Наш завод - Страница 3

— Совсем свеженькие! — сказал Никита Васильевич. — Совсем ещё недавно сорвали их с дерева. Видишь, у некоторых ещё бока зеленоватые.

— А разве их зелёными срывают?

— По цвету зелёными, а по вкусу спелыми, — ответил Никита Васильевич. — А в пути они желтеют, окончательно дозревают. Я видел, как их отправляют с юга к нам на север.

— Где видели? На Чёрном море?

— Да, — ответил Никита Васильевич. — Я там отдыхал в прошлом году. И должен тебе сказать, Ваня, что это один только разговор, будто море чёрное. На самом-то деле, брат, оно синее. И весёлое. И тёплое. Пойдёшь купаться — и вылезать не хочется. Жил я там, Ваня, и не тужил. Днём гулял по горам и садам, рыбу с лодки ловил, плавал, а вечером бывало ходил на железную дорогу, с паровозами повидаться, Бродишь по путям, с машинистами беседуешь. Ведь рабочие нашего завода — на железной дороге свои люди… Постой минуту, я сейчас.

Никита Васильевич зашёл за прилавок и поговорил о чём-то с продавцами.

— Вот! — продолжал он вернувшись. — Так, значит, я и жил. И раз как-то шагаю я между путями и вижу — вот они, дорогие, выглядывают из ящиков, собрались в путь-дорогу.

— Мандарины? — спросил Ваня.

— Они самые. Стоят стеною ящики с мандаринами против открытых товарных вагонов. Грузчики поют и грузят. Ящики так и мелькают. Стена всё ниже, а вагоны всё полнее. Смотрю я на погрузку и вдруг слышу знакомый голос. Нашего завода паровоз идёт, гудит, и сразу я узнал его по гудку. Звякнули буфера, дрогнули вагоны, засвистел сцепщик — прицепился к составу паровоз. Подошёл я к самым его колёсам, разглядываю земляка. Тут машинист выглянул из будки. Разговорились мы с ним. Очень доволен нашими паровозами, хвалил их от всего сердца. Поговорили мы с машинистом, попрощались, загудел паровоз и тронулся в путь-дорогу. А через три дня, дорогой мой, разгружали мандарины в Москве, через четыре — в Ленинграде, а через неделю — на Ледовитом океане, в городе Мурманске.

Кончив рассказывать, Никита Васильевич пристально взглянул на своего друга и спросил:

— Что с тобою, Ваня? Чего-то ты загрустил…

— Я не загрустил, Никита Васильевич, — ответил Ваня. — Я хочу вас вот о чём спросить. Вы слышали, что день рождения нашего завода будут праздновать по-новому? Не так, как собирались?

— А как же! — ответил Никита Васильевич. — Конечно, слышал. Я поэтому и заходил сейчас за прилавок, разговаривал с продавцами. К вечеру они мне освободят вот это окно от фруктов. Потом завесят окно мешками, чтобы никто не видел, что там делается. И мы с заводскими художниками, электромонтёрами и механиками в этом самом окошке построим… Впрочем, не скажу тебе, что. Придёт заводской праздник — сам увидишь.

— Я ещё вот что хочу спросить, — сказал Ваня: — как вы думаете, наш детский сад позовут на праздник?

— Раньше нам обещали, что позовут. А теперь дедушка говорит, что могут и не позвать. Как вы думаете, шутит он или нет?

— Кто его разберёт! — ответил Никита Васильевич и засмеялся. — Дедушка твой любит загадки загадывать. Его сразу и не поймёшь.

Ваня ещё хотел расспросить Никиту Васильевича, но тут подошла бабушка, купила десяток мандаринов и сказала:

— Ну, приятели, прощайтесь! А то мы перед детским садом и погулять не успеем.

Ваня взял у бабушки ключ, корзинку с покупками и побежал домой, а бабушка осталась ждать его внизу, на улице.

В лифте Ваня встретил управляющего их домом, которого помнил с трёх лет и называл поэтому просто «дядя Петя».

Они поздоровались.

— На чердак едете, дядя Петя? — спросил Ваня.

— На чердак, — ответил тот.

— Зачем?

— Пересматриваем дом сверху донизу к празднику, чтобы он был в отличном состоянии. Только что нырял в подвал, теперь лезу на чердак, а потом…

Но тут лифт остановился у квартиры Соколовых, и Ваня побежал к себе, а дядя Петя поехал на самый верх.

