Нарисуй узоры болью...(СИ) - Страница 46

========== Боль двадцать третья. Отголосок добродетели ==========

Гроттер понимала, что и сама выдержит не более пяти минут, но Иван уже наклонился, чтобы попытаться разжать её пальцы и не позволить взобраться обратно, наверх. Чтобы она не могла выжить.

Это выглядело просто отвратительно, и рыжеволосая смотрела в его синие глаза с такой ненавистью, что, пожалуй, Ивану должно было стать не по себе. Но, впрочем, разве он умел понимать, когда кому-то становилось плохо?

Гроттер уже даже не понимала, когда именно он стал вот таким. Таким злым, скорее даже злобным…

Способным убить, как он выражается, “для её же блага” – и впервые за все игры Таня вдруг поняла, что до такой степени сильно хочет жить, что просто не может ему поддаться. Она изо всех сил уцепилась в камень, пытаясь удержаться, но не получалось совершенно ничего.

Валялкин уже практически заставил Гроттер отпустить последний, спасительный камешек и рухнуть вниз, но вдруг схватился за сердце и резко отпрянул.

Гроттер не могла ничего сделать, лишь смотрела, как умирал, хрипя и хватаясь за горло, Валялкин, и насколько это жутко выглядело. Таня не могла ни помочь, ни помешать – она вообще ничего не могла сделать, только висеть над пропастью и надеяться на то, что незнакомец не пожелает убить и её.

Валялкин громко, истошно закричал.

Гроттер даже видела кровь, которая вдруг полилась из многочисленных, прежде несуществующих ран Ивана.

Тот извивался на земле, словно пытаясь ухватиться за что-то и остановить собственные неимоверно сильные судороги, а после схватил сам себя за горло и, не понимая, что толкает его на подобные действия, поднялся на ноги.

Его руки наконец-то отпустили собственную шею, но Валялкин неумолимо приближался к краю, вот-вот готовясь упасть.

Таня зажмурилась.

Она услышала лишь истошный вопль, который разразился по всей пропасти, эхом отбиваясь от каждой стены.

А после всё стихло.

Гроттер не знала, что происходило, только почувствовала, что её пальцы окончательно соскальзывают, и уже даже не сопротивлялась, просто отпустила свой последний оплот, единственное спасение, которое только могло быть в подобной ситуации. Нет, у неё больше не осталось шансов.

Таня уже представляла себе свободу полёта. Понимала, что встретит свою смерть почти так же, как и Иван – Валялкин с его проклятым отголоском добродетели, который считает, что для её же блага можно было запросто убить её.

Как же это было отвратительно, до какой степени противно, она всё равно не могла просто так взять и возненавидеть Ваньку.

Почему всё так?

Гроттер подумала, что пора уже прощаться с жизнью, но спустя мгновение осознала, что не падает. Чьи-то пальцы сомкнулись вокруг её запястья, а после кто-то с силой дёрнул её на себя, вытаскивая на землю.

Просто так подняться Таня не смогла. Она стояла на коленях, опустив голову, и цеплялась руками за траву, словно та могла помочь ей удержаться и не свалиться вниз ещё раз, уже окончательно.

Тот самый человек, который убил Валялкина и спас её, сейчас силком поднял Гроттер на ноги и легонько встряхнул.

Таня наконец-то осмелилась посмотреть ему в глаза.

Некромаг.

Она сама не понимала, откуда пришло подобное осознание, но смотрела в его чёрные-чёрные глаза, которые сейчас казались слишком тёмными, слишком холодными, и не могла больше увидеть ничего, словно в его облике только одни и глаза остались от всего внешнего вида.

- Жива.

Он выдохнул это с определённым облегчением, осмотрев её внимательно на предмет повреждений, а Гроттер, словно сумасшедшая, отметила, что у этого человека приятный, мягкий, практически бархатистый голос.

Ей казалось, что она сейчас потеряет сознание прямо сейчас, но вместо этого Таня чрезмерно внимательно рассматривала некромага.

Ей что-то не позволяло отвернуться.

Она скользила взглядом по его одежде – вполне обычной, если не считать что-то странное, похожее то ли на плащ, то ли на слишком длинное пальто – чёрное и, вероятно, защищающее от определённого вида погодных условий или, пожалуй, какого-то нападения.

