Наполеоновские войны - Страница 18
Последнее испытание выпало на их долю на подходе к Тулону. Вот как описал его в своих воспоминаниях мамелюк Рустам: «Примерно в семи милях от Тулона на горизонте показались семь английских кораблей. Адмирал Гантом приказал занять оборонительные позиции и в то же время специально для Бонапарта велел спустить в море шлюпку и незаметно привязать к военному кораблю. На всякий экстренный случай.
Англичане даже с такой дали начали обстрел наших кораблей. Гантом понял, что в Тулон зайти нам не удастся, велел переменить курс и направиться к Провансу, во Фрежюс. Порт этот был недалеко, уже виднелся берег, так что очень скоро мы дошли до пристани. Англичане проплыли мимо нас, несколько раз стрельнули из пушек, но мы уже не боялись их – береговая артиллерия защищала нас».
Они плыли из Египта сорок семь дней – целую жизнь – пока, наконец, 9 октября 1799 года снова не оказались в том самом месте, из которого отправились на покорение Востока чуть менее полутора лет тому назад. И хотя создать там свою империю Бонапарту не удалось и египетская кампания оказалась не чем иным, как экзотической авантюрой, он с обезоруживающей простотой и без всякого стеснения рисует перед парижанами радужную картинку своих завоеваний: «Он отплыл из Тулона 19 мая 1798 года. Следовательно, он находился вне Европы 16 месяцев и 20 дней. За этот короткий срок он овладел Мальтой, завоевал Нижний и Верхний Египет; уничтожил две турецкие армии; захватил их командующего, обоз, полевую артиллерию; опустошил Палестину и Галилею и заложил прочный фундамент великолепнейшей колонии. Он привел науки и искусства к их колыбели». Кстати, точно так же позднее Бонапарт будет говорить и о гибельной для французской армии кампании 1812 года: «Я разбил русских во всех пунктах». Еще позже он с такой же интонацией скажет о Лейпцигской битве, в которой окончательно потеряет Европу: «Французская армия вышла победительницею». Все это расходилось с реальностью, но ему почему-то верили. Уж очень убедительным был его рассказ о далекой стране, о которой европейцы знали лишь понаслышке. «Египет, – писал Бонапарт правительству, – огражден от любого вторжения и полностью принадлежит нам!.. Газеты я получил лишь в конце июля и тотчас вышел в море. Об опасности и не думал, мое место было там, где мое присутствие казалось мне наиболее необходимым. Это чувство заставило бы меня обойтись и без фрегата и, завернувшись в плащ, лечь на дно первой попавшейся лодки. Я оставил Египет в надежных руках генерала Клебера. Когда я уезжал, вся страна была залита водой: Нил никогда не был так прекрасен за последние пятьдесят лет».
Не удивительно, что под влиянием таких заявлений Директория, поначалу удивленная появлением дезертира, вскоре устроила пышный банкет в честь «празднования успеха в Египте». Описывая это торжество, А. Иванов отмечал: «Храм Победы (бывшая церковь Сен-Сюльпис) был великолепно украшен. Висели знамена побежденных врагов – к этому времени Массена уже разбил Корсакова и прогнал Суворова.
Председатель Совета старейшин сидел в центре стола, справа от него – Президент Директории, слева – генерал Моро, затем Председатель Совета пятисот, затем Бонапарт.
На обеде не было ни женщин, ни наблюдателей, но лишь 750 суровых государственных мужей».
А уже в ноябре 1799 года и Директория, и Совет старейшин, и Совет пятисот будут вычеркнуты из истории Французской Республики в результате государственного переворота, совершенного под руководством Наполеона, а сам он 24 декабря станет Первым консулом Франции. Ни о каком возвращении к оставленной им в Египте армии не могло быть и речи. Да и возвращаться было уже не к кому: 15 сентября 1801 года после подписания мира между Англией и Францией последний французский солдат покинул эту страну. Египетская авантюра бесславно закончилась. Но и после этого, как пишет А. Иванов, «Первый консул изучал возможности нового вторжения в Африку и Азию. В конце 1802 года он посылает на Ближний Восток генерала Себастиани с официальным поручением – восстановить торговые связи с турецкими гаванями и с тайным – восстановить отношения с Портой. Миссия не привела к ощутимым результатам».
