Нарисованная любовь (СИ) - Страница 3

— Мы будем ждать окончания занятий?

— Нет, мы все нарушим. Ворвемся и устроим радостный переполох.

Эдвин засмеялся. Дженни решила, что несправедливо оценила его только что. Лицо Эдвина осветилось, и глаза стали как бездонная голубизна.

Они действительно вошли без стука. Ани подхватила и закружила Дженни по комнате, не стесняясь, что тут присутствовал этот пожилой, на взгляд Дженни, дядя Фред.

— Ну, хорошо, — проговорил Фред, словно ему задали вопрос и ждали решения, — на сегодня все. Устраивайте гостью. Иди же сюда, красавица, — поманил он Дженни.

Та подошла и запоздало поздоровалась:

— Здравствуйте.

— Взаимно. Ух, сколько в доме стало молодежи! Меня только не забывайте. Приходи, как устроишься.

— Хорошо, — улыбнулась Дженни. — У вас здесь замечательно, — она с любопытством оглядывала огромные стопки книг, бронзовые подсвечники, старые кресла.

— Пойдем, — Ани увела сестру.

— Серьезная девица, — проговорил Фред.

— Да, скромная, спокойная, — добавил Эдвин.

Фред покачал головой.

— Ошибаешься. Буря! Но сильная воля, умение владеть собой — и буря под контролем.

— Отец, ты меня удивляешь. За несколько минут так разгадал человека.

— Спасибо за комплимент и за то, что ты обо мне такого мнения. Только дело не в этом. Просто мы с её отцом постоянно говорим о своих детях, — подмигнул Фред.

Дженни долго оставалась в своей новой комнате, так ей понравилось то, что было в ее распоряжении. Ее интересовало все: вещи на столе и у зеркала, большая мягкая кровать, на которой она даже попрыгала, прислушавшись сначала у двери, нет ли кого в коридоре. Ей понравился вид из окна, и она долго разглядывала подстриженные газоны, сад, какие-то постройки вдалеке. Потом еще раз оглядела платье, на которое сменила дорожный костюм и пригладила волосы. В таком шикарном доме нужно выглядеть соответственно.

Она вышла и стала спускаться вниз, так как Ани перед уходом сказала:

— Как отдохнешь, сойди на веранду, там кто-то из нас будет обязательно.

На веранде был Эдвин. Он обернулся, услышав шаги Дженни, и она вновь увидела в глазах отрешенность, словно Эдвин только что вернулся из другого мира.

— А, Дженни, — улыбнулся, — до чая еще есть время. Забеги к моему отцу, он будет рад.

Она кивнула и пошла к кабинету Фреда. Постучала и вошла.

— Садись, — указал Фред на кресло у стола, — Осмотрись, а я пока закончу одно дело. А впрочем, потом. Видишь, — он указал на раскрытые книги, — работаю. Сам ничего такого сочинить не могу, до меня все пересочиняли, а вот умные мысли из разных книг выдергиваю и кратко и более понятно излагаю в эту тетрадь. Пригодиться если не детям, то внукам. Может у них не будет столько времени все это изучать, — и он похлопал по стопке книг, — и мой труд будет в самую пору. Кстати, можешь приходить сюда, когда захочешь, порыться в библиотеке, найти что-то интересное для себя.

— А я не буду вам мешать?

— Нет. Мы же с тобой будем заниматься делами. А если перекинемся словцом — ну и хорошо. Общение нужно в любом возрасте. Только я думаю, ты сейчас смотришь, а сама размышляешь: ну о чем можно говорить с таким дедом? Я ведь тебе кажусь совсем старым? Сколько тебе лет?

— Четырнадцать.

— Хороший возраст. Только для тебя сейчас и Эдвин кажется совсем дядькой, правда?

Дженни покачала головой:

— Нет, он не старый, только странный.

— Ух, ты! Ну и оценила? Чем же он странный?

— Мне кажется, он на мир смотрит не прямо, а через душу. Сначала вовнутрь себя, а потом через ощущения там, наружу.

Фред приспустил очки и посмотрел на Дженни внимательней, довольно откашлялся.

— Ого, у нас появился свой философ, зачем же я тогда копаюсь в этом? — он указал на книги. — Ты очень точно выразилась. А знаешь, почему он такой?

— Нет.

Фред поманил Дженни пальцем, и она наклонилась к нему через стол. Фред сказал шепотом:

— Эдвин пишет стихи.

