Нарная чертовщина - Страница 2
Пошел надзиратель к карцерам, позвал Алешку, в дверь постучал, - тихо, как в могиле. Дали тревогу, открыли карцер, - пусто. Ни дырочки, ни взлома, а пусто.
Прибежал начальник, глянул и за голову схватился:
- Выпустили, мерзавцы! Кто?
- Цугай сон поганый видел, - говорят ему.
- Какой сон? Цугай!
Рассказал Цугай сон. Начальник кобуру его ощупал и позеленел:
- Ага-а, сон видел!? Продал, иродово отродье! Обыскать!
Обыскали Цугая и бросили на место лешего в карцер.
II
Выбрался леший из тюрьмы и ну в лесу голосом знаки подавать. Кликал, кликал, - никого. В гущеру подался, нашел леших, а те шикают на него:
- Тсс, не булгачь: чужие тут сидят в камышах.
- Арестанты, небось, беглые, - догадался леший и давай обо всем рассказывать.
Не поверили ему лешие:
- Ты, говорят, городить такое, вроде в тюрьме не люди, а еловые пеньки.
Леший так и этак, - не верят. Рассердился он.
- Коли, - говорит, - не верите, пойдем со мной еще двое.
- Как?
- А так.
Взял леший пару дружков и повел их в камыши. А там спали беглые арестанты - Алешка, Мишка и Васька.
Снял с них леший боты, вытащил тюремные билеты, себе взял Алешкин, дружкам Мишкин и Вяськин дал и повел их.
Шли они огородами, репой лакомились и пришли к тюрьме перед утренней поверкой. Дернули у ворот за ручку-дзинь! Выглянул новый подворотный надзиратель, настежь калитку распахивает и улыбается: рад. Начальник прибежал. Алешка выступил вперед да в ноги ему - бух:
- Заставьте, - плачет, - рек добром поминать. Бешеной собаки испугались мы вчера. Думаем, кинется она на нас, станем мы все бешеные, и не управится с нами, с бешеными, господин начальник, вы, значит. Ну, и побежали мы от беды, собаку эту чтобы на огороды от арестантов заманить... Ну, и сгоряча наделали делов всяких.
Я в тюрьму вернулся, а ребята не успели.
Начальник улыбается и спрашивает:
- А как ты из карцера ушел?
Алешка вздохнул и завел;
- Жалко, - говорит, - мне стало Мишку и Ваську. Заблудятся, думаю, в лесу, потому - собака бешеная, а место глухое. Ну, я Цугая и сговорил: пообещал ему на том свете его грехи взять на себя. Прихожу в лес, а ребята ревут. Увидали, так и кинулись: доведи, говорят до тюрьмы. Вот я и привел.
Начальник и старший руки потерли и велели запереть леших в светлый карцер.
- Ну, не верили? Примечай теперь...
Час, два, три просидели лешие, а в животах только и добра, что репа. Постучали, подождали, еще постучали, - как в гробу. Разъярились, сняли с ног боты и ну молотить ими в дверь. Прибежал старший со сворой своей:
- Чего надо?
- Есть давай!
- Не подохнете! Открывай!
Ворвались надзиратели в карцер, избили леших за убитых надзирателей, боты и все, чем стучать можно, отобрали и ушли...
- Ну, не верили?
III
Из города приехало военное и судейское начальство.
Повели к нему леших. Начальник перед главным генералом вертится, рассказывает, как явились лешие в тюрьму, что говорили, и хихикает. Генерал послушал его да как порскнет носом и ну картавить:
- Глупости гогодите!
Начальник чуть с душой не расстался: хотел угодить, намекнуть, что ему пора вверх по службе итти, а вышло вон что. А тут еще старший вошел и ну мигать ему. Начальнику надо к генералу подлизываться, а он мигает и мигает. Обозлился начальник и спрашивает:
- В чем дело?
- Привели там...
- Кого привели? Давай сюда.
Старший глаза пучит, подмигивает, а начальник опять:
- Давай, говорю, сюда...
Повел старший плечом и ввел в контору пристава, полицейских, а с ними всамделешних беглых арестантовАлешку, Мишку и Ваську: в лесу в камышах схватили их.
Глянуло начальство и обомлело: справа Алешка, Мишка и Васька и слева Алешка, Мишка и Васька. Только и разницы, что одни босые, другие в ботах. Пристав рапортует, как было дело. Генерал покраснел, собрал с лысины пот в платок, крикнул:
- Чогт знает что! - и поманил к себе всамделешнего Алешку:
- Эй, хагя! Ты кто?
