Наивный человек среднего возраста - Страница 5

— Извини, — говорю, — я не помну твой туалет.

— Слава Богу, — цедит она, снова отворачиваясь к окну.

Где-то далеко внизу под нами за полупрозрачной пеленой лёгкого тумана лежит город, но я успеваю различить лишь два блестящих золотых купола. Опять усаживаюсь поглубже в своё кресло. Город внизу меня не особенно интересует, горы справа — совсем не интересуют, женщина — тоже справа — только отчасти. Поэтому я прикрываю глаза и терпеливо жду, когда мы приземлимся.

Пока мы едем с аэродрома на нашу новую квартиру, моя жена продолжает разглядывать город, только с более близкого расстояния. Я тоже, конечно, гляжу в окно, однако думаю уже о делах и потому едва замечаю улицу с двумя рядами голых деревьев и всё ещё лежащим вдоль тротуаров грязным снегом. Только шестой час, а уже смеркается.

— Здесь всегда такая погода? — недовольно спрашивает жена.

Глупый вопрос: в стране с умеренным климатом погода не бывает всегда такой, как в марте. Но поскольку вопрос не мне, а шофёру, то я не нахожу нужным на него отвечать.

— Нет, почему же, через месяц-два будет очень хорошая, — говорит ободряющим тоном молодой парень, сидящий за рулём. — Небо будет синее, расцветут каштаны, и вы увидите, что город совсем не такой, каким кажется сейчас.

— В это время года все города выглядят почти одинаково, — говорю я просто, чтобы что-то сказать.

Элен бросает на меня недовольный взгляд, но молчит.

По правде сказать, не только города, но и все казённые квартиры выглядят почти одинаково. Здешняя так же безлико удобна, как и те, в которых нам доводилось жить раньше. Жена, разумеется, осматривает её дольше и придирчивей, чем я. И поскольку она молчит, можно заключить, что она осталась довольна. В моём присутствии Элен обычно говорит только когда хочет сказать что-то неприятное.

Но если долго искать, то всегда найдёшь недостатки.

— Две кровати рядом, — слышу я голос жены за дверью, вытирая лицо в ванной.

— Я сейчас не настроен передвигать мебель, — отвечаю я, заглядывая в комнату.

Две кровати действительно стоят рядом в комнате, отведённой под спальню, и каждый нормальный человек считал бы это естественным, однако Элен другого мнения.

— Вели завтра переставить твою кровать в другую комнату. Я останусь в этой, здесь большой гардероб.

И чтобы показать, что решение её окончательное, она начинает раздеваться, чтобы передоверить своё тело сначала, как полагается, халату, а затем ласкам пенистой воды в ванной. Элен не говорит: «Уйди, дай мне раздеться», как сказала бы холодно относящаяся к своему мужу жена. Нет, она стягивает с себя платье, не обращая на меня внимания, словно желая подчеркнуть, что я для неё значу меньше, чем гардероб.

И всё же спустя два часа после наспех приготовленного ужина она пускает меня к себе, может, потому, что ей одиноко в новом незнакомом месте, может, потому, что две кровати всё ещё стоят в одной комнате, а может, просто потому, что последние дни путь её ни с кем другим не пересекался.

Посольство не представляет собой ничего особенного ни снаружи, ни изнутри, как, вероятно, ни представляют собой ничего особенного и его сотрудника. Но раз уж мне суждено работать здесь, я обязан познакомиться и с обстановкой, и с сотрудниками, тем более с «моими» подчинёнными.

— Где кабинет Бенета? — спрашиваю я швейцара, входя в приёмную посольства ровно в девять часов утра.

— Зачем вам Бенет? И вообще кто вы? — подозрительно спрашивает меня этот сторожевой пёс, который, похоже, не извещён о моём приезде.

— Я новый, старик! Советник по культуре.

«Старику» не больше пятидесяти, и вид у него как у боксёра, вышедшего на пенсию. Он тут же становится как по стойке «смирно», потому что и он из моих людей и вовсе не бывший боксёр, а полицейский.

— К сожалению, Бенета ещё нет…

— Как это нет? Ведь рабочий день начинается в девять?

— Начинается, но Бенет, как правило, опаздывает. Здесь, знаете ли, работы не так уж много…

— Это правило… — начинаю я.

