Нас возвышающий обман (СИ) - Страница 41

*

Уже десять минут Селена стояла на пронизывающим февральском ветру перед черной дверью на площади Гриммо. Она смотрела то на гладкие, отполированные временем и ногами многих поколений Блэков и их гостей ступени, то на массивный серебряный дверной молоток. Его стук гулким эхом отзывался в глубинах пустого дома. Девушке начинало казаться, что за запертой дверью и в самом деле никого нет. Наконец, когда она уже собралась уходить, послышались шаркающие шаги и невнятное хриплое бормотание. Дверь приоткрылась, и в щель просунулась уродливая голова старого эльфа. Он окинул незваную гостью презрительным взглядом.

- Моя госпожа не принимает...

Кикимер попытался тут же захлопнуть дверь, но Селена придержала ее рукой.

- Я уверена, что меня она примет.

- Кикимер служит благородному роду Блэков... Кикимер не подчиняется...

- Я тоже леди Блэк! И ты меня впустишь, если не хочешь лишиться головы!

Глаза домовика вспыхнули ненавистью, и все же он распахнул дверь чуть шире. Но, стоя в дверном проеме, он преграждал девушке путь.

- Как прикажете, миледи...

Когда Селена протиснулась мимо него в мрачную захламленную прихожую, он злобно заскрипел у нее за спиной:

- Жена предателя рода, осквернителя крови... Как смеет она приказывать Кикимеру!

Не обращая внимания на его ворчание, девушка прошла в гостиную, темную и грязную. Воздух был такой затхлый и спертый, будто в склепе, словно окна там не открывали уже несколько лет. На столике у камина окаменевшие остатки трапезы многомесячной давности, в углу оставшаяся от Рождества, засохшая и повалившаяся на бок елка, вместо игрушек и мишуры украшенная всяким хламом, вероятнее всего найденным на чердаке.

Домовик прошаркал за гостьей и сейчас следил за ней из дверей комнаты.

- Почему здесь такая грязь? – Селена направила палочку на окна, чтобы раздвинуть шторы и впустить немного света и свежего воздуха. При свете дня комната выглядела еще более запущенной. – Кикимер, ты не справляешься со своими обязанностями! Похоже, леди Вальбурге пора завести нового домовика.

- Еще чего... Будет она мне указывать... – пробормотал он, а потом обратился к Селене. – Кикимер просит прощения у миледи, он не успел прибрать комнату. Но он этим займется сейчас.

Эльф суетливо заметался по комнате, убирая кое-где клубы пыли, снимая свисающую, будто рыболовная сеть, паутину с массивной люстры.

- Сквозит-то так... Жена предателя рода хочет убить старого Кикимера...

Не желая больше слушать стенания и проклятия эльфа, Селена вышла из комнаты. И тут же услышала, как захлопнулись открытые ею окна. Девушка медленно пошла по ступеням на верхней этаж. Из гостиной тут же появился Кикимер и застыл у подножия лестницы.

- Госпожа просила ее не беспокоить! Она не принимает!

- Я увижусь с леди Блэк, даже и не думай мне мешать!

- Я провожу вас, миледи... Я должен доложить госпоже...

Домовик шаркал ногами, будто нарочно задерживаясь подолгу на каждой ступени. Наконец они закончили подъем и пошли по холодному и сырому коридору второго этажа к спальне леди Вальбурги.

- Госпожа, к вам пришли! – прокаркал Кикимер, стучась в дверь.

- Я никого не принимаю, разорви их всех гремлины! Чтоб горгульи вырвали им сердца!

- Слышали? – торжествующе домовик посмотрел на Селену, но та отодвинула его и прошла в спальню.

- Добрый день, леди Вальбурга.

Старая леди, а выглядела Вальбурга Блэк действительно старой, гораздо старше своих лет, сидела в кресле у потухшего камина, кутаясь в бордовый бархатный халат с потускневшим золотым шитьем. Ее седые волосы свисали тусклыми прядями, не ухоженные и не прибранные. Глаза бездумно смотрели в окно. Услышав голос невестки, она, казалось, пришла в себя.

- Ты?! Пришла посмотреть, как я превращаюсь в рухлядь? Не дождешься! Я все еще леди Блэк! Я глава этого гордого рода, я последняя... – она почти шипела.

- Думаю, нет. Вы забываете о своем сыне, – Селена не хотела слышать того, что говорит свекровь, поэтому старалась говорить громко и четко то, что подсказывало ей сердце.

- Сыне?! Каком сыне? – леди Вальбурга поднялась из кресла. Сейчас Селена заметила, как она похудела. – Регулус, мой милый мальчик, давно уже в могиле... А другой... Другого нет!

