Нарком Берия. Злодей развития - Страница 18

В июне 1935 года навестить ее приехали два внука и внучка. Но остановились Яков, Василий и Светлана Сталины на квартире у Берии. «Пробыв в Тбилиси целую неделю, они повидались со своей бабушкой лишь один раз. Общаться с ней им было трудно: Кеке ни слова не говорила по-русски. Ее маленькая темная комната, окно которой выходило во внутренний дворик, очень резко контрастировала с просторными помещениями старинных правительственных дворцов. Обстановка в этой комнате была нищенской. Дети Сталина – а особенно Светлана – были поражены ее непритязательным образом жизни, старомодностью окружающей ее обстановки…»

Когда в мае 1937 года она умерла, то сын на похороны не приехал, но прислал венок с надписью по-русски и по-грузински: «Дорогой и любимой матери от ее сына Иосифа Джугашвили (от Сталина)». Организацией похорон занимались Лаврентий Павлович и его доверенные люди…

Кроме того, двоюродная сестра жены Берии, сотрудник органов, Александра Накашидзе, с 1937 по 1943 год работала сестрой-хозяйкой в доме Сталина. На это ответственное место ее устроил Берия. О ее деятельности сохранились два ярких комментария – в книге Лины Тарховой[28]: «Вошла лейтенантом, вышла – майором госбезопасности. Такой рост по службе был оплачен неусыпными трудами. Накашидзе почти не выпускала Светлану Аллилуеву из поля зрения. Она ходила со Светланой в театры, она же контролировала общение девочки с подругами». Другой комментарий, Варвары Самсоновой[29], не менее красноречив: «Сестра-хозяйка» не умела ни готовить, ни вести дом. Плохо говорила по-русски, хотя пыталась проверять тетрадки Светланы. Главной ее обязанностью было – соглядатайство. Она шпионила за всеми – Анной Сергеевной, Евгенией Александровной, детьми и «стучала» Берии и Власику. Саша была молода, смешлива, довольно добродушна и вначале понравилась Светлане. Стукачкой, доносчицей она стала позднее, когда Светлана влюбилась. Никашидзе слишком ретиво исполняла свои обязанности – подслушивала телефонные разговоры своей подопечной, рылась в ее столе, читала письма. Светлана ее возненавидела».

Можно подчеркнуть, Лаврентий Павлович являлся одним из немногих приближенных Сталина, ни разу не примыкавшим ни к какой оппозиции, ни к линии партии, ни к Сталину. Поэтому «модные ярлыки» «троцкиста» или «бухаринца» к нему не применялись даже на июльском Пленуме 1953 года, готовом обвинить Берию во всех грехах. Речь идет не только о безусловной преданности Сталину (что в начале 50-х годов вызывало некие сомнения), но и об особенности характера самого Берии – он был прагматиком, технократом, верящим в силу действий, а не преимущества идеологий. Поэтому он безо всякой жалости занимался организацией репрессий против представителей как левого, так и правого уклона. Берия не просто шел по головам – он понимал, что безусловная верность Сталину – это лишь одно из условий для восхождения на вершину власти, ибо верными Сталину до гроба были многие казненные и сосланные в лагеря.

Другим условием была нужность вождю – но и даже это не давало гарантий пребывания у власти и безопасной жизни. Сталин периодически менял свои «инструменты» (в первую очередь это касалось руководства спецслужб и кадров), чтобы они не смогли приобрести никакой самостоятельной власти. После снятия даже всемогущего министра (того же Виктора Абакумова) он моментально превращался в ничто, вокруг него образовывалась пустота – никто, даже те, кто был обязан ему жизнью, не хотели быть рядом, чтобы не попасть под неизбежный карающий удар с кремлевского олимпа. Власть Сталина держалась на том, что он практически любого за очень короткий промежуток времени мог обратить во прах. И Берия это знал лучше других и поэтому не переоценивал значения своей роли (как это случалось с тем же Ежовым, обладателем «ежовых рукавиц») и периодически «уходил в тень», в том числе занимаясь атомным проектом – нужным стране. Но при этом не требующим от Берии публичности, присущей этапам борьбы с внутренними и внешними врагами…

