Наш взгляд на современное искусство - Страница 6

Нет покоя ни селянам, ни горожанам, студенты и школьники учатся по три-четыре месяца в году, пропадают с горожанами на хлопке. В уборку выгоняют в поля стариков и старух, женщин с маленькими и грудными детьми. У сельского люда нет досуга круглый год, нет возможности содержать свой скот, держать овцу, нет выпасов, сенокоса, все отдано проклятому хлопку. Какая же это гордость, это – беда!» Зал встретил выступление аксакала гробовым молчанием, зааплодировали только несколько писателей, двоих из них я хорошо знал— Явдат Ильясов и Шукур Холмирзаев, обоих их, к сожалению, давно нет с нами.

Настал день, когда пресная вода стала доходить до Арала сначала большим ручьем, из года в год превращаясь в ручеек. Хлопок выпивал воду рек каждое лето почти до дна. В засушливые годы, воду из двух рек стали собирать осенью и зимой в спешно построенные в Узбекистане водохранилища, и Арал остался вовсе без воды.

Когда вода резко поубавилась, море стало чересчур соленым. Оно начало убивать рыбу на нересте, сразу появились невиданные мутанты. Беду эту рыбаки Караойя заметили первыми и стали бить тревогу. Одновременно Арал стал мелеть на глазах, и море начало сжиматься, как шагреневая кожа.

С обмелением моря пропали уловы, упал заработок, производство день ото дня становилось нерентабельным. Перестали обновлять и ремонтировать суда, оскудел местный бюджет, на котором держалось все вокруг Арала. И люди, почуявшие беду, стали спешно сниматься с мест, покидать Караой, переезжать на Каспий, Балхаш, Иртыш, в Зайсан. Первыми уехали русские, украинцы, немцы, у них здесь не было родовых могил, их держали только работа и высокие заработки. Казахам было труднее, умирающее море и его берега были землей их отцов и прадедов.

В 1960 году, по направлению после учебы я год проработал в этих местах, на станции Кара-Узяк, расположенной на протоке реки Сырдарьи, катившей свои воды в Арал, и потому мне понятны беды и трагедии Караойя. Свой первый рассказ «Полустанок Самсона» я написал в Ташкенте в тридцать лет, об этой станции. Там есть фраза: «Казахи редко и неохотно покидают родные места». Фраза эта вызрела у меня там, в Кара-Узяке, я тогда записал ее в дневник. Я всегда гордился тем, что рано, в восемнадцать лет, понял одну из главных черт народа, среди которого жил.

У казахов необычайно образный, словно рассчитанный на высокую литературу язык, и в нем бесчисленное количество пословиц и поговорок. Они по емкости, образности, философии, мудрости могут соперничать с любым языком, это говорит о высокой духовной, нравственной планке народа – я на этом стою. Будь моя воля, а точнее возможности, я бы сам издал казахские пословицы и поговорки, а рядом с каждой из них поместил переводы на русский, английский, французский, немецкий, чтобы другие нации могли сравнить со своим духовным богатством. Это оказалось бы своеобразным интеллектуальным соревнованием, подобные состязания устраивают между собой джазмены – «джэм сейшн», а в нашем случае получилось бы открытое соперничество наций. Кому есть, что предъявить, не боится ни личных встреч, ни сравнения.

Приведу лишь единственный пример: «Сокол ест, разбрасывая», это мой дословный перевод, пословица на казахском звучит куда ярче, сразу придавая сказанному многозначительность, глубину и афористичность. Подарил мне ее мой друг Арынгазы Беркимбаев, чей дед Дербисалы Беркимбаев 150 лет назад заложил наш родной Актобе, что означает – Город на белом холме. Его портрет, кисти В. Верещагина, висит в Эрмитаже. Степняк Беркимбаев дарил царице сафьяновые сапожки, сшитые казахскими умельцами, и она их носила с восхищением, а царь покупал у него огромные табуны отборных скакунов для своей кавалерии.

Дербисалы Беркимбаев – состоял послом по особым поручениям при Оренбургском генерал-губернаторе, он был вписан в царскую вертикаль власти: имел звание полковника, чин мирового судьи, состоял членом Географического общества России, имел титул дворянина. Мечеть, построенная Д. Беркимбаевым в 1900г. в Оренбурге, считается до сих пор одной из красивейших и роскошных в России. Его сын – Лаик, еще в 1903г. передал в дар Эрмитажу предметы быта казахов – праздничную белую юрту, седла, уздечки, стремена, женские украшения, воинские доспехи, оружие, все это богато инкрустированное золотом, серебром, костью, красным деревом. И все эти подарки вошли в каталог Эрмитажа, выпущенного к его 300-летию. Позже Эрмитаж выставлял дары степного хана в Британском музее. Похоронен Д. Беркимбаев вблизи г. Орска, в местечке Урпия. В 2007г. его внук, мой друг Арынгазы Беркимбаев, построил на месте захоронения мавзолей своему деду. Подобно своему предку Арынгазы по-соколиному строит и свою жизнь. Это не единственный памятник, воздвигнутый моим другом. В 2001г., вместе со своим родственником Мергали они построили недалеко от Хромтау мемориал Ойсылкара-Аулие, который упоминается в Коране, как распространитель ислама в Великой степи и считается покровителем животных. Сейчас это место паломничества тысяч людей, получающих исцеление и душевное спокойствие.

