Нарисуй узоры болью...(СИ) - Страница 104

А так хотелось быть нужной.

Так хотелось быть хотя бы немного полезной, но вряд ли у неё вообще должна была появиться подобная возможность.

Она – никто.

Только тень Чумы, у которой нет реальности и желания что-то сделать, чтобы та самая реальность всё-таки появилась. Гроттер чувствовала пустоту вокруг себя, и оная была настолько всепоглощающей, что Таня отбросила в сторону все попытки сражаться и попросту мирно подчинилась.

Бейбарсов не отговаривал её ни от чего. Ему словно было всё равно – некромаг смотрел на неё, но молчал каждый раз, когда Таня что-то спрашивала, или же тихо соглашался и бормотал “делай, что хочешь”.

Гроттер хотелось творить всё, что взбредёт ей в голову, вот только она не могла позволить себе просто так взять и разорвать ту самую непонятную, почти что магическую связь с некромагом.

И она пыталась её усилить.

Казалось, Бейбарсов не испытывал ни страха, ни ужаса, ни ненависти по отношению к ней – он не изменился.

Он, чёрт возьми, вообще никогда не менялся, тогда как она вынуждена была пасть до такой степени низко.

- Если ты откажешься, - прошипела Гроттер. – Весь этот мир превратится в прах. И ты знаешь, что я не лгу.

- Знаю.

- Значит, ты не откажешься? – ещё пять секунд назад она казалась стервой, змеёй, которая способна на всё, теперь – превратилась в пушистого котёнка.

- Не откажусь, - отрицательно покачал головой Бейбарсов. – Единственное “но”, это всё происходит не из-за моей любви к миру.

- А почему?

Гроттер хотелось, чтобы он хоть раз в жизни сказал то, что ей хотелось бы услышать – короткое, спокойное “я тебя люблю”, которое, возможно, подарило бы ей хотя бы подобие надежды.

Но нет.

Бейбарсов словно специально всё оттягивал и оттягивал момент, когда можно было быть с нею, а потом, будто бы издеваясь, напоминал о собственном существовании.

Он выполнял её задания, но на расстоянии – и играл всё ту же роль, что и каждое мгновение до этого.

Каждый раз.

- Ты всё время играл по правилам Чумы, - с обвинением в голосе выдохнула Таня. – Ты должен мне подчиняться.

Он удивлённо изогнул бровь, словно недоумевая, с чего она вообще могла взять такую ерунду.

- Нет, ты немного ошибаешься, - наконец-то промолвил Глеб. – На самом деле я никому ничего не должен.

Таня сжала руки в кулаки и отвернулась от некромага – кто он ей, в конце концов? До поры до времени всего лишь подданный, только она словно специально делает этот мир всё более и более коротким.

Где она, та самая пора?

За каким углом прячется её конец?

Бейбарсов согласился на ней жениться – со смехом заявил, что по любви; только в чёрных глазах слишком много ненависти и боли, которая растворилась в сплошном потоке некромагии.

И пустота.

Он не пустой изнутри, но, тем не менее, способен очень даже хорошо притворяться. Делать то, что только ему нужно.

Таня чувствовала это – ей казалось порой, что она просто наивная птичка, которая оказалась в логове слишком хорошо играющего собственную роль змея.

Ферзь – фигура важная. Но передвигает её всё равно игрок, а ферзями очень часто жертвуют.

И кто из них кто?

Или тут есть фигура короля.

…Глеб не стал напоминать о том, что процедура достаточно рискованная, что на самом деле у них есть огромные шансы попросту погибнуть – его ледяное равнодушие продолжало существовать.

Складывалось такое впечатление, что всё это он говорил или делал назло, только чтобы немного досадить девушке.

Таня пыталась смириться с этим, но у неё не было такого шанса, и рыжеволосая предпочитала вечную, без конца сильную и могущественную борьбу с тем, что было, впрочем, ей не до конца подвластно.

Она остановилась перед зеркалом, глядя на белоснежное платье.

Цвет невинности – это свадебное платье подготовила для себя в новом теле Чума, которой в её безумии так хотелось новой жизни.