— О! — замерла Дженни с открытым ртом.

Фред был доволен произведенным эффектом.

— Да, да. Может поэтому и видит мир другим. А все непохожее нам кажется в первую очередь странным.

— Хорошие стихи?

— Не знаю, — пожал плечами Фред, — Мы — мужчины и между нами не принято сентиментальничать. Эдвин мне их не показывает, а я не спрашиваю. Возможно, он считает, что они не очень достойны, чтобы оглашать. Только ты не говори Эдвину, что я выдал его тайну.

— А Ани знает?

— Может быть. Влюбленные ведь должны что-то говорить друг другу: разные подходящие слова, стихи, так ведь?

— Обязательно! — пылко проговорила Дженни, чувствуя к Фреду небывалое расположение. — О любви нужно говорить все время. Ах, как это наверно чудесно! Я, когда влюблюсь, буду каждую секунду твердить, что он самый лучший и любимый.

— Я буду рад за тебя, — серьезно произнес Фред, — Только в жизни иногда получается так, что о любви приходится молчать. И это бывает не менее важным, чем кричать во весь голос. Только в таких случаях не надо унывать. Любовь она и есть любовь, как бы ни проявлялась. Это серьезное чувство и к нему нужно относиться бережно.

В этот момент открылась дверь, и вошел Эдвин.

— Простите за вторжение. Все готово к обеду. Дженни, тебя ждет Анетта. Сейчас и мы подойдем.

Дженни вскочила и бросила на Эдвина внимательный взгляд. У дверей обратилась к Фреду.

— Мы обязательно продолжим наш разговор, хорошо? — сказала она очень серьезно.

Фред развел руками:

— Непременно!

Эдвин взял у отца пиджак и подал другой — для обеда.

— Интересно, о чем вы говорили?

— О любви.

— Ты и она — о любви?

— А почему нет?

— Такие разговоры — удел девушек, их времяпровождение. А ты у меня серьезный и мудрый. Можешь показаться даже строгим. А тут вдруг девочка заводит с тобой разговор на такую тему.

— Во-первых, о любви мы беседовали серьезно. Во- вторых, это говорит о том, что Дженни разглядела во мне то, что не видно с первого взгляда. Знаешь, что она сказала про тебя? Ты смотришь на мир через восприятие окружающего внутри себя. Как тебя раскусили, а?

Эдвин рассмеялся.

— А я решил, мне показалось, что она так странно посмотрела, проходя мимо. Вот тебе и малышка.

— Еще год-другой, и эта малышка заставит трепетать не одно сердце. Вспомнишь мои слова.

— Артур, они подъезжают. Вон, видишь, впереди тот самый красавец, о котором я рассказывал.

Многочисленная группа всадников, не торопясь, въезжала во двор.

— О! — вырвалось у Артура, — Чарльз, ты был прав. Давай спустимся к ним, я хочу поближе рассмотреть это чудо.

Опережая друга, Артур сбежал со ступеней и, не сводя глаз со статного жеребца, стал к нему приближаться.

— Чудо, настоящее чудо, — приговаривал Артур, осторожно поглаживая морду лошади.

— Нравиться? — услышал он и поднял глаза.

Сверху, улыбаясь, на него смотрела удивительно красивая девушка. Ее зеленые глаза сверкали и изливали доброжелательность, а кончики глаз, слегка приподнятые к вискам, делали лицо особенно очаровательным.

— Извините, — засмущался Артур. — Лошадь действительно великолепная. Я никогда не видел таких бархатных умных глаз.

— Помогите мне слезть, — протянула к нему руку девушка.

Спустившись, она задержала взгляд на его лице.

— У вас у самого глаза бархатные, черные, мягкие. Ими любоваться и любоваться. Отдайте, пожалуйста, моего красавца в хорошие руки, а мне нужно отдохнуть и привести себя в порядок. Увидимся.

Вместе с подругой она пошла к дому.

— Кто это? — спросил Артур у Чарльза.

— Ах, да, ты же ее не знаешь. Вот что значит долго отсутствовать. Это Алисия Штейниц, воспитанница какой-то далекой баронессы. Та прислала кое-кому просьбу ввести Алисию в общество. Так что в этом сезоне она — заметное явление.

— Красивая, — оглянулся Артур.

— Да, красивая, а еще умная, обаятельная, восхитительно танцует, может быть своей в любой компании.