Наследие Арконы - Страница 15
С благословения Рима и владыки Священной Империи велся откровенный грабеж полабов, шла кровавая экспансия рыцарей на земли славянских да балтских «варваров». Где не помогало божье Слово – в дело вступал меч. Так цивилизация уничтожала культуру.
Славянам, которые продолжали оставаться в земле вагров, полабов, бодричей и хижан было велено, чтобы они платили поборы епископам, с плуга по три корца ржи, да и по двенадцать денаров местной монеты. «И увеличились десятины в земле славянской, потому что стеклись сюда из своих земель тевтонцы, чтобы населить землю эту, просторную, богатую хлебом, удобную по обилию пастбищ, изобилующую рыбой и мясом и всеми благами,» – рассказывал современник.
После смерти доброго князя Никлота не осталось у славян вождей языческих. Когда престарелому Никлоту германцы отрубили голову, сыновья его посадили родичей на корабли и ушли к священному острову. Там приняли их руги.
Но разве усидишь, коли стонет земля под копытом коня вражеского – не послушались княжичи мудрых волхвов Арконских, захотелось им добыть вражьей крови, отомстить за родителя.
Заручившись поддержкой хижан, ринулись братья на родовую землю. Старший – Прибислав – рыскал по лесам и дорогам. Путь младшего – Вартислава – был прямее, и он сам попал в засаду, так его настигла стрела…
Прознав о пленении брата, ворвался Прибислав в земли Велеградские, а ныне Мекленбургом они зовутся. Подступил князь к тевтонской крепости и сказал врагам:
«Великое насилие, о мужи, причинено как мне, так и моему народу, ибо мы изгнаны из земли, где родились, и лишены наследства отцов наших. Вы увеличили эту обиду, ибо вторглись в пределы нашей страны и овладели городами и деревнями, которые должны принадлежать нам по праву наследования. И вот, мы предлагаем вам на выбор жизнь или смерть. Если вы откроете нам крепость и вернете принадлежащую нам землю, мы выведем вас мирно с женами и детьми вашими и всем имуществом. Если кто-нибудь из славян что-либо отберет у вас из того, что вам принадлежит, я возвращу вдвойне. Если вы не захотите уйти и, напротив, будете этот город упорно защищать, клянусь вам, что если будет к нам милостивы Боги и победа будет нам благоприятствовать, я всех вас перебью острием меча».
В ответ на эти слова, как сообщил летописец, германцы начали посылать стрелы и наносить раны. В жаркой битве вторглись славяне крепость. Ни одного человека не оставил Прибислав из этих пришельцев; жен же их и детей увели славяне в плен, а замок сожгли… Но более удача не улыбалась Сварожьим внукам.
И наступил год 1168 по Рождестве Христову. И аукнулось ругам им радение за дело славянское. Решено извести оплот варваров, град язычников и пиратов, прибалтийскую Тортугу. Кто решил? Кабы знать, где упадешь – подстелил бы перину.
Шли супротив островитян не просто даны и тевтоны. Свои шли – вчерашние братья и други! Поморяне шли с Казимиром да Богуславом, и бодричи тоже предали. Склонили голову они пред герцогами и золотом Империи, и приказано им было оказывать королю Дании поддержку, когда бы он ни простер руку свою для покорения чужеземных народов. Так и стали славяне немцами, то есть немыми. И предали веру предков, и глухи стали они к зову Сварожича.
– Может, не стоит? – засомневался Ингвар, когда Инегельд уже запалил трут и поднес его к собранному еще днем сушняку, нынче-то моросил дождичек.
– А чего опасаться? Мы пока что на своей земле. Пусть, они нас боятся! – возразил Ратич.
Сев согласно кивнул.
– Неплохо сказано, юноша! – это были первые слова из уст Златогора. Старый скальд подсел к огню и протянул навстречу пламени свои длинные и тонкие пальцы.
– Все-таки предосторожность не бывает лишней! – молвил Инегельд, – У меня есть средство от непрошеных гостей, но с первыми лучами солнца мое колдовство улетучится и не сможет нас охранить.
– Так мы и встанем с первым лучом. Морось скоро пройдет. Давай, ворожи!
Светлана не вмешивалась в спор мужчин. Им виднее. Не женское это дело – думать о последствиях каждого шага. Девушку ведет по жизни сердце. Не понять даже самому великому мудрецу и чародею мотивы ее поступков.