В 2008—2010гг. в Нур-Ате, недалеко от города Навои, что в Узбекистане, Арынгазы Беркимбаев со своими друзьями-бизнесменами построил мавзолей Айтеке-бию, а также рядом – мечеть и гостиницу. Айтеке-бий – один из трех биев-судей, некогда правивший казахами. Выдающаяся историческая личность, очень почитаемая казахами.

И это еще не всё. В 2000г., когда Арынгазы возглавлял Муголжарский район, по своей инициативе и на материалы, купленные им лично, вблизи Кандагаша построил мавзолей Котибар Батыру. Котибар Батыр – тоже почитаемая личность, он возглавил народные волнения в период внедрения царской России в Великую степь.

В 2000г., в 20 километрах от Актобе, Арынгазы Беркимбаев вместе со своей семьей построил мавзолей своему прапрадеду Беккул Аулие – правой руке Великого Жалантос Батыра (по-узбекски – Ялантуш Батыр), который правил Самаркандом 27 лет, правил он и Кабулом, был похоронен в Пантеоне правителей Самарканда. Сегодня поклониться им приходят ежедневно более тысячи людей.

Пользуясь случаем, хотел бы сказать и о другом мемориальном комплексе. В 1980г. на станции Коркыт секретарь райкома Елеу Кошербаев соорудил мемориал поэту, философу, основоположнику музыкального искусства, связанного со струнными инструментами казахов – Коркыт-Ата. За что получил… выговор от ЦК КПСС.

Вот какую преемственность имеет ввиду в своем романе Роллан Сейсенбаев. Вот, почему я утверждаю, что казахи – народ с глубокой исторической памятью.

Кстати, пословица моего друга о соколе сегодня столь актуальна повсюду, потому что нынче из рук чиновников даже крошки не выпадает. А уж разбрасываться по сторонам, как сокол, такое им и в голову не придет. Двумя руками, давясь, денно и нощно запихивают они наше добро в свое ненасытное брюхо, и как тут не вспомнить щедрого сокола.

Но вернемся в Караой, к кавалеру Золотой звезды. И в такой критической ситуации – в селе, и на суше, и на море – первым из местных покинул земляков наш Оразбек. Часто бывая в Алма-Ате, он нашел неподалеку от столицы прудовое хозяйство, купил там у отъезжающих в Салоники греков двухэтажный каменный дом и перебрался туда на какую-то высокую должность. Об отъезде никого не предупредил – ни друзей, ни родственников, не сказал никому на работе, даже мулле Насыру. Уехал тайком. Почти через год Герой труда приехал в Караой на поминки очень уважаемого на селе родственника – не приехать не мог, никто бы его не понял, это оказалось бы позорнее, чем его побег. В конце всех положенных ритуалов аксакалы и уважаемые мужчины собрались за дастарханом – поговорить об ушедшем земляке, о завтрашнем дне векового рыбацкого посёлка. На Востоке, как нигде, каждый знает или чувствует свое место. Оразбека, двинувшегося по привычке во главу стола рядом с муллой Насыром-агаем, кто-то из молодых придержал, дав понять «высокому гостю», что там сидят только высокочтимые люди. За этим столом уважаемые караойцы впервые видели Оразбека после тайного побега из родных мест, понятно, разговор скоро зашел о нем. Нелицеприятный разговор, невозможно его пересказать, он по-восточному иносказательно выстроен, но всё равно не избежали и открытого разговора, слишком серьезные претензии услышал гость, а Насыр-агай назовет его прямо в глаза – предателем, дезертиром. Только не скажет, что в войну видел сам, как поступали с теми, кто бежал с передовой. Как высоко поднята у простых рыбаков планка нравственных поступков каждого, вот бы власти поучиться! Караойцы занимали последний плацдарм, им отступать было некуда. И даже в этом «деликатном» случае, где почти все за столом, прямо или косвенно были связанны родством, поступки муллы Насыра и рыбаков – это оценка человека по гамбургскому счёту.