Наша восемнадцатая осень - Страница 11
Мы купались истово, не вылезая из воды по нескольку часов, купались до тех пор, пока губы не становились фиолетовыми, и пока в груди что-то не начинало судорожно стягиваться. Тогда мы бросались на горячую гальку на берегу и поджаривались на солнце до тех пор, пока в глазах не начинали плыть золотые круги, и все вокруг не становилось похожим на выцветшую фотографию, А потом снова в воду и снова на солнце, и так до самых сумерек. В ушах глухо шумело и ноги подрагивали, когда мы расходились по домам.
Нырять в озеро можно было прямо с дамбы – около нее находилось самое глубокое место. Но мы предпочитали берег, где росли плакучие ивы, купавшие свои ветви в мутной воде. Надо сказать, что вода в треке никогда не была прозрачной; мелкая наша речушка несла в него ил и песок с гор. Время от времени воду из трека спускали через шлюз в дамбе и углубляли дно. Одна из старых покосившихся ив служила нам вышкой. На ее стволе были очень удобные развилки, с которых мы прыгали. Самая высокая развилка находилась метрах в пяти над водой. Один только Вася Строганов решался прыгать с этой развилки.
В тот день мы поспорили, кто прыгнет дальше от берега. Прыгать можно было откуда угодно – или с травяного откоса, или с ивы. Конечно, все мы прыгали с дерева, И конечно, как всегда, рекорд побил Вася, Он взобрался на свою излюбленную развилку, оттолкнулся ногами от сильно спружинившей ветви и, описав длинную дугу, почти без брызг винтом вошел в воду. Широкий круг с кипящим горбом посредине разошелся от места его погружения, а за кругом появилась дорожка из пузырьков, показывая путь Васи под водой,
И вот он уже отфыркивается и плывет к берегу.
– Метров шесть будет, – сказал Миша Усков, – Высший класс.
– Ты думаешь? – презрительно сощурился Витя Монастырский.
– А ты сможешь так?
– Прыгну на десять! – занесся Монастырь, – Посмотрим!
– Тогда смотри лучше! И Витя полез на иву.
Не на то место, откуда совершил свой коронный прыжок Вася, а еще выше, туда, где была четвертая, самая тонкая развилка, на которую мы раньше не обращали внимания, Он укрепился на ней, выпрямился, уцепившись руками за вихлявистые, непрочные ветви, и начал раскачиваться. Сделав три или четыре широких размаха, он оттолкнулся от развилки с такой силой, что все дерево вздрогнуло до корней, оттолкнулся и полетел,
Он летел, вытянув вперед руки, плотно сомкнув ноги, похожий на пущенное из катапульты копье. Отсюда, снизу, я сразу увидел, что рекорд Васи скончался, просуществовав всего несколько минут. Но вместо радости почему-то возникло неприятное чувство непоправимости происходящего. Ведь до этого Виктор никогда не прыгал даже с третьей развилки, Здесь дело было даже не в трусости – мы ничего не боялись, – а в отсутствии тренировки. В конце концов мы добрались бы и до этой высоты, но сейчас…
Витя врезался в воду метрах в девяти от нас, взметнув огромный фонтан брызг, и когда улеглись волны, мы начали гадать, где он вынырнет,
– К середине тянет. На дальность, – сказал Вова Никонов.
Действительно, было похоже на то, что Виктор решил побить заодно и рекорд дальности заплыва под водой.
– Молодец! – сказал Вася с искренним восхищением,- Я бы оттуда не прыгнул.
Прошло больше минуты, а Витя все не показывался.
– Ребята, а может быть, он того… с концами? – предположил Миша Усков.
Мы захохотали в ответ, Мы знали, что Виктор плавает не хуже самого Васи.
Прошло еще около минуты, и мы заволновались по-настоящему. Ни один человек не мог продержаться под водой столько времени.
– Надо посмотреть, – сказал Вася и, разбежавшись по откосу, бросился в озеро. Следом за ним прыгнули в воду мы.
Мы плавали кругами у того места, где погрузился Виктор, один за другим, ныряли в глубину, но вода была такая мутная, что в ней не разглядеть было даже вытянутой руки.
– Вот негодяй, – отплевываясь, сказал Вова Никонов. – А может быть, он уже… на том берегу… Сидит в кустах, смотрит на нас… и хохочет.
Мы повернули к берегу, и тут Миша Усков натолкнулся на что-то и закричал:
– Вот он, ребята!