– Хвала Богам за то, что тепло и сытно! Отведайте пищу странников, добры молодцы, и не держите обиду, если скромен этот стол! – пригласила Светлана попутчиков, разложив на скатерке нехитрый ужин.
– Мы тоже не лыком шиты! Ингвар, доставай! Вкусите, что Девана [37] послала! – скомандовал Сев.
Пока Ингвар и Ратич опустошали свои мешки, Инегельд оградил себя и спутников магической окружностью, внутри которой начертал странные, светящиеся зеленоватым тусклым светом руны:
– Ну вот, – похвалился он, вытирая ладони, – теперь и мышь не проскочит!
– А вкруг города не мог бы? – усмехнулся Ингвар, поглядывая на черту.
– Чем короче линия, тем прочнее… – уклончиво ответил скальд.
Конечно, походный стол не для привередливых, но таких здесь и не было. Нешуточный аппетит у молодых ругов. Если Светлана и старик удовольствовались ячменными лепешками с медом и орехами, Ингвар жадно поедал куски копченой оленины, что приготовила напоследок Любава, щедро сдабривая их солью к немалому удивлению братьев. Последние, впрочем, не отставали от него. Инегельд к звериному мясу не притронулся, объясняя это отнюдь не желанием обидеть ругов, а данным однажды обетом.
– Странные у вас клятвы… – молвил Сев, поддел ломоть острой палочкой, принялся дожаривать, время от времени поворачивая, чтоб не подгорело, – Ну, а скажем, рыба там, или птица?
– Рыба – мясо холодное, для костей полезное. Рыбу можно, а птицу тоже не трону, – ничуть не смущаясь ответил Инегельд, – ты – воин, но это не мой путь, мне много есть нельзя. Особенно на ночь.
– Гляди, ученый! А почему у тебя, ученый, спина бугристая мышцами? Уж, наверное, не от сидений при свече!
Но Инегельд остался спокоен, как полоз. Двумя палочками он что-то доставал из небольшого кувшинчика и отправлял это в рот, где тщательно пережевывал. Видя недоумение ругов, он протянул Ингвару второй такой же сосуд и знаком предложил попробовать. Парень исчертыхался, пока, наконец, не ухватил в глубине кувшина скользкое нечто.
– Смелее, Ингвар! Ведь, не змею же он тебе предлагает! – пошутил Сев.
– А как ты догадался, Всевлад? – спросила Светлана, когда проглоченный кусок уже спускался по Игореву пищеводу…
Все засмеялись, глядя на кислую физиономию сотрапезника. Даже Златогор улыбнулся.
– Пусть меня распнут посреди Рима, если это не вкусно! – невозмутимо продолжил Инегельд.
Дерево, облизанное пламенем, невесело потрескивало. То здесь, то там меж сучьев резвились, шипя, юркие алые огневушки.
– А что, дедушка! Есть ли какие диковинки за морем? Люди вы бывалые, всюду хаживали, все знаете. Расскажите нам, больно интересно! – попросил Ратич Златогора.
– Знаю я, чем удивить, ведаю, чем потешить. Ну-ка… дай мою суму, молодец! – старик бережно развернул рогожу.
Что за чудо! На ней оказалось изображение самого настоящего шахматного поля. Только клеток поменьше обычного. Шесть на шесть. В каждой клетке – руна, а то и две, таинственные письмена по краям. «Шахматы?» – изумился Игорь.
– Это таврели! – поправил его Ингвар.
– Не таврели, и не свейский мерилз! То будет игра самого Велеса, – ответил Златогор, извлекая из мешочка фигурки.
Маленькие башенки тут же пошли по рукам. «Где я их уже видел?» – подумал Игорь. Но когда древний скальд с щелчком поставил одну «шашку» на другую, и они превратились в резной столбик – тут парень словно прозрел. Ну, конечно же! Как он мог позабыть те многоярусные языческие идолы у Власова терема!
А Златогор тем временем раскрыл ладонь и показал присутствующим игральную кость, одну, вторую, третью… Всего оказалось пять. Впрочем, это только слово «кости», на самом деле они мало походили на известные Игорю кубики. Первый многогранник содержал рисунки и символы, в которых очертания странных шахматных фигур, причем одна из сторон игральной кости пустовала. На втором проступали знаки, соответствующие рунам с игрового поля по горизонтали. Третий имел на гранях руны вертикали. Оставшиеся два Златогор поспешно сунул обратно в сумку, единственное, что Игорь успел разглядеть – четвертая кость была разноцветной.