Ваня отпер дверь и вошёл в свою квартиру.

Там было тихо. Так тихо, как бывает только ночью. Часы стучали в столовой, а больше ничего и не было слышно.

Ваня положил поскорее покупки на стол в кухне, выбежал на площадку и захлопнул дверь. Прыгая через две и даже через три ступеньки, спустился он вниз и отдал бабушке ключ.

— Молодец! — сказала бабушка. — Ишь как скоро обернулся! Ну, как там в квартире, всё благополучно?

— Всё благополучно! — ответил Ваня. — Только тихо очень.

И они отправились в детский сад.

От дома до детского сада было всего три квартала. Но бабушка и внук старались закончить все дела и выйти из дому пораньше. Они любили эти утренние прогулки. И не всегда шли они самым коротким путём. Иногда бабушка и внук добирались до детского сада только через час, потому что они шли самой длинной дорогой.

Многие дети любят читать одни и те же книжки и рассматривать одни и те же картинки. А Ваня любил бабушкины рассказы и мог слушать их много раз подряд. Бабушка охотно рассказывала всё об одном и том же. Правда, рассказы её становились день ото дня всё больше, всё длиннее. Росли вместе с Ваней.

— Ну, какой же дорогой пойдём с тобой сегодня? — спросила бабушка.

— Длинной! — ответил Ваня.

— Это можно, — согласилась бабушка. — Погода хорошая, время раннее.

— Пойдём мимо твоего дома! — попросил Ваня.

— И это можно, — согласилась бабушка.

Они завернули за угол и пошли не спеша к новому четырёхэтажному дому, который возвышался в конце улицы.

Бабушка говорила, что дом этот построен недавно, а Ваня считал, что стоит здесь этот дом с незапамятных времён. Но Ваня никогда не спорил со взрослыми о том, что такое давно и что такое недавно. С ними на этот счёт не было возможности договориться. Взрослые считали, например, что война была недавно, а на самом деле даже самые старшие из Ваниных товарищей едва помнили, когда она кончилась.

Бабушка и внук подошли к высокому дому и остановились.

Оба задумчиво глядели на его белые стены и широкие окна.

— Вот на этом месте и стоял домик, в котором вы жили? — спросил Ваня.

И бабушка ответила ему:

— Здесь он и стоял. Вот где первый подъезд. Где вход в детскую консультацию и в ясли.

— Здесь ты и родилась?

— Да. И родилась, и выросла, и замуж вышла.

— И папа мой родился здесь?

— И он тоже.

— Зайдём!

— Хорошо, зайдём, — согласилась бабушка, и они вошли в первый подъезд и остановились у широкой лестницы.

— И весь домик мог бы поместиться вот тут — от двери до лестницы? — спросил Ваня.

— Весь! — ответила бабушка и вздохнула. — Вот примерно здесь стояла русская печка. А вот здесь висела люлька, в которой спал твой папа, когда был маленький.

— Вот здесь?

— Вот здесь.

Ваня посмотрел на то место, где спал его папа, когда был маленький, и засмеялся.

— А тебе жалко было, когда ломали старые домишки? — спросил Ваня.

— Нет, — ответила бабушка. — Свои же люди ломали, заводские. Для того ломали, чтобы построить новый дом для нас, для заводских рабочих… Ну, пойдём, внучек! А то мы на дороге стоим, людям мешаем. Вон видишь — мамаша идёт.

И бабушка, улыбаясь, посторонилась и пропустила на лестницу женщину с грудным ребёнком на руках. И вот бабушка и внук снова вышли на улицу.

— Ну! — сказал Ваня. — Ну, бабушка, рассказывай!

— О чём?

— Ну, ты знаешь! О том, что теперь в этом доме. Ну, бабушка! Войдёт человек в первый подъезд и увидит…

— Войдёт человек в первый подъезд; — начала бабушка, — и увидит: все четыре этажа по этой лестнице отведены детям. Самым маленьким. Которым ещё и года нет. Разместились тут детская консультация и ясли. Маленькие дети — народец слабенький, нежный. Требуют они постоянного ухода, внимания, заботы. Это не простое дело — вырастить из крошечного ребёночка такого большого, здорового и сильного мальчика, как ты, например.