Наивность (СИ) - Страница 100

— У нее всегда было семь пятниц на неделе, — старается улыбнуться сквозь слезы Розамунд. — И Мелоди никогда не думала о будущем, — она недолго молчит. — Поэтому тебя, наверное, и выбрала. Любила настоящим, — женщина кивает. — За двоих.

Розамунд смотрит на него, сама уже не замечает, как слезы бегут по щекам. Она скажет ему об этом, потому что ему нужно это услышать. Прошло уже несколько лет, но ей нужно произнести это вслух.

Чтобы он смог жить дальше.

— Ты не виноват в ее смерти, Северус, — наконец произносит Розамунд, горячие слезы бегут по щекам. — Ты должен это услышать. От меня.

Северус ощущает бешеную дрожь в руках. Он сцепляет их в замок перед собой и сжимает челюсти. В глотке встает страшный ком слез, глаза щиплет.

Он кивает, несколько раз кивает, потому что знает, что не сможет сказать ничего в ответ. Он мучает себя все месяцы после ее смерти. Он приходит в ее спальню каждое утро и просит у нее прощения.

Ему нужно было это услышать.

Смерть случается. От этого не убежать. Она внезапная, к ней нельзя быть готовым. Главное, не позволять ей держать тебя в прошлом, потому что жизнь, так или иначе, следует дальше.

И нам всем приходится поспевать за ее ритмом.

Дверь в комнату открывается, и Розамунд с Северусом реагируют на звук. Дейзи выходит из спальни, потирая глаза. Темные волосы растрепаны после сна, один носочек скатился до щиколотки, штанина пижамы задрана.

Дейзи зевает и, убрав руку от лица, тут же замирает, распахнув глаза.

— Папочка, — шепчет она, во все глаза глядя на родителя. — Папочка приехал!

И невозможная зелень смотрит на него с той же неиссякаемой, бесконечной любовью, которой Северус больше не находит в себе сил пренебрегать. Он сдается.

Сдается и отпускает.

Свое тяжелое детство, жестокого отца, несносных гриффиндорцев, свою первую любовь с зелеными глазами, смерть, боль, Темного Лорда, две магические войны, вторую смерть зеленых глаз.

Он отпускает все это, позволяя себе вздохнуть полной грудью.

Вздохнуть, упав на колени и раскрыв руки. Вздохнуть, когда маленькое тело с размаху врезается в него, обвивая руками шею. Осознать, сколь много ошибок он сделал.

Понять, что никогда не поздно исправлять их.

Сделать первый шаг.

И обнять свою дочь, крепко прижав к груди. Прикоснуться щекой к ее темным волосам, зажмурить глаза и дышать ее светом, ее теплом и детской наивностью. Держать в руках эпицентр собственной жизни, маленькую Ахиллесову пяту. Принять тот факт, что он сам не сумел бы этого понять, если бы не она.

Если бы не его жена.

— Мы домой едем, да, папочка? — смотрит Дейзи в лицо родителя и тут же перестает улыбаться. — Папочка, ты плачешь?

Северус обессиленно улыбается, не представляя себя, что действительно не может контролировать это впервые за очень долгое время. Нельзя было отключать эмоции, напрасно говорят, что человек становится уязвимым. Он просто становится живым.

Девочка ведет ладошкой по щеке родителя.

— Не плачь, пожалуйста, — просит она.

Северус ловит маленькую ладонь девочки и накрывает ее своей, закрывая глаза. Он снова не может сдержать улыбку, хотя слезы по-прежнему бегут по щекам. Северус открывает глаза и смотрит на дочь.

— Прости меня, Дейзи, — шепчет он, глядя в невозможно зеленые глаза дочери, обрамленные темными ресницами.

И Северус не может понять, кому он это говорит на самом деле. Дейзи, Мелоди, себе или всем сразу. Но он говорит, вот что самое важное. Дейзи улыбается и гладит ладошками по щекам родителя.

— Хорошо, — просто кивает она, сияя улыбкой и не представляя себе, на что отвечает и почему именно так.

Дейзи снова обвивает руками шею родителя, и Северус обнимает ее в ответ, закрыв глаза. Розамунд смотрит на них издалека и не скрывает своих слез, доставая с полки сумку для вещей девочки.

Разумеется, она отпускает Дейзи. Разумеется, девочка вернется домой в свою настоящую семью. Сумасшедшую временами, несносную порой, но семью.

Где у нее будет два родителя. Где ее будут любить с каждым днем только сильнее.

Розамунд не умеет прощаться.

Она только помогает Дейзи одеться, собирает ее сумку, кормит завтраком перед дорогой и остается на пороге, скрестив на груди руки. Дейзи целует Розамунд в щеку на прощание, и женщина всеми силами держится, чтобы не расклеиться снова.

Северус усаживает Дейзи в автомобиль и застегивает ремни безопасности, после чего оставляет сумки и возвращается к крыльцу, где все еще стоит Розамунд. Солнце