Наш величайший дар (СИ) - Страница 22

Найти другой подход Эрик смог не сразу. Видел, как Чарльз демонстративно не смотрит в его сторону, сгорбившись сидит в своем кресле и пьет виски, глядя на черное небо за окном. Тогда Эрик хотел, чтобы Чарльз мог читать мысли, чтобы он проник в его сознание и сам увидел… Десять лет, закалившие решимость. Десять лет, сделавшие чувство вины частью Эрика. Десять лет одиночества и мысленных разговоров с воображаемым Чарльзом. Десять лет, которые он мечтал наконец-то сказать «прости меня» и вновь прижаться к его груди, вдыхать теплый запах его тела и знать, что он не один. Вновь слышать добрый голос в своей голове, повторяющий его имя. Но он не читал его мысли. Больше не мог этого делать и не хотел. И Эрик не смог придумать ничего лучше, чем принести шахматы. Извиняться он не умел, но старался. Он не умел проявлять свою слабость, не знал, как показать свои чувства Чарльзу теперь, когда он уже не знает о нем все.

Он слишком долго был один. И одиночество стало его частью. Был слишком долго наедине со своими мыслями и твердо убедился в выбранном пути в борьбе за мир для мутантов. Пусть Чарльз не понимал его методов и не разделял его желаний. Эрик видел этот мир. Безопасный мир для всего его рода. Спокойный и естественный. Мир, в котором он мог бы быть с Чарльзом. Они бы могли…

Шахматы помогли. И извинения, которые дались Эрику с таким трудом, заставили Чарльза немного оттаять и наконец-то взглянуть на своего друга, который так отчаянно стремился вернуться к нему, но не знал, как это сделать.

После третьей партии Чарльз поднялся, чтобы принести еще одну бутылку. Двигался непривычно угловато, казался изломанным. И эта копна нечесаных волос и борода придавали ему дикий вид, так непохожий на внешность того юного профессора, что спас когда-то Эрика. Он никогда прежде столько не пил. Леншерр это помнил и поднялся вслед за другом, не подпуская его к мини бару, мягко придержал дверцу.

- Отвали, - сипло почти прорычал Чарльз и пронзил предупреждающим взглядом Эрика. Казалось, профессор вновь готов врезать своему другу, но Леншерр готов был перенести еще один удар. Столько, сколько потребуется, если это хоть немного успокоит израненную душу его единственного друга.

- Я думаю, тебе хватит на сегодня, - голос звучал слишком грубо с непривычки, даже строго.

- А это, черт возьми, не тебе решать, - процедил Чарльз и рывком дернул дверцу минибара и достал бутылку, но Леншерр преградил ему проход к креслу. Видеть его таким - больно. Не знать, как помочь - отвратительно. Он чувствует себя еще беспомощнее, чем в той тюрьме, вдали от металла.

- Не надо, - Эрик сжал пальцы Чарльза на горлышке бутылки, и от ощущения холодных пальцев Ксавьера, его пробило колкой волной давно забытых ощущений. Вдох слишком глубокий. Зрачки расширились, расползаясь черным озерцом в холодной, словно сталь, серо-зеленой радужке. И десять лет тяжелым грузом потянули Эрика вниз, сминая в нем все те барьеры решимости и уверенности, которые так прочно сковали его душу и сердце в белой одиночной камере. Он наклонился к Чарльзу, мягко касаясь свободной рукой его поясницы, и хотел прижаться к его губам. Таким бледным. Он помнил, как прежде они всегда алели и привлекали внимание. Как Ксавьер то и дело их облизывал, заставляя Эрика забыть обо всем и желать лишь впиться в эти губы, целовать его яростно, задыхаясь, нападая, требуя ответной страсти. Он помнил это. Он помнил своего Чарльза. Видел блеклую тень его прежнего перед собой. Ведь это все еще он. Сломленный, разбитый, озлобленный, лохматый, пахнущий едким сигаретным дымом, алкоголем, потом. Эрик так и не коснулся его губ. Ксавьер отвернулся и высвободился из слабых объятий, хрипло пробормотал: «Даже не думай об этом» и вытер нос тыльной стороной ладони, рухнул на свое место, плеснул виски в стакан.

