Нарушая приказы - Страница 64

– Сколько лет, сколько зим! – Воскликнул Золотарев и кинулся к генералу, обнял его по-дружески.

– Больше года, Андрей, больше года.

– Ну, присаживайся Юрий, – молвил граф, – в ногах правды нет.

Полковник опустился в кресло, оглядел Золотарева.

– А ты Андрей изменился…

– Постарел?

– Да нет возмужал. Ну, рассказывай, как ты тут?

– А, что рассказывать, и так, небось, все знаешь.

– Знаю. Как царевича до самого Лондона доставил, как барона фон Паткуля из темницы вытащил, как людей ученых из Европы привез. Все знаю.

– Так что же ты Юрий спрашиваешь?

– Так служба у меня такая расспрашивать, – подмигнул Квятковский. – Ты вон не знаешь, какой эффект произвел на государя тот соус, что ты привез с пиренейского полуострова.

– Ну, и какой?

– Почти такой же, как и яства, что пробовал он почти десять лет назад в Голландии. Задумал государь сие и у нас выращивать.

– Картошку?

– И ее самую.

Просидели почти до вечера. Андрей в подробностях рассказывал события прошедшего года, а Квятковский в свою очередь о походе на Дон, где ему пришлось наводить порядок да топить мятеж в море крови. За бутылкой хлебного вина, генерал вдруг вспомнил о письме государя. Содержимое, которого потрясло Андрея до глубины души. Петр разрешал, а правильнее сказать приказывал, Золотареву возвращаться в Устюжну.

– За что? – Проговорил Андрей.

– Петр решил, что довольно тебе по чужбине скитаться. Пора к семье. Эвон сына его – Алексея воспитан, пора и своих детишек учить.

Вот и возвращался граф Золотарев домой. Вести его туда, Закати-Губа настоял, должен был казак Вус. Тем более, что тот прикипел к Буревестнику.

Андрей проснулся и взглянул на казака.

– Далеко еще до ваших мест пан?

– Да далече.

В Ярославле он был в последний раз, когда с князем Ельчаниновым ехал в Архангельский городок. Золотарев выбрался из саней, что остановились перед отчим домом Силантия Семеновича, и теперь стоял в нерешительности. Узнает ли его, человека иноземного, отец князя. Сколько лет ведь с той поры прошло. Постучал. В воротах открылось окошечко и появилось знакомое лицо денщика.

– Кто таков? Зачем пожаловал? – проговорил он.

– Граф Золотарев, – представился Андрей, – мне бы с хозяином переговорить.

– Молодых, уже давно в живых нет, а старый при смерти лежит. Вот-вот богу душу отдаст.

– Мне бы тогда хоть со стариком проститься. Друг я, его сына.

Денщик минуты две вглядывался в лицо дворянина. Потом отворил калитку в воротах и пустил гостя во двор.

– Немец, – молвил он, – Андрес Ларсон. Золотарь. Так бы и говорил, а то граф Золотарев. Я ж тебя и не узнал…

– Богатым буду, – молвил Андрей, – да вот только Андресом Ларсоном меня с того самого момента, как в Архангельский городок, с твоим бывшим хозяином приехали, уже больше не кличут.

Вошли в дом, Ельчанинов старший лежал на кровати. Сверху, поверх одеяла был накинут тулуп.

– Мерзнет батюшка, – проговорил денщик.

Старик закашлял. Открыл глаза и посмотрел на вошедшего вместе с денщиком человека.

– Кто это с тобой Тихон?

– Приятель сына вашего – Андрес Ларсон!

– Это, которого? – уточнил старик.

– Младшенького. Силантия.

Старик вновь закашлял. Потом посмотрел на Андрея и произнес:

– Человек с дороги, а ты его не накормил.

– Сейчас все организую барин.

– И человечка моего тоже неплохо было бы накормить, – произнес Золотарев.

– И его накормим, – произнес Тихон и ушел из комнаты.

Пока он занимался приготовлением трапезы, эстонец рассказал старику о том, как путешествовали они с Силантием Семеновичем. Не хотел Андрей говорить, как погиб князь, да вот только старик настоял. Граф думал, что история эта убьет старика, но тот когда эстонец закончил рассказ лишь сказал:

– Я рад, что он умер вот так на поле, брани. Все же смерть с оружием в руках лучше, чем та смерть, что суждена мне.

Старый князь закашлял, и тут в горницу вошел денщик и сообщил, что стол накрыт.

– Вы уж ступайте, сударь, пообедайте. Оставьте меня старика одного.

Пробыли в Ярославле сутки. Казак Вус впервые, за все время их путешествия из Малороссии, смог выспаться. Когда же собирались уезжать, к себе Золотарева вызвал старый князь. Когда Андрей стоял перед ним, старик вновь оглядел его и произнес:

– Детей у меня, граф, увы, не осталось. Поэтому и имение в случае моей смерти останется без присмотра. Я знал своего сына Силантия очень хорошо, и уверен, что вряд ли он стал бы поддерживать отношения, с человеком которого не уважал. Поэтому граф, я желаю оставить свое поместье вам. Как доберетесь до супруги, берите ее и детей и приезжайте сюда…

– Но, – хотел было перебить Андрей.

– Никаких – но! Если вы думаете, что государь будет против, так глубоко заблуждаетесь. За те заслуги, что оказали ему мои сыновья, он мне многим обязан, и вряд ли откажет в последней просьбе умирающему. Я уже отослал человека в Малороссию с просьбой.

Золотарев видел в окно, как поутру дом покинул один из людей князя. Тогда он не придал этому никакого значения, а оно эвон как сложилось. Старик подозвал денщика и протянул бумагу.

– Отдай грамоту на земли, графу.

Тихон выполнил его просьбу. Граф минуту стоял, молча, словно парализованный. Потом подошел к кровати старика. Опустился на колени и припал к руке князя.

– Не достоин я, – проговорил Андрей.

– Это уже мне считать, – проговорил старик, – достоин ты или нет.

Когда Андрей уезжал, он еще минут пять стоял у ворот и глядел на дом. Ему казалось, что больше живым князя Ельчанинова он не увидит. Только после этого забрался в сани и проговорил:

– Поехали, казак Вус, поехали.

Добираться зимой было куда проще, чем весной, когда большая часть дорог превращалась в направления. Сейчас, когда вода превратилась в лед, можно было ничего не опасаясь мчаться, гоня во весь опор по замерзшей глади рек. Молога, Сухона и вот, наконец, Шексна. В этих краях Андрей раньше никогда в это время года не бывал. Леса теперь были серыми, и иногда казалось, что сквозь них можно было видеть. Золотарев на секунду подумал, что сейчас на горизонте он увидит поднимающийся в небо Андлар. Затем отогнал эту глупую мысль. Слишком холодно, и какую бы горелку не изобрел кузнец Афанасий, вряд ли она могла бы поддерживать шар в воздухе очень длительное время.

– Еще немного, Вус, – проговорил Андрей, – и мы приедем на место.

Казак кивнул.

Они свернули к берегу и начали въезжать в гору. Лошадке тянуть сани стало тяжело. Золотарев соскочил прямо в рыхлый мягкий снег. Казак заметил, что теперь он никого не везет, остановил лошадку.

– Пойду пешочком, – пояснил граф, – тут уже недалеко. Вон видишь на горе дом? Вот к нему и езжай.

Не спеша, а куда теперь было спешить, Андрей поднимался по дорожке проложенной монахами. Вскоре он остановился, вытащил трубку и закурил. Постоял так минуту, затем присел и потрогал белый девственный снег. В этой эпохе Золотарев ни разу не видел, чтобы тот был черным от копоти. Вдруг до него донесся откуда-то сверху детский смех. Андрей посмотрел вверх и увидел бегущего по дороге мальчишку. Отцовское сердце екнуло, и он понял, что бежавший был его сын – Силантий. С криками – «Папа! Папа!», тот кинулся в распростертые руки отца. Граф нежно прижал отпрыска, затем посадил на закорки и понес к дому.

Марта ждала его у ворот. Рядом стоял Юстас Лемме. Андрей отдал ему сына и обнял жену.

– Как же я скучал, – прошептал он.

Они вошли во двор. Андрей на секунду остановился и оглядел дом. Здесь он прожил всего лишь месяц, пока генерал Квятковский не привез приказ Петра о том, что граф Золотарев должен сопровождать царевича Алексея в Англию.

«Как же они жили все это время в этих краях, – подумал Андрей, смотря на супругу и детей. – Неужели ходила с Лемме смотреть, как веселятся местные крестьяне под гусли?»

Уже за столом, эстонец вспомнил о двух оставшихся у него бутылочках с итальянским соусом. Одну он решил схоронить до лучших времен, а другой побаловать местного батюшку, старосту и кузнеца. Глядишь, понравится, и начнут выращивать томаты. Вот только встретиться решил с ними, после того, как отдохнет. Распорядился предоставить комнатку для казака.