Но в этот момент кто-то за моей спиной произносит:

— Господин Томас?

— А вы, я полагаю, Бенет, — говорю я, в свою очередь любезно протягивая руку незнакомцу.

Я, конечно, не полагаю, а просто уверен. Хмурое лицо с недоверчивым взглядом сразу выдаёт человека нашей профессии. Я не люблю такие выдающие их владельца физиономии. Как и высокий рост, не позволяющий пройти в толпе незамеченным.

— А где ваш кабинет? — спрашиваю я.

— Здесь, по коридору, третья дверь.

— А мой?

— Этажом выше.

Эта информация меня удовлетворяет. Не всегда удобно, чтобы твой кабинет находился рядом с кабинетом подчинённого. А тот факт, что ты этажом выше, внушает надежду, что тебе предоставили приличное помещение.

Увы, кабинет, в который меня вводит Бенет, когда мы поднимаемся по лестнице, трудно назвать приличным. Комната действительно просторная, но такая тёмная, что моему спутнику приходится щёлкнуть выключателем, чтобы я смог разглядеть обстановку. Я подхожу к окну, отодвигаю тюлевые занавески, и мне открывается вид на некрашеную закопчённую стену, находящуюся в одном метре от окна.

— В вашем посольстве, наверно, это комната с самым красивым видом из окна, — замечаю я.

Когда я поворачиваюсь спиной к прелестному виду, взгляд мой падает на два ярких висящих на стене календаря. На одном — теннисист, застывший в неестественном прыжке с ракеткой в руке. Второй календарь красочнее и содержательнее: на нём — полуголые танцовщицы из ревю на Бродвее. Соблазнительное зрелище, тем более, что изобретательный фотограф оставил в кадре только бёдра, отрезав головы танцовщиц.

— Похоже, мой предшественник был большой любитель спорта и чистого искусства, — бормочу я.

— Это кабинет не вашего предшественника, а атташе по печати Адамса. Но позавчера Адамс заявил, что если его не переведут в другую комнату, у него начнётся депрессия. И шеф предложил ему кабинет, который предназначался вам.

— Отлично, — киваю я. — Видимо, капризы вашего Адамса здесь — закон.

— Он не мой, — рычит Бенет. — Он любимец посла. Любимец шефа и судьбы.

— Даже судьбы?

— А вы не догадываетесь: универсальные магазины «Адамс». «Кто одевается у Адамса, тот не гонится за модой, а идёт в ногу с ней» и что-то ещё в том же роде.

— Что ещё? Двести миллионов годового дохода.

— Если не больше…

— Я вам не помешаю? — раздаётся за моей спиной приятный женский голос.

В комнату, негромко постучав, вошла молодая или почти молодая женщина многообещающей наружности. Это, вероятно, моя секретарша Мэри.

— Не помешаете, однако вы очень назойливы, — раздражается Бенет. — Эта ваша привычка появляться неожиданно…

— Но я же постучалась, прежде чем войти, — холодно возражает Мэри.

— О, да, вы всегда стучитесь, но делаете это так, что кажется, будто вы сначала входите, а потом стучитесь.

— Внизу уже пришло несколько человек за визами, — сообщает секретарша Бенету всё так же холодно, не обращая внимания на его ворчание. — А вас ждёт посол, — добавляет она, обращаясь уже ко мне.

— Ступайте, Бенет, потом побеседуем, — говорю я своему хмурому помощнику.

Он уходит, Мэри остаётся.

— Я должна была бы сначала вам представиться, — спохватывается она. — Извините, но этот Бенет так действует мне на нервы, что я просто теряюсь… Я Мэри Ли, ваша секретарша, по крайней мере, пока вы не захотите найти себе другую.

— У меня нет подобных намерений, — успокаиваю её я. — И представляться излишне. Я думаю, что всё о вас уже знаю.

— Это звучит почти угрожающе.

— Наоборот. Отзывы о вас только положительные. Мой предшественник просто слов не находил, расхваливая ваше трудолюбие и… вашу отзывчивость.

— Какое нахальство!

— Почему нахальство? — добродушно возражаю я. — Просто болтовня. Есть люди, которые, знаете ли, любят делиться своими переживаниями.