- …Видишь, все не так ужасно, как тебе кажется. Получив образование, они сами будут решать, остаться в школе или выступать за права мутантов, но могут и вести нормальную жизнь, не все из них хотят демонстрировать свои способности и все еще тяготеют к обычной жизни, и за это их нельзя винить, - продолжал говорить Чарльз, небрежно расстегивая свой серый пиджак. – Нужно немного времени, чтобы люди привыкли…

- Этого недостаточно, - наконец-то заговорил Эрик и встал рядом с Чарльзом, который поднял на него вопросительный взгляд. Мягкий свет отражался в его ярких голубых глазах, делая их цвет еще более гипнотическим и глубоким.

- Этого будет достаточно. Нужно время и терпение. Эрик, это возможно, - заверил его Чарльз тем самым тоном, каким он говорил прежде, с той же уверенностью и всепоглощающей надеждой на лучшее в каждом. Эрик невольно усмехнулся и помог другу снять пиджак, бережно взял его, чувствуя приятное тепло тела, которое впиталось в мягкую, дорогую ткань.

Ксавьер с тихим шорохом колес о тонкий ковер развернул свое кресло, все еще смотрел на своего задумчивого друга, который так и замер с его пиджаком.

- Друг мой, мы можем обойтись без войны. Сосуществовать мирно.

- Ох, Чарльз, - тихо выдохнул Эрик и неохотно отложил его пиджак на кресло. - Твоя вера в людей поразительна. - Он вновь вернулся к другу, словно был не в состоянии отойти от него слишком далеко, и положил руку на спинку его кресла.

- Это лучше и действеннее, чем нападать на Белый Дом, - хмыкнул Ксавьер.

- Я сделал это ради всех нас, - уверенно, даже не пытаясь оправдаться и не испытывая раскаяния, произнес Леншерр, и его рука соскользнула со спинки инвалидного кресла на плечо Ксавьера. Он просто не мог и дальше лишь говорить с ним, просто быть рядом. И неважно, что Чарльз снова и снова отталкивает Эрика после всего, что было. От одного его вида сердце до боли сжималось, и невозможно было игнорировать то притяжение, которое тянуло Леншерра к голубоглазому телепату. Эта сила не давала ему злиться на Чарльза, не давала его забыть, не позволяла вырвать его из сердца и не давала ему покоя с того самого дня, как Чарльз спас его в той ледяной воде.

Леншерр наклонился ближе, чувствуя, как напрягся Ксавьер, и, словно успокаивая его, мягко коснулся пальцами теплой кожи над воротом рубашки.

- Эрик, не надо, - предупреждающе выдохнул Чарльз, когда жаркое дыхание Леншерра коснулось его лица, обдавая кожу таким знакомым и давно забытым теплом.

- Ты ведь тоже хочешь, чтобы все было как прежде, - негромко произнес Эрик, уже смелее касаясь гладковыбритого лица Ксавьера, почти не веря, что он наконец-то не отстраняется от него. Но стоило ему потянуться к Чарльзу, как он тут же вжался в спинку своего кресла и отвернулся от Эрика, избегая встречаться с ним взглядом.

- Не отворачивайся от меня, - почти прорычал Леншерр, взял Чарльза за подбородок, разворачивая его лицо к себе и насильно целуя его в губы, чувствуя, как что-то обрывается внутри, ломается.

Как прежде уже не будет. Ведь прежде Чарльз никогда не отказывал. Он сам тянулся к Эрику с лукавой улыбкой, сам ласкался, словно огромный кот, требующий больше прикосновений, и стоило расслабиться, легко мог перекатить Эрика на спину, и ловко оказывался сверху, лаская его тело и жадно припадая к губам, углубляя поцелуй. Он не сжимал губы, противясь поцелую. Он не вжимался в кресло. Не напрягался так, словно ласки обещали причинять лишь боль.

Губы Ксавьера сухие и бледные, неподвижные в поцелуе, и от этого сердце словно разрывается на части, давит на ребра изнутри, ускоряя свой агонический стук. Чарльз тихо вздыхает, когда Эрик хватает его за волосы, тянет за аккуратные длинные пряди, заставляя запрокинуть голову, чтобы ему было легче углубить поцелуй.

- Я сказал – нет, Эрик, – тихо, с болезненной дрожью в голосе выдохнул Чарльз, найдя в себе силы справиться со своей слабостью, и решительно прижал пальцы к своему виску. Эрик без шлема. Его сознание распахнуто, им так легко завладеть, пусть он хоть трижды самый опасный монстр этого мира, сейчас Ксавьер без труда может превратить его в свою марионетку. Но все, что он делает – это заставляет Эрика отойти на шаг. Это все, что нужно, ведь сил оттолкнуть его у телепата нет.