Наивность (СИ) - Страница 101

— Моди! — вопит Дейзи, срываясь с места.

Гермиона провожает девочку взглядом, зная прекрасно, что Моди о ней позаботится, поэтому поднимается с места и, обхватив себя руками, медленно направляется к своему мужу, не отрывая от него взгляда.

Лишь когда она проходит близко к нему, направляясь к выходу из дома, им приходится оторвать друг от друга взгляд. Гермиона проходит чуть вперед и разворачивается на каблучках туфель.

Северус стоит в двух метрах от нее.

Они оба молчат, собираются с мыслями, а сказать ведь надо. Столько всего надо сказать, что даже слегка подташнивает. Их слова висят в воздухе, руку можно протянуть да сжать между пальцами, но сил нет на это ни у одной, ни у второго.

Разве что…

— Я сказал много глупостей тогда, — начинает Северус.

Разве что кто-то из них наконец начнет.

— Это все потому, что я… — Северус задыхается словами, глядя на нее.

Такую утонченную, взрывную и нежную. Импульсивную, жесткую, сердечную и живую. Он всегда лишь думал о ней. Теперь он хочет сказать ей то, о чем целый год думал.

— Я клянусь, — решается он, глядя ей в глаза, — я не любил так никогда в своей жизни.

Гермиона смотрит в глаза мужу, насмотреться не может. Моргать боится, вздохнуть лишний раз, только бы не пропустить ничего. Только бы слышать каждое его слово, только бы видеть каждую черту его лица.

— Я никогда не знал чувства ревности так сильно, как это случалось с тобой, — продолжает Северус. — Меня никогда так не тянуло к человеку.

В животе все сжимается, сердце стучит в груди так сильно, что потеют ладони, а все тело бьет дрожью. В глазах встают слезы от осознания, как долго они оба молчат о том, о чем стоит говорить.

— Я знаю, что бываю груб, — чуть хмурится Северус, — что бываю несносен и жесток, — он замолкает на мгновение, а после опускает взгляд. — Я знаю, что не достоин тебя, но, пожалуйста… Если бы ты дала мне шанс доказать тебе, что я готов сделать все, — поднимает он взгляд, — чтобы…

Ее тепло врывается в его личное пространство, а мягкие губы накрывают его собственные. Она сжимает пальцами его мантию на груди, прижимаясь к нему всем телом, а он обхватывает ее лицо ладонями, утягивая в поцелуй.

Северус целует сам. С бесконечным трепетом, с бушующей нежностью и горячим сердцем. Целует свою жену и понимает, что целовать в этом мире хочет только ее и никого больше.

Гермиона целует его в ответ, зажмурив глаза и мягко втягивая в себя его верхнюю губу. В легкие попадает запах его одеколона, от чего сердце начинает заходиться в сумасшедшем ритме. Ее разрывает от безмерного счастья.

Они прикасаются друг к другу лбами, когда прекращают поцелуй, и не открывают глаза. Гермиона медленно расцепляет дрожащие пальцы с его мантии и теперь плавно водит по материалу ладонями. Северус опускает руки вниз и мягко касается ее талии пальцами, прижимая к себе ближе.

Он чувствует пульс у нее в солнечном сплетении и по линии живота прямо через ткань одежды, когда она чуть прогибается ему навстречу.

— Прости мне мою импульсивность, — негромко произносит он, когда продолжает водить пальцами по ее спине, — мне не следовало говорить то, что я сказал на вокзале.

— А ты прости, что не сказала про учебу, — сразу отзывается она, чувствуя дыхание мужа на своей щеке. — Ты имел право знать, просто я…

И все, и нет слов.

Гермиона не знает, как объяснить ему, почему она молчала. Почему боялась все потерять. Северус не представляет, как объяснить ей, что он боялся ее неискренности и ухода сильнее всего на свете. Впервые за долгое время он понимает то, о чем она не может сказать. И она тоже.

Теперь они оба чувствуют друг друга на иной волне и понимают причины своих поступков.

И Северус кивает:

— Я понимаю.

— И прости мне мою наивность, — на мгновение зажмурившись чуть сильнее, произносит она, — я ведь почти поверила твоим словам…

Гермиона поднимает голову и открывает глаза. Весь мир становится яркий, подернутый синеватой дымкой, потому что солнце успевает пригреть ей веки. Северус смотрит на нее в ответ.