- Леди Вальбурга, – девушка схватила свекровь за руки, стараясь встретиться с ней взглядом, – это не так! Вы и сами это знаете. Вы могли бы помириться с Сириусом...

- Молчи! – свекровь вырвалась из ее рук. – Помириться? Он сам все разрушил! К тому же... где он теперь? Его нет... Снова нет...

- Он вернется, обязательно вернется.

- Вот ты его и жди! В этой ситуации меня радует только то, что твоя горгона-мать, должно быть, бесится от того, что ее зять снова угодил в Азкабан. Она ведь не такой судьбы хотела тебе?! Нет, она хотела отдать тебя Малфоям. Хотела, чтобы ты стала одной из них, ведь сама она не смогла...

- Не смогла?

- Не прикидывайся! Разве ты не выясняла ничего у Гвиневры Блэк? Говорят, ты даже жила у нее какое-то время. Научилась чему-нибудь полезному? Узнала, кто ты?

Селена молчала.

- Неужели ты тоже похоронила свой дар? – леди Блэк холодно смотрела на невестку.

Селена вздохнула, а потом перевела взгляд на кувшин, стоящий на столике рядом с креслом. Из него послышался какой-то звенящий звук, и вода стала медленно подниматься над ним в воздух, пока вся не собралась в большой шар, который вращался вокруг собственной оси. Девушка отвела взгляд, и вода вернулась в кувшин.

- Что ж, Гвиневра научила тебя кое-каким трюкам, вижу... Возможно, она научила тебя смотреть в воду и видеть... Возможно, ты тоже можешь прорицать...

Селена ждала, что еще скажет леди Вальбурга.

- Она это умеет... Ее сестра, твоя бабка, была в этом еще искуснее! И она-то мне и сказала, что я потеряю своих сыновей... Обоих! Много лет назад сказала...

- Вы не потеряли Сириуса! – страстно возразила Селена. – Он вернется!

- Пока не потеряла... Но он умрет! Погибнет! Как и Регулус! И я надеюсь этого не увидеть...

*

Полнолуние... Но ночному небу ветер гонит рваные темные тучи, будто проносятся над домом дементоры в погоне за беглецом. Леди Селеста прислушивается к завыванию ветра за окном, ей кажется, что это стонет ее душа, столько лет молча страдающая под ледяной броней. Уже много лет она пыталась просто не вспоминать... Раньше ее возлюбленный являлся ей во сне, и она просыпалась от собственного крика, потому что все сны заканчивались одинаково — он уходил, бросал ее. Успокоение же она находила в надежных объятиях супруга, в которых при этом ей всегда было холодно. Сколько бы Максимус не твердил о своей любви, сколько бы нежности не было в его отношении к ней, сколько бы детей она ему не родила, она не могла избавиться от того, что горело в ее сердце. Того, что сжигало ее изнутри год за годом.

Вот и сейчас она позволила себе вновь о чем-то думать, и ее опять трясет озноб. Часы пробили три раза — самый глухой час ночи. Муж уже давно спит, но ей так и не удалось забыться сном рядом с ним. Она думает о письме, эти мысли разъедают ей душу, подобно ржавчине, разрушающей металл. А ведь она верила, что ее душа давно уже оделась непробиваемой броней.

Абракас Малфой... Он выбрал другую женщину, ту треклятую француженку с каким-то маггловским именем Мадлен. Еще и называл ее ma reine*, будто издевался над чувствами Селесты! Королева!.. Королева Мадлен... Знала история уже одну королеву Мадлен**, маленькую француженку, жену Якова пятого. Мадлен де Валуа... И что с ней стало? Умерла через полгода после замужества, убил ее суровый климат Шотландии! Жаль, ее тезка оказалась гораздо более живучей... А ведь сколько раз леди Мунрок была готова убить ее собственными руками, но должна была лишь улыбаться и изображать из себя счастливую замужнюю даму.

Годы тянулись так медленно. И вот наконец она мертва. Последний раз она видела Абракаса именно на могиле жены, на похоронах. Не отказала себе в удовольствии пойти туда. Черный ей к лицу, к тому же среди всей этой рыдающей, искренне или притворно, толпы родственников и друзей она была истинной королевой, именно она — леди Мунрок! Абракас тогда поднялся с колен и встретился с ней глазами. Лицо было изможденным от бессонных ночей, глаза покраснели, правда, скорее от чрезмерного употребления виски, чем от слез. И в них было удивление: его первая любовь несильно и изменилась за эти годы! Теперь он это понял, вот только слишком поздно...