Дуй ветер попутный
Перевод В. Рогова
Пустили объявленье на севере страны;
«Лихие китобои Америке нужны».
Припев: Дуй, ветер попутный,
Вой-завывай!
Дружно за дело, ребята,
Наддай, наддай!
И если вы в Нью-Бедфорд пришли в недобрый час,
То мигом проходимцы экипируют вас.
Там скажут, что к отходу любой корабль готов
И мы через полгода забьем пятьсот китов.
Вот в море мы выходим, а ветер зол и лют,
Матросы все на палубе и в кубрике блюют.
А уж насчет питанья, так разносолов нет:
Вонючая говядина да горсть гнилых галет.
Полезли мы на ванты, и слышен голос нам,
«Посматривай на реи, не то пойдешь к чертям!»
Наш капитан на мостике, мы забрались на ют,
Орет впередсмотрящий: «Китов фонтаны бьют!»
«Спускай, ребята, шлюпки, за ними вслед пойдем,
Да будьте осторожней: перешибут хвостом!»
Забили, потащили, пришел разделки час,
Для отдыха минутки нет никому из нас.
Когда все в трюм запхали — расчету череда:
Полдоллара на рыло, шесть месяцев труда.
Когда сойдем на берег в каком-то из портов,
Надрызгаемся вдосталь да бросим бить китов!
Революционный чай
Перевод М. Сергеева
Старая леди была королевой островитян.
Дочь родная ее проживала в далекой стране.
А меж ними, дыша и волнуясь, лежал океан
С белым гребнем на каждой косой и летящей волне.
У старухи у леди ломилась от злата казна,
Но за жадность, должно быть, лишил ее разума бог,
И, призвав свою дочь, объявила однажды она,
С каждым мигом все больше серчая:
«Ты отныне платить дополнительный будешь налог
По три пенса вдобавок за фунт золотистого чая,
По три пенса вдобавок за фунт!»
Дочь ответила: «Матушка, я в соглашеньях тверда
И не в силах, поверь мне, такую принять перемену,
Я готова платить тебе старую честную цену,
Но три пенса вдобавок за фунт — никогда!
Нет, три пенса вдобавок за фунт — никогда!»
В королевских глазах загорелись и злоба и гнев,
И вскричала тут старая леди, от ярости побагровев:
«Ты мне дочь иль не дочь?! Иль забыла о том, отвечай?!
Ты, бесспорно, обязана деньги платить мне за чай,
Матери деньги за чай!»
«Эй вы, слуги! — тотчас приказала придворным она.
Отправляйтесь-ка за море с новою партией чая!
Привезите мне деньги, вы слышите, плуты, сполна,
По три пенса надбавки за каждый за фунт получая!»
Говорит она дочери: «Сбавь непокорность свою»,
И добавляет, от недовольства сгорая:
«Помяни мое слово, — кричит, — хотя и стара я,
Воспротивишься — до полусмерти забью!
За три пенса! До полусмерти забью!»
Морем шли корабли от рассветной зари до вечерней,
Слуги чайные пачки сложили у двери дочерней,
И по берегу моря у кромки соленой воды
Растянулись заморского чая ряды.
А девчонкина дерзость и смелость не знают предела,
А девчонка меж пачек танцует легко и умело,
И душистые пачки со смехом, одну за другой
Отправляет в кипяший прибой, поддевая ногой.
А затем говорит островной королеве: «О матушка-мать!
Вот ваш чай, он заварен, он крепок, пора вам его принимать.
Хорошо он настоян. Не правда ль? Так пейте его за двоих.
Но не ждите, мамаша, отныне налогов своих,
Да, не только прибавки, но даже налогов своих!»
Скачка Поля Ревира
Пересказ Н. Шерешевской
Запомните, дети, слышал весь мир,
Как в полночь глухую скакал Поль Ревир…
[4] Так пел о народном герое американский поэт Генри Лонгфелло спустя сто лет после знаменитой «Скачки Поля Ревира».
Пусть иные прочие говорят, что Поль Ревир не совершил этого подвига. Даже тем, кто помоложе, не продержаться бы в седле 14 дней, проскакав одним махом от Бостона через Чарлстон и Лексингтон до Конкорда. Куда уж мистеру Ревиру — серебряных дел мастеру средних лет, среднего роста и с бородой! Да мало ли кто что говорит.
Что правда, то правда, Поль Ревир был ювелиром и гравером. Никто лучше него не мог изготовить изящный серебряный кувшин или молочник. Особенно ему удавались ручки — такие изящные, легкие, просто загляденье! Что-что, а секрет линий и пропорций Ревир знал лучше всех в славном торговом городе Бостоне. За одну его чашу для пунша со знаменитой гравюрой «Сыновья Свободы» еще при жизни его давали 5 тысяч долларов, а после смерти все 100.
Ревир был преуспевающий мастер и мог себе позволить работать в мастерской, а жить в другом месте, в собственном доме. Но он был не только мастером, а и смелым человеком, и добрым патриотом. Только отчаянно смелые люди могли устроить «бостонское чаепитие», вы уж, наверное, слышали про него? Поль Ревир был среди этих отважных, которые, одевшись и разукрасившись наподобие индейцев, пробрались на корабли «Дартмут», «Элеонора» и «Бивер» и выбросили за борт весь чай, который эти корабли привезли в Новый Свет.
Так было надо, чтоб неповадно было англичанам драть с честных американцев лишнюю пошлину еще и на чай.
Всю ночь проработали «индейцы» и наутро, когда Бостонский залив пожелтел от бесценного заморского чая, никто из них на ногах не держался от усталости, один Поль Ревир нашел в себе силы, чтобы верхом на коне доскакать до Нью-Йорка и сообщить тамошним патриотам — англичане-то называли их мятежниками! — о «бостонском чаепитии».
Но это еще не та знаменитая «Скачка Ревира».
После чаепития британцы обозлились пуще прежнего и уж вовсе житья не давали своим колониям. Налоги, пошлины, запреты — чего только не придумывало правительство английского короля, чтобы ослабить, задушить своих подданных. Не нужны им были сильные конкуренты в делах, в торговле, во всем. Они их просто боялись и насылали в Америку все новых солдат и офицеров. Но и американские патриоты не сидели сложа руки. Всюду создавались отряды ополчения. Готовили оружие. Отливали пули. Когда не хватало свинца, переливали на пули оловянную посуду.