— Каким?

Смотрит в ее распахнутое карее море. И как ее зрачки жадно пульсируют навстречу ему. Он не представляет себе, даже предположить не может, что выдает себя точно таким же образом.

— Что я не нужна тебе, — шепчет она.

Они друг другу много глупостей наговорили, оба признают это. Это была глупость, была ложь. Такая неумелая, глупая ложь, что диву даешься. Сейчас они стоят рядом, смотрят друг другу в глаза и своими извинениями говорят вслух о том, что любят друг друга.

Даже Гермиона, которая эти слова всегда боялась вслух сказать.

За этот год многое случилось. А их прощание на вокзале… Что ж, они оба погорячились. Поторопились с выводами. Оступились. Это нормально. Нормально совершать ошибки. Это жизнь, мы не можем быть ко всему готовы.

Главное, научиться наступать на горло собственной гордости, когда это требуется, чтобы не ранить близкого тебе человека и пойти ему навстречу, чтобы вместе работать над совершенными ошибками.

Северус поднимает руки и снова мягко обхватывает ее лицо ладонями. Гермиона опускает пальцы на его запястья. Она скучала по биению его сердца.

— Я хочу спросить тебя, — смотрит он ей в глаза.

— Что угодно, — мягко отзывается она, рассыпаясь в его ласке.

Его дикий зверь снова высовывает морду из клетки и идет на ее ласку, тычась мокрым носом в сухую ладонь.

— Если бы я спросил…

— Если бы? — прерывает его девушка. — Снова задаешь вопросы не напрямую? Ты уже как-то задал мне вопрос, который начинался на «если бы».

…и я вышла за тебя замуж.

— Ты невозможна, — вздыхает Северус и отводит на мгновение взгляд в сторону, после чего снова смотрит на Гермиону.

— Я знаю, — улыбается она.

И я люблю тебя за это так сильно, что ты и представить себе не можешь.

— Хорошо, — сдается Северус. — Задам вопрос напрямую.

Гермиона вопросительно вскидывает брови, продолжая гладить его запястья. Северус смотрит ей в глаза, мягко касаясь подушечкой большого пальца ее скулы.

— Ты выйдешь за меня? — произносит он.

Гермиона смотрит ему в радужки, замечая, что они снова того прелестного оттенка шоколадной патоки, после чего опускает взгляд.

— Мы женаты, Северус, — чуть поворачивает она голову и прикасается губами к его участку ладони под большим пальцем. — У нас годовщина через полтора месяца.

Не зря говорят, что первый год в браке самый сложный.

— Я знаю, но, — она поднимает на него взгляд. — Я хочу спросить тебя об этом сейчас, — смотрит он на нее. — Именно сейчас спросить тебя об этом еще раз.

Когда мы оба изменились. Когда оба чувствуем себя совершенно другими людьми.

— Ты выйдешь за меня? — снова спрашивает он.

Гермиона вновь опускает взгляд и задумывается. Северуса в дрожь бросает от ее молчания и сосредоточенности. Гермиона держит бесстрастное выражение лица, чем пугает его еще сильнее, как вдруг распахивает губы.

— Ладно, — шепчет она.

А затем поднимает взгляд и улыбки сдержать не удается. И происходит то, чего Гермиона никогда в жизни не видела. Северус улыбается. Искренне, широко, ярко. Так, что смешинки путаются в уголках его глаз, а на щеках играют ямочки.

Он сокрушенно качает головой и склоняется к ней, утягивая в поцелуй.

Входная дверь поместья открыта, теплый июньский ветер врывается в дом и мчит по комнатам. Забегает в столовую, где Дейзи ест за столом, болтая ногами, мелькает на кухне, где готовится ужин.

Снует в подсобке с зельями, где стоит холодный котел, и снова мчит в холл, чтобы ворваться в следующие двери. В комнату с фортепиано, стульчик которого поставили на положенное ему место, в библиотеку, где в камине мелькают языки пламени, а на софе лежит открытая книга Джейн Остин.

Ветер мчит лентой вдоль перил, поднимаясь на второй этаж. Забегает в спальню хозяйки дома, играя со шторами, в комнату хозяина, потушив огонек свечи, и в комнату Дейзи, уронив с полки плюшевую мышку.