О том, как разворачивалась борьба за власть на советском олимпе, подробно вспоминал Анастас Микоян в своих мемуарах «Так было. Размышления о минувшем», где описаны и заседания политбюро, и то, как, казалось бы, буднично проходили репрессии и бесследно исчезали люди, которые еще недавно казались незаменимыми. Одной из первых жертв схватки за власть стал старый большевик и доверенное лицо Сталина – Серго Орджоникидзе – после того, как в 1931 году Берия стал руководителем Компартии Грузии, по мнению Микояна, и началась травля Орджоникидзе: «Берия раньше, приезжая в Москву, тоже заходил к Серго, пользовался его советами. Но как только достиг своей цели, стал игнорировать Орджоникидзе и со временем добился того, что другие работники Закавказья тоже оборвали всякие связи с Орджоникидзе. Сам факт такого резкого изменения отношения к нему тяжело отразился на впечатлительной натуре. Он понимал, что все это не могло быть без ведома Сталина. Берия не осмелился бы на такой шаг. Он, видимо, наговорил Сталину о том, что товарищи ходят к Орджоникидзе за советами и т. д., и добился согласия на то, чтобы оборвать эти связи. При этом ни Берия, ни Сталин прямо с Серго на эту тему не поговорили ни на Политбюро, ни лично…» Потом Серго жаловался Микояну на то, что, даже не поставив его в известность, был арестован и исключен из партии его младший брат – Папулия Орджоникидзе, занимавший должность начальника Закавказской железной дороги. Он был горяч, несдержан на язык, и к тому же открыто выступал на партийных собраниях против репрессивных действий Берии. В 1936 году Папулия Орджоникидзе был с ведома Сталина расстрелян.

По мнению А. Микояна, негативную роль в гибели Серго Орджоникидзе сыграл именно Лаврентий Берия: «Закавказские товарищи, которые работали вместе с Серго, с приходом Берии были сняты с постов, но многие из них находились в Москве – Орахелашвили, Гогоберидзе и другие. Берия хотел упрочить свое положение, избавиться от них и добился этого.

Он добивался того, чтобы всех знавших его кавказских товарищей в Москве не было, чтобы в ЦК не могла попасть информация о его деятельности. А все эти люди были близки Серго Орджоникидзе…»

10 июля 1934 года было принято постановление ЦИК СССР «Об образовании общесоюзного Народного комиссариата внутренних дел». В его составе одновременно были созданы Главные управления, которые отвечали за следующие направления деятельности: государственную безопасность, милицию, пограничную и внутреннюю охрану, пожарную охрану, исправительно-трудовые лагеря и трудовые поселения.

Тогда же была учреждена должность народного комиссара внутренних дел СССР, которую занял Генрих Ягода (Енох Иегода), продержавшийся на своем посту до осени 1936 года. Ягода официально был признан видным организатором «социалистической индустрии тайги и Севера», что означало освоение диких и далеких, но нужных для промышленного использования мест силами заключенных ГУЛАГа, попавших в лагеря часто даже без суда, а по решению так называемых «троек».

Иной раз и впрямь могло показаться, что жить в Стране Советов стало лучше и веселее. 28 ноября 1934 года завершился пленум ЦК ВКП(б), среди решений которого была отмена продовольственных карточек с 1 января 1935 года.

Переводчик Сталина Валентин Бережков со слов Микояна рассказывал об этом: «…путем строжайшей экономии и одновременного наращивания производства удалось накопить большие запасы продуктов и товаров народного потребления. Сталин лично следил за этим и строго наказывал нерадивых производственников. Провели огромную работу по доставке всего этого к местам назначения, оборудовали склады и холодильники, обеспечили транспорт для развоза по магазинам, особенно в пиковый первоначальный период, когда люди еще не поверили в стабильность рынка. Заранее отремонтировали и красиво оформили магазины, мобилизовали продавцов на специальные курсы. И строго предупредили работников торговли, что за малейшее злоупотребление, сокрытие товаров и спекуляцию те ответят головой. Пришлось нескольких нарушителей расстрелять. Но главное – не растягивать снабжение, не выдавать его по чайной ложке, а выбросить в один день во все промышленные центры. Только это могло дать нужный эффект».