Может, даже от магии.

Он усмехнулся, заметив достаточно любопытный, истинно женский взгляд, который, казалось, не должен быть свойствен Провидице. Впрочем, Провидицы и колдовать не должны, а у этой получалось.

Таня помнила, что некромага звали Глебом, но, тем не менее, больше никакой информации ей в голову просто не приходило.

Гроттер шмыгнула носом, словно пытаясь что-то понять, а после полушёпотом спросила:

- Зачем?

***

Гробыня устала идти. Ей хотелось упасть прямо здесь и отправиться в лучший мир, к её любимому, прекрасному Гломову.

Горгонова не отпускала.

Она вновь легонько подтолкнула Гробыню, словно заставляя вновь куда-то идти, а сама в тот же миг села прямо на траву.

Теперь местность начинала постепенно меняться. Они, почувствовав какой-то гром у ручья, отошли от него, отказываясь шагать вдоль, и теперь направлялись куда-то вглубь, как считала Горгонова, арены.

- Мне кажется, что мы идём не в ту сторону, - наконец-то прошептала Склепова. – Я хочу найти эту тварь и убить её.

- Лоткову?

- Да, Лоткову! – воскликнула она, с ненавистью глядя на Медузию. – А мы идём непонятно куда, отходим от ручья…

- Ручей – это границы. Я видела столько раундов, столько выпусков “Тибидохса”, что уже способна это определять.

И вправду, Горгонова, возможно, была права.

- Ручей выходит где-то из гор, причём с двух сторон. Он смыкается практически в единое целое, может быть, где-то формирует озеро, а может пересыхает одновременно или вливается сам в себя. Вы когда-то видели на противоположном береге хотя бы одного человека за всё время?

Склепова пожала плечами.

- Это было неважно, - выдохнула она. – Мне плевать на то, как устроена эта арена, я просто хочу вернуться к Гуне.

- Успеешь, - равнодушно отозвалась Медузия. – Итак, этот ручей проходит по кругу, пересекая горы, лес, два вида полей – одни покрытые цветами, другие сухие. Но всё равно под конец все будут вынуждены собираться в центре.

Склепова усмехнулась. Ей было наплевать, кто и где должен собираться, она предпочитала просто не задумываться над этим.

- Поэтому мы будем направляться к центру, - наконец-то сообщила Горгонова.

- А если мы от него наоборот отдаляемся? – хмыкнула Гробыня. – Что тогда? Ты не можешь дать мне гарантии!

- Не могу, - Горгонова вздохнула, а после, почувствовав колющую боль в сердце, попыталась проигнорировать всё, что происходило в её организме. Она понимала, что слишком опасно позволять своему сердцу без конца болеть, но, тем не менее, уже даже не задумывалась над тем, что делает.

- Тогда почему ты решила, что мы идём к центру?

- Потому что тут все дороги ведут к центру, - спокойно протянула Медузия. – Понимаешь ты или нет, на противоположном берегу проходит граница! Может быть, в десятке метров. А может посреди ручья!

Склепова лишь равнодушно пожала плечами.

- Запомни. Там ты сможешь их встретить. Только там. Только там, где будет центр, - спокойно прошептала женщина, словно пытаясь убедить Склепову поверить ей хотя бы на несколько мгновений.

Наконец-то женщина дождалась согласного кивка от Гробыни и едва заметно улыбнулась, чувствуя, что ей стало немного легче.

- Всё будет хорошо, - прошептала наконец-то совсем-совсем тихо Медузия. – Всё будет хорошо, мы выиграем.

Она посмотрела на Склепову с неожиданной нежностью, которая, возможно, сейчас была излишней.

Её карие глаза казались сейчас не такими уж холодными и равнодушными, но, тем не менее, Медузия всего лишь играла определённую роль, которую отвела сама себе. Она не видела других вариантов развития событий, исключительно свой план, вот только силы Сарданапала не позволяли ей жить спокойно.

Наконец-то, отойдя немного от Гробыни, она расстегнула пуговицы собственной рубашки и посмотрела на огромную кровавую рану, которая осталась после магии некромага. Страшно было думать даже о последствиях, но у неё всё равно, что так, что так не осталось совершенно никакого выбора. Только идти вперёд.