- Алексей Сусликов.
Генерал к Алешке-лешему:
- А ты кто?
- Алексей Демьянович Сусликов.
- Фу, чогт!..
Кинулось начальство опрашивать тех и других, а Алешка-леший выступил и говорит:
- Не извольте беспокоиться: мы-ста и есть настоящие, потому и билеты при нас. Вынимай, ребята!
Вынули лешие тюремные билеты и подают. Поглядело начальство в билеты, по-куриному заокало:
- Конечно, точно, подписи несомненны, - и к всамделешним: - Где билеты?
Те в карманы, в шапки, - нету билетов. Побелели безбилетные, даже не арестанты - и затряслись:
- Обронили мы, ваши благородия...
- Обгонили, бгодяги! В катоггу! - затопал генерал.
- Да, ваши благородия, мы, вот истинный господь, мы - это мы, а это...
- Нет, мы - это мы! - затараторили лешие и пальцами на всамделешних показывают: - Гляньте, нешто похожи они на воамделешних?
Тут судейское начальство вмешалось: надо, мол, вывести одних и допросить других. Вывели леших. Начало начальство распытывать всамделешних: кто они, сколько годов им, как отцов, дедов, бабок звать и прочее. Ничего не вышло: всамделешние сбивались, путали, у леших же все без запинки выходило. Начальство руками развело, велело запереть леших особо, всамделешних особо, осмотрело карцер, фортку в коридоре и ну тюрьму обходить.
Лешие уселись в камере на полу и ждут. Открыл надзиратель дверь к ним, рявкнул:
- Встать! Смирно! Руки по швам! - а они ни с места.
Генерал по-картавому на них:
- Пгиказываю встать!
А Алешка в ответ:
- Больно отощали мы, барин!
- Ты ггубить! В кандалы! Всех!
Старший метнулся на коридор, привел тюремного кузнеца с тройкой кандалов, с болванкой, с молотком и заклепками. Положил кузнец болванку, посадил на пол Мишку-лешего, хомутки на ноги ему надел, заклепку вложил и давай клепать...
- Ты поладней клепай, - говорит ему Алешка-леший.
- Могчать! - заревел генерал, а Алешка ему:
- Я не с тобой говорю.
Побеленел генерал, ногами затопал, кулаками засучил, а Алешка опять ему:
- Бей, бей, вот он я!
Генерал из себя вышел:
- Гозог!
Заковали леших и повели на двор. Алешку, как самого зубастого, разложили на переднем дворе, Мишку - на левом, Ваську - на правом. Приволокли прутьев метел на десять. Охотники - из надзирателей - засучили рукава и выбрали по пруту.
- Тюрьма-а! На ок-на! - скомандовал старший.
Начальство все обмозговало: троих, мол, будем пороть, а прочие будут глядеть и вразумляться, - всем занятие.
Только ничего из этого не вышло. Легли лешие, и хоть бы один взвизгнул. Розги свистят, а они лежат, как чурки, вроде не им, а двору березовой каши всыпают.
Алешке отсчитали сто ударов с хвостиком. Встал он, а генерал к нему:
- Хогошо?
- Дюже хорошо. Ложись, оближешься...
На окнах:
- Хо-хо-хо, ха-ха-ха!..
Генерал кричит:
- Еще!
Получил Алешка привесок в полсотни розог, встал и кажет генералу язык;
- Видал?
- Убью! - кричит тот. - Гастгеляю!
А из окон смех да приговорки, словечки всякие.
Генерал напустился на начальника:
- Гаспустили тюгму! Под суд отдам!
Начальник на старшего накинулся, тот на своих подначальных, и пошло, поехало, будто с привязи сорвались все. Весь день порядок наводили, кричали, наказывали арестантов.
IV
Ночью лешие тараканами пробрались к начальнику на казенную квартиру, стали у двери и захихикали:
- Ну, что, выслужился?
Закружились, в ладоши захлопали, на кандалах плясовую заиграли:
Три копейки по копейке,
Вец, вец, вец...
Начальник поглядел на них и давай щипать себя, за усы дергать. Они обступили его, в глаза ему уставились и ну морочить голову:
- Кланяется, - говорят, - тебе тот, что в карцере помер. Помнишь? И тот, которого ты приказал скрутить рубахой. Помнишь? У него тогда ребра хрустели. Не забыл?