Наивность (СИ) - Страница 90

Как обнимает ногами одеяло. И как уголки ее губ ползут вверх, если ей снится что-то хорошее.

Почему я полюбил тебя так сильно, что не замечал очевидных вещей?

Северус убирает ладонь от ее подушки, как от огня, и сжимает с силой руку, чувствуя покалывание в кончиках пальцев. Боль хочет снова вырваться на волю. Он тремя быстрыми шагами пересекает расстояние до двери и выходит из комнаты, погасив канделябры и плотно закрыв за собой дверь.

— А что я такого сказала? — всплескивает Рита руками. — Неужели неправду? — положив руку на сердце, театрально вздыхает она.

Розамунд машет руками и поднимается с места.

— Ты все верно сказала, дорогая, — заверяет она. — Не бери на свой счет, ты же знаешь его вспыльчивость.

Рита согласно кивает.

— Тоже верно.

— Ты к нему завтра зайди, — предлагает она, — мы после обеда уезжаем, а к вечеру он уже остынет, — подмигивает женщина.

Журналистка наигранно смеется, потому что того требует ситуация. На деле она уже продумывает, как бы побыстрее вернуть все на круги своя. Она потеряла много месяцев, это стоит признать.

Как бы она ни старалась, как бы не вела себя все это время, Северус никак не поддается на ее чары. Он словно отрезает Риту от своей жизни еще в тот самый момент, когда делает свой выбор. Выбор, павший не на нее.

— Обожаю тебя, моя дорогая, — наклонившись, прикасается она щекой к Розамунд. — И я страшно была рада увидеться.

— Я тоже, — искренне отзывается женщина. — Пиши мне, хорошо?

— Конечно, — кивает Рита, захватывая свою сумку.

Розамунд прощается с Ритой еще три раза, пока они стоят в холле, а затем в прихожей дома. Они словно стараются перемыть все кости, какие только можно. Ни одна, ни вторая участница дискуссии не замечает, что Дейзи все это время находится одна.

Стоит им обеим уйти из столовой, Дейзи тут же срывается с места и бежит на кухню. Толкнув ладошками дверь, девочка тяжело дышит, оглядываясь по сторонам. В помещении никого нет.

Она снова срывается с места и бежит к подсобке, в которой находится спальня Моди столько, сколько она помнит себя. Дверь оказывается открыта, и Дейзи непроизвольно улыбается, когда подбегает к ней и хватается рукой за косяк, заглядывая внутрь.

Улыбка сходит с ее лица.

— Моди? — тихо зовет Дейзи.

В пустой комнате едва тлеет в банке фитиль свечи. Вещей Моди девочка не видит. Дейзи всхлипывает и трет руками глаза. Она не понимает, что происходит. Она не видит проблем, которые витают в мире взрослых.

Дейзи просто хочет, чтобы у нее была мама. Был папа. И была Моди.

Ее простые желания не исполняются и исчезают слишком быстро. Надо было слушаться маму в свой день рождения. И не рассказывать то, что она загадывает, когда задувает свечи.

Розамунд машет рукой в последний раз, провожая взглядом Риту до ворот, и закрывает дверь. Она сразу идет обратно в столовую, намереваясь забрать Дейзи, но та уже сидит на первой ступеньке лестницы, опустив замочек из рук на колени.

— Вот и ты, — чуть улыбается Розамунд. — Идем, пора спать.

Дейзи поднимает взгляд на родственницу, но та, видимо, совсем не понимает, что десятью минутами ранее девочка плакала. Дейзи умеет успокаиваться сама. Ей приходится научиться. Спать она совсем не хочет, да и есть тоже. Хочет только пойти в библиотеку, чтобы побыть там еще немного.

Потому что там пахнет мамой и книгами, а еще там все ее рисунки.

— Можно я немного порисую в библиотеке? — просит Дейзи.

Розамунд берет ее на руки и снова усаживает совсем неправильно, неаккуратно. Женщина недолго думает.

— Нет, — наконец отвечает она. — Завтра рано вставать, нужно собрать вещи. Порисуешь в поезде.

Дейзи смотрит на дверь библиотеки до тех пор, пока она не скрывается из виду.

Северус слышит голос Розамунд, когда они поднимаются на этаж, затем понимает, что закрывается дверь в детскую. Он сидит в своем кресле и полной тишине.