Египетский поход Бонапарта, продиктованный англо-французским соперничеством, принес немало несчастий как арабскому миру, так и самим французам. Победы, одержанные им над мамелюками, не стали для египтян «освобождением от поработителей», а самой Франции стоили многочисленных жертв. Единственным положительным моментом можно считать привнесение в страны Востока духа новой Европы, а также огромную исследовательскую работу, проделанную французскими учеными по изучению египетских древностей. Правда, многие из них, включая и Розеттский камень, пришлось уступить англичанам после их воцарения в Египте. Они продержали в руках эту страну 70 лет, но даже и во время английской оккупации Каир приобретал черты французского, а не английского города, и господствовали в нем вкусы не английского «среднего класса», а французской буржуазии. А битва, проигранная в конце XVIII века генералом в мантии академика, спустя два десятилетия будет выиграна скромным египтологом Жаном Франсуа Шампольоном…
Незадачливый «виновник» трафальгарской катастрофы
Трафальгар – незаживающая рана в сердцах французов
Сражение объединенного франко-испанского флота с английской эскадрой у мыса Трафальгар 21 октября 1805 года – одно из величайших событий мировой военно-морской истории и подлинный триумф британского флотоводческого искусства. В ходе этой исторической битвы английская эскадра под командованием вице-адмирала Горацио Нельсона разгромила франко-испанский флот, возглавляемый французским адмиралом Пьером Шарлем Вильневом.
В морском сражении Франция и Испания потеряли двадцать два корабля, в то время как Великобритания – ни одного. Во время битвы при Трафальгаре командующий английским флотом Г. Нельсон, чьи личная отвага и искусство флотоводца сыграли решающую роль в сражении, а его имя стало символом военно-морской мощи Великобритании, погиб. Будущий король Георг IV, который в молодости служил с Нельсоном, писал: «Одно только его имя говорило за себя. “Нельсон” и “победа” были для нас равнозначны, а в сердца врагов его имя вселяло страх и смятение». Трафальгарское сражение, являясь частью войны третьей коалиции[4] и главным морским противостоянием XIX века, знаменито также тем, что стало одной из последних великих битв эпохи парусного флота. Но для трех народов, морские силы которых встретились в решающей схватке у испанского берега в Атлантическом океане, эта битва имеет разное значение. Для англичан Трафальгар – это триумфальная победа, которая принесла Англии больше столетия безраздельного мирового господства на морях. После нее страна стала полновластной хозяйкой океанов. Британский флот стал своеобразным гарантом безопасности островной торговой империи, так как обладал возможностями для нанесения ощутимых ударов по континентальным государствам Европы. Англия доказала свою решимость бороться до победного конца и продемонстрировала всему миру влияние морской мощи, которая не только защитила Британские острова, но и сыграла важнейшую роль в разгроме Наполеоновской империи. После поражения при Трафальгаре Наполеон Бонапарт оставил свой план нападения на южную часть Англии и начал войну против двух других главных сил Европы: России и Австрии. Какая-либо конкуренция с Великобританией на море была признана невозможной – сначала Наполеоном, а затем – и правителями других государств. Наряду с битвой при Ватерлоо, Трафальгар стал знаковым событием, завершившим длительный англо-французский конфликт, который получил название Вторая Столетняя война.
Для испанцев же Трафальгарское сражение было и остается горьким поражением. Кроме всего прочего, битва ознаменовала начало заката владычества Испанской империи в Южной Америке. «Гибель таких капитанов, как Фредерико Гравина, Чуррука и Алькала Гальяно, была невосполнима, – утверждает испанский военно-морской историк Хосе Гонзалес-Аллер. – Мы потеряли надежду снова стать великой морской державой».