Наши будни - Страница 34

Петр Григоренко. Февраль 1977 г.

ПОСЛЕ ПОСЛЕСЛОВИЯ

Когда "Наши будни" были уже написаны, в "антидиссидентскую" кампанию включилась правительственная "Известия". Она опубликовала корреспонденцию В. Апарина и М. Михайлова "Контора г-на Шиманского" (24 февраля 1977 г.) и "Открытое письмо" С.Л. Липавского с послесловием к нему Д. Морева и А. Ярилова (5 марта 1977 г.) .

Эти две публикации являются дополнительной иллюстрацией того, как обрабатывается общественное мнение, для того чтобы оно приняло и одобрило любые приговоры людям, которых судят лишь за то, что они отстаивают права человека.

Чем же новым просветили нас "Известия"? В первой из названных публикаций берется группа советских эмигрантов и утверждается, что все они агенты ЦРУ. Доказательств, разумеется, никаких. Но поскольку написанное иллюстрировано фотокопиями каких-то иностранных документов, то создается впечатление достоверности, и в мозгу неинформированного советского читателя может легко застрять формула: "советский эмигрант - агент ЦРУ". К этой формуле несложно перебросить логический мостик: эмигрант - бывший диссидент, а, значит, еще не эмигрировавшие диссиденты тоже агенты ЦРУ, но только выполняющие задания американской разведки на территории СССР.

Этот мостик не нами придуман - его построила "Правда" в редакционной статье, которую мы рассматривали в главке "И это правда?" Строят сей мостик и "Известия" в своей второй публикации.

С. Липавский утверждает, что все его уехавшие на Запад друзья были агентами ЦРУ здесь - в СССР. Доказательствами себя он тоже не утруждает. Более того, его утверждения совершенно недоказуемы, т. к. он ссылается только на людей, находящихся вне пределов Советского Союза, а "шпионский реквизит", демонстрируемый на помещаемых в газете фото, за версту пахнет фальшивкой. И содержание приводимых документов, и описание "тайников" со средствами упаковки почты настолько наивны, настолько пахнут "детективами" сталинской эпохи, что стыдно становится за то ЦРУ, которое их придумало. Ну, скажите, какой шпион станет писать другому те указания, которые можно дать устно? А кто станет писать такие "инструктивные указания" - "делать, как и в прошлый раз"? А кто выбирает такой тайник, подступы к которому просматриваются со всех сторон на всю прямую дальность видения, а оставленный в нем материал может быть легко обнаружен случайным прохожим (проезжим) ?

Но это все ЦРУ. Ничего не поделаешь, если оно такое глупое. Но ведь наши разведка и контрразведка, они-то не дураки! Так как же они допустили, что ЦРУ везде пролезает, все вынюхивает. При этом везде оставляет следы. Действует чуть ли не в открытую. Даже общественное движение из шпионов создало (диссиденты). А наша контрразведка только глазами бессмысленно поводит, да ушами хлопает. Если бы не саморазоблачившийся С. Липавский, так и до сегодня бы ничего не знали. Да, Липавский?! Постойте!!! А как же так получилось, что саморазоблачение пошло прямо в печать? Ведь это же азбука разведки - провести игру на разоблаченном, а тем более саморазоблачившемся шпионе и раскрыть вражескую шпионскую сеть. Но наше "доблестное" КГБ и тут проморгало. И естественно, что в таких условиях С. Липавскому ничего не оставалось, как взять его задачи на себя. Он заявляет, что приложит "все свои силы в разоблачении враждебной деятельности отщепенцев и изменников Родины, которые продались ЦРУ".

Вот спасибо! Вот спасибочко! И что бы делал без вас, С. Липавский, наш народ при столь небдительном КГБ?!

И вот такую абракадабру несет правительственный орган. И все только для того, чтоб наш народ поверил в то, что участники правозащитного движения - агенты ЦРУ и международных антисоветских центров, что их деятельность направлена на подрыв существующего строя.

Ну что ж, если наши требования соблюдать советские и международные законы подрывают строй, то я за такой его подрыв.

"Разоблачения" С. Липавского имеют еще и частную цель: оклеветать еще двух членов Группы содействия выполнению Хельсинкских соглашений Владимира Слепака и Анатолия Щаранского. Последний в письме С. Липавского прямо назван агентом ЦРУ. И хотя оба эти заявления абсолютно безосновательны, меня они очень взволновали. Я почувствовал, что, по крайней мере в отношении А. Щаранского, готовится арест. Я прервал свой предоперационный отдых и к вечеру 8 марта был в Москве. 9-го разыскал по телефону Щаранского. Он был у Владимира Слепака. Предложил встретиться. Анатолий дал согласие прийти ко мне, но при этом добавил: "Если вас, конечно, не смущает мой "хвост". Он у меня сейчас очень большой". Я ответил в том смысле, что к "хвостам" привык, даже к собственным. Договорились о времени встречи.

Чувствую, время приближается. Подхожу к окну и смотрю на дорожку, ведущую к моему подъезду. Вскоре на ней показалась плотная группа людей. Среди них глаз сразу выделяет А. Щаранского и В. Слепака. Иду и открываю дверь на лестничную клетку. Люди приближаются. Подходя к двери, Анатолий шутит: "Петр Григорьевич! Здесь сопровождающие двух категорий - мои и чужие. Моих впускать, остальных не надо!" И он, пропустив в дверь Владимира Слепака и Захара Тэскера, вошел и захлопнул дверь. Перед дверью остались двое.

- А где же вы третьего потеряли, - спросил я. - На улице вас, вроде бы, шестеро было.

- Нет! - возразил Толя, - нас было семь, не считая тех, что в двух машинах остались. Те двое, что шли с нами, и те, что в машинах, ведут теперь наружное наблюдение за домом.

Просидели мы часа два. Шла обычная дружеская беседа, но меня не оставляло чувство тихой тоски. Такое чувство, какое бывает, когда прощаешься с дорогим человеком и не знаешь, придется ли встретиться когда-нибудь. Угроза ареста Анатолия Щаранского, мой солидный возраст и далеко не блестящее здоровье наводят на мысль, что наша сегодняшняя встреча может оказаться последней в нашей жизни. Расходиться никому не хотелось, но... И вот, я снова открываю дверь на лестничную клетку. Те двое по-прежнему перед дверью.

Я смотрю, как выходят, быть может, последний раз в жизни на моих глазах дорогие мне люди. И сердце мое заполняет, рядом с болью, отвращение и гнев. Те двое нагло смотрят на моих друзей, стоя у них на пути так, что приходится проходить буквально впритирку. И как только мои друзья проходят, те "лбы" пристраиваются за ними вплотную. Дрожа от сдерживаемого гнева, закрываю дверь и снова иду к окну. Вижу, какой-то тип помчался по дорожке на улицу Льва Толстого. Вскоре из подъезда выходят мои друзья. Сопровождающих с ними уже трое. Плотной группой шестеро движутся тоже к улице Льва Толстого.