После неё осталось слишком много записей, которые говорили о её планах на будущее – дерзких планах.

Противных, отвратительных, гадких.

Таня, впрочем, даже могла бы ей поверить – но во всём этом не было ни единой капельки искренности.

Чума была поддельной, насквозь прогнившей и превратившейся в глупый кусок плоти, в котором смысла не больше, чем в обыкновенной продажной шкуре.

…А ещё эта фата. Символ, чёрт возьми, невинности – а кто его знает, кем была на самом деле Чума.

Глеб говорил, она могла переносить собственное сознание в мысли других провидиц, но ненадолго.

Пользовалась их телами, словно вещью, использовала так, как ей одной только было удобно это сделать.

Получала удовольствие.

После тело отторгало и её, и истинную хозяйку – провидицы умирали толпами. Вот только, впрочем, пока Чума была при власти, это ни для кого ничего не означало.

Таня боялась, что однажды и её саму будет ожидать именно такая судьба, но пыталась вести себя как можно тише и спокойнее, не высовываться и не подвергать опасности всё то, что она только знала и любила.

Выходило до поры до времени – до “Тибидохса”, который она возненавидела искренне всем своим сердцем.

Теперь уже было поздно.

Она не понимала, о какой невинности в своём лице могла говорить Чума – Гроттер сейчас выходила замуж за того, кто переломал ей всю жизнь, но, впрочем, у неё хотя бы не было кандидатов.

А мораль?

Невинность – она в душе, хотя тело тоже играет определённую роль.

- Ваше Высочество, пора, - шепнул кто-то из слуг и, дождавшись её короткого кивка, убежал.

Таня не собиралась отступать – она знала, что сделает то, что задумала, даже не дрогнув, и, возможно, это подарит ей хотя бы несколько мгновений счастья в том далёком будущем, до которого ещё надо добраться.

Она пошла вперёд.

Здесь, в тёмном тронном зале, который был слишком похож на тот, что существовал в Северных Пещерах, не собралась толпа.

Нет.

Толпа радовалась за свою королеву там.

За границами замка они могли кричать и вопить столько, сколько пожелали бы – Тане оказалось наплевать на них и на все их проклятые мысли, которые она слышала в собственной голове бесконечным эхом.

Девушка до такой степени сильно мечтала сбежать отсюда, скрыться, что упрямо шагала вперёд.

Ковёр под её ногами был чёрным и невероятно затоптанным. По нему каждый день проходили сотни людей. Они тащили собственные донесения к Чуме.

Но Таня ещё не вступала сюда.

Она дала слово, что займёт тронный зал только после собственной свадьбы, и собиралась выполнить его, тем более, что это было совершенно нетрудно.

Специально для этого приготовили даже парный трон, который, впрочем, должны были установить после её свадьбы.

Почему?

И на этот вопрос тоже был ответ. Подданные боялись того, что на самом деле их повелительница только разочаруется, когда очередное торжество банально сорвётся – но Таня ведь знала, что Бейбарсов совершенно никуда от неё не скроется.

И, что самое странное, не хочет.

Ему это не нужно.

Он сам сказал, что все меры безопасности совершенно лишни – если бы Глеб так сильно пожелал от неё сбежать, то сделал бы это до такой степени быстро, что она не успела бы совершенно ничего заметить.

Но, судя по всему, он вдруг решил, что на самом деле вот так, безо всяких отлагательств, без того, что могло помочь ему убежать, будет проще.

Да и кто ему поможет?

Повелительница сказала ясно, что желает получить хотя бы какого-то человека в собственную безраздельную верность.

…Белое платье со шлейфом, наверное, будет грязным. Таня поймала себя на этой мысли слишком поздно, когда шлейф уже скользнул по старому чёрному ковру.

Со всех сторон над нею нависали сумерки, которые, при отсутствии окон в тронном зале, поглощали всех вокруг.

На улице был всё ещё день или, может быть, уже вечер. У неё не было свидетелей или ангелочков-детишек, которые держали бы шлейф. У неё в распоряжении осталась только собственная ненависть и боль, которую она так сильно пыталась перелить через край и отдать кому-то другому.