…Виктор выписался из больницы через месяц, перед самым концом каникул. Два красных шрама косым крестом лежали на его лбу. Оказывается, он врезался головой в камни на дне, в булыжники, о существовании которых мы даже не подозревали, и сразу же потерял сознание. Если бы не Миша Усков, через несколько секунд все было бы кончено…
Второй случай произошел на всевобуче, на полигоне, где мы осваивали штыковой бой, перебежки и переползания.
Военрук только что объяснил нам устройство гранаты РГД-33. Теперь мы должны были посмотреть, как действует настоящая боевая граната.
– В ближнем бою РГД применяется без осколочной рубашки, – сказал военрук и снял с корпуса гранаты цилиндрический чехол, насеченный мелкими ромбами. – А теперь внимание! Поворотом рукоятки влево я ставлю гранату на боевой взвод. Вот в этом окошечке появляется красный сигнал. Граната готова к бою. Вы можете спустить ударник, разбивающий капсюль, или быстро оттянув и опустив назад рукоятку, или сильно тряхнув гранату во время замаха. Хорошо натренированная рука чувствует щелчок ударника по капсюлю. В этот момент нужно бросать, потому что через четыре с половиной секунды – взрыв. Отойдите назад. Смотрите.
Военрук отбросил оборонительный чехол в сторону, свернул рукоятку влево и, подняв РГД на уровень лица, показал нам красную метку, появившуюся в окошечке рукоятки. Потом, сделав быстрый шаг вперед, он широко замахнулся и швырнул гранату в учебный окопчик, защищенный невысоким бруствером.
Взрыв показался нам каким-то неестественным, бутафорским. В окопчике глухо треснуло, над бруствером поднялся невысокий султан из песка и рыжеватого дыма, и все мгновенно рассеялось,
В кино это выглядело куда эффектнее. Там гранаты взрывались, как артиллерийские снаряды, поднимая чудовищные столбы земли и пыли, и грохот был, как горный обвал. А здесь настоящая боевая – и один только пшик…
– Это все? – спросил Лева Перелыгин, саркастически улыбаясь. – Несолидно как-то…
– А ты чего ждал? – обернулся к нему военрук. – Без оборонительного чехла она может поразить живую силу противника на расстоянии десяти – пятнадцати метров. Ну а с оборонительным действует метров на сто. То есть осколки на этом расстоянии сохраняют убойную силу, Он вынул из подсумка еще одну гранату и капсюль-детонатор, похожий на длинный медный наконечник для карандаша, и посмотрел на нас.
– Кто смелый? Кто хочет попробовать?
На мгновенье мы растерялись. Мы просто не поверили в такую возможность, Нам показалось, что военрук шутит, Ведь даже винтовки, с которыми мы занимались, были с высверленными патронниками и со срезанными бойками. Только на стрельбы нам давали нормальное оружие, А тут предлагают бросить настоящую боевую гранату!
И пока ты сообразили, что это не шутка, к гранате протянулась рука,
– Давайте! – сказал Витя Монастырский.
Точно по инструкции он вставил капсюль в гнездо корпуса, свернул рукоятку влево, потом дернул ее на себя и взглянул на военрука, точно ища у него одобрения,
– Рубашку! Рубашку забыл! – крикнул кто-то.
– Руб… – начал было военрук и замер, завороженно глядя на гранату, которую спокойно держал в руке Витя, Потом вдруг бросился вперед, схватил Монастыря за плечи и попытался притянуть его к себе. Ничего не понимающий Монастырь отшатнулся от военрука, и в глазах у него вспыхнуло недоумение.
– Бросай! Бросай, тебе говорят!… Взрыв!! – вскрикнул военрук, отскакивая в сторону, и тут до Вити наконец дошло. Он сделал короткий судорожный замах и бросил РГД в сторону окопчика.
Граната, кувыркаясь, взлетела вверх, как бы повисла над бруствером, и вдруг исчезла в ярко вспыхнувшем дымовом облаке. Что-то раскаленное, будто капли расплавленного свинца, обрызгало мне ноги, обожгло левую руку, рядом со мной кто-то охнул и опустился на землю,
И наступила тишина,
В сером, колеблющемся тумане плывут передо мной испуганные лица ребят, военрук с перекошенным ртом, как бы остановившимся в крике, Витя Монастырский, отставивший ногу, будто позирующий фотографу, изрытый индивидуальными ячейками полигон.