апостольские времена. Первые талантливые систе матизаторы появились прежде у гностиков (Васи лид, Маркион), и лишь поколением позже — у Церкви (св. Ириней Лионский). Государственная власть преследовала христиан, но не трогала гностиков, которые считали просто глупым умирать из за нескольких слов и жестов. Их книги были под писаны именами более громкими, чем имена авторов канонических книг: "У вас в общине читают Евангелие от Марка? Да ведь Марк не из числа двенадцати апостолов, он всего лишь ученик Петра. А вот к нам недавно завезли Евангелие от самого Петра!".

И в этих условиях Церковь смогла дать целост ное, убедительное, последовательно антигностичес кое толкование канонических библейских книг. С этим ее толкованием и поныне согласны протес танты. То учение о Боге, о Творце, о Господе Вет хого Завета, о Спасителе, о Христе, об Иисусе, которое тогда отстояла Церковь, нынешние про тестанты считают самоочевидным. А ведь и древ няя, и новейшая история показывают, что это от нюдь не самоочевидно.

То, что протестантские учебники богословия употребляют термин Троица (отсутствующий в Библии и впервые введенный во втором столетии св. Феофилом Антиохийским), то, что они не противопоставляют злого Бога Ветхого Завета доброму Спасителю Нового Завета, то, что они в новозаветном выражении "и во веки веков" не видят указания на множество "райских планет" и космических миров, — это все усвоение протестантами тех плодов, что выработало богословское предание древней Церкви.

Именно богословское предание в полемике с гностиками установило, как нельзя толковать Пи сание. И это богословски-запретительное Предание Церкви хранят до сих пор даже протестанты, чье понимание Евангелия отнюдь не является гнос тическим и теософским. То, что при толковании Писания отвергали св. Ириной и св. Афанасий, отвергают и они. Те из них, кто пошли путем пос ледовательного протестантизма, отвергая автори тет исторической Церкви и вместе с ним библей ский канон и антиоккультное толкование Библии, стали — мормонами.

Значит, историческая послеапостольская Церковь сохранила не только апостольские тексты, но и апостольское их истолкование. Это обстоятель ство достойно того, чтобы из него делать выводы.