Книгу в руки он не берет. Плотные шторы не открывает, не расправляет постель. Он лишь смотрит на то, как пляшет язычок пламени, понимая, что через пару минут свеча догорит и погрузит его спальню во тьму.

Северус боится этого момента.

Боится, потому что знает точно: едва он окажется наедине с собой и своими мыслями, ее образ тут же вспыхнет у него под веками.

***

— Так, тут у нас все необходимое, оставлю сумку в салоне, — суетится Розамунд, — остальное в багажник.

Она бросает сумку на заднее сидение.

— Провожать нас до вокзала не надо, — заверяет она Северуса. — Мы с Ритой договорились там пересечься, она мне поможет.

Северус продолжает стоять на месте, заложив руки в замок на пояснице.

— Как скажешь, — коротко замечает он.

Если быть до конца откровенным, он сам не хочет отправляться на вокзал повторно. Вчерашнего визита оказывается предостаточно. Мужчина вздыхает, чувствуя гудящую тяжесть в голове. Он не удивляется тому, что эту ночь почти не спит.

Сон никак не идет к нему. Он без конца ворочается, ему становится то слишком жарко, то крайне холодно. Его несколько раз бьет за ночь озноб. Мысли в голове такие тяжелые и громкие, что от этого к третьему часу ночи начинает мутить.

Северус даже не знает, куда ему деваться. Он принимает решение принять душ и стоит под струями воды битый час, пока кожа на подушечках пальцев не становится гусиной от влаги. Вылезает он из кабинки нехотя, заворачивается в полотенце и выходит из ванной, выпуская в комнату белоснежные клубы пара.

Даже после этого сон не идет.

Мысли, чертовы предатели, вертятся исключительно в одном направлении.

— Все уложено, мисс, — кивает водитель и открывает перед ней пассажирскую дверь.

Розамунд вся расцветает на глазах от такой галантности, не придавая значения тому, что Северус своему водителю просто платит за работу. Она улыбается ему еще раз, а затем поворачивается к хозяину дома, опустив взгляд вниз.

Северус вздрагивает, когда Дейзи крепко обхватывает его ногу руками.

— Папочка, не отдавай меня ей, — сводит девочка на переносице брови, вздергивая губу.

Она предпринимает последнюю попытку хоть что-то сделать. Мама ушла, Моди ушла, теперь и папа уходит.

— Я обещаю, что буду слушаться, — дрожит она. — Я по лужам бегать не буду, а на работе твоей буду сидеть с мистером дядечкой и никуда не убегу. На кухне с Моди буду сидеть, как раньше, — задыхается словами девочка. — Папочка, я обещаю!

Дейзи винит себя в том, что происходит. Непроизвольно, неосознанно.

Но винит.

Северус опускает взгляд на дочку. Нос вздернут, глаза на мокром месте, но не плачет. Смотрит на него своим распахнутым изумрудным морем так, что ему требуется немало усилий, чтобы снова удержать на себе эту маску. Этот холод. Эту отчужденность.

Он борется с желанием сесть перед ней на корточки, обнять ее и прижать к себе крепко-крепко, но он понимает одну простую вещь: с ним ей сейчас будет намного хуже, чем с Розамунд. Северус сам себя не выносит с того момента, как лжет Гермионе на вокзале.

Не выносит всем своим существом собственные мысли, свою привязанность к Гермионе. Это затмевает все прочее, даже тот факт, что видит он совершенно не то, что нужно. Да и додумывает снова сам, делая поспешные выводы.

Для Дейзи он хочет лучшего настоящего.

Ей нужен человек, способный о ней позаботиться.

Сейчас Северус чувствует себя настолько уязвимо, что не уверен, способен ли он позаботиться о себе.

Розамунд не так плоха, как кажется. Да, она своенравная, болтливая и временами несносная, но… Мелоди она любила. И Дейзи она любит. По-своему немного, даже слегка неординарно, но любит. Она сможет о ней позаботиться, им стоит лишь немного узнать друг друга.

Северус ей доверяет.

Не переносит ее, но доверяет.

Потому что не хочет, чтобы Дейзи видела его сейчас таким. Не хочет, чтобы все происходящее отложилось у нее в подсознании и аукнулось в будущем. Он и без того наломал немало дров, заполнять поленницу до краев ему совсем не хочется.