Народные песни - Страница 4
Изменить размер шрифта:
2
Кружит в поле эскадрон, удила бряцают,
В чистом небе следы ветер заметает.
Где искать беглецов – думайте-гадайте.
«Так, братва, – в Ерусалим! Эх, уйти не дайте!»
Вороному – шенкелей, гнев ярит утробу, —
Комиссар поскакал ко святому гробу.
На мощеной мостовой искры высекает,
Чёрной пеной конь хрипит, боками западает.
Сжал наган – казанки аж побелели:
«Святогробцы-сторожа, отворяйте двери!
Если тут беглецы – всех вас расстреляю!»
Шаркает ногами сторож, в замках ковыряет.
Гулким эхом шаги вторят ярой злобе…
Да две тысячи уж лет никого нет в гробе.
Мутным светом осветил день подслеповато
Паутину, пелены, каменное злато.
Стоит, плачет комиссар бессильной слезою,
А вокруг – тишина, как перед грозою,
Только ветер шевелит пыль неживую,
Запевает, начинает песню громовую.
Пассия, вечер воскресенья
жены иерусалима
чётко послушно усвоили назиданье:
в который раз не плачут
ни о ком кроме себя
и детей своих
храм вздохи
макраме лучей пыли
фальцет акафист
деревянная голгофа
покрыта свежим кузбасслаком
поверх распятия – чёрные
тюлевые рушники
слезит хор
последнее цалованье
скоро по домам
и только Ты на кресте забытый
крест – и есть сама
забытость
то и дело назойливо
всплывающая в мир как рекламный баннер в сайт
постовое делание спасающегося :
не дать раздражению прорваться
смирить в себе этого зверя
не кликнуть курсором в перекрестье:
«закрыть»
На реках вавилонских
Како воспоем песнь Господню
на земли чуждей?
Покаяния двери
отверзи нам, Боже Сил! —
окаяния двери
давным-давно взломали мы сами.
Мы всё, всё понимаем, Боже
(не столько смиренно, сколько вымотанно).
Все суды Твои правы.
Мы ничего не можем, – разве вот только петь.
Многосмысленные экзегеты
давным-давно истолковали нам простецам,
что младенцы о камень – не более чем эвфемизм
борьбы с прилогами,
словожест пиетизма. Тем не менее, —
бойтесь, сыны Едомские!
И вы, дщери Вавилона, – по-за поскотиной,
на каблуках в грязи по колено,
за версту обойти старайтесь
мощи наших деревень прокаженных,
когда глухо, с ошибками, нестройно
по-церковнославянски
звучит в сирых церквушках
оккупированный псалом.
Новомученики и исповедники российские XXI
1
К этой иконе в храме почти никто не подходит,
Поводив над огнём плавким кончиком, в латунное гнездо
Свечу не утверждает.
На иконе – инокиня,
Средних лет, недавно ещё – учительница начальных классов,
Бухгалтер, фельдшер.
Апостольник – земляного цвета,
Нимб – грязноватая охра,
Надписания не разобрать.
Уставленных, по канону, благословляющих ладоней не видно —
Руки сведены за спину, в локтях стянуты крепко.
Сжатый рот заклеен упаковочным скочем.
На груди гвоздями
Приколочен белый картонный ящик
С надписью красным полууставом: «На монастырь».
По бокам её – аллегорические уветливые фигуры Поста и
Молитвы,
Взведшие бельма горе́. Выше их —
Одутловатое крылатое Послушанье.
В распахнутых глазах изображённой —
Всё низкое, отреченное, дымное, больное небо
Нашей жизни.
Я глядел в эти глаза две секунды,
Больше не смог. И, как и другие,
Ушёл, не поставив свечи.
2
Антирелигиозный плакат:
«Мракобесы, щупальца прочь от школы!»
На плакате – черная тень многолапого паука
С тенью митры на голове,
Серенький утлый прямоугольничек средней школы
В правом нижнем углу – беззащитен.
Возьми свечечку, брате,
Самую дешевую, за четыре рубля,
Затепли, поднеси к плакату: видишь,
При свете ясно —
Тот, кто казался пауком, всего лишь обыкновенный
Приходской тягловый поп,
Правда, и в самом деле многорукий:
В одной руке – Чаша, в другой – крестильный ящик,
В третьей – венцы, в четвертой – кадило,
В пятой, шестой и прочих – многочисленные послушанья:
Отчеты, рапорты, сметы, счета, налоги,
В последней – семья и шестеро ребятишек.
Тень от митры обернулась
Недостроенным зданием краснокирпичного храма,
Зияющим проемами безглазо,
На согбенный горб взгромоздившимся прочно.
Многорукий, балансирует над пустотой
На острие жизни вечной,
Видно, как дрожат под подрясником напряженные ноги,
Прищуренные очи, слезящиеся от высокогорных ветров, исполнены
Стального вышеестественного смиренья,
На изможденном лбу капли пота его как кровь.
Средняя школа, правда, так и остается
Маленькой средней школой,
На которую у попа рук уже не хватает,
Школой, по-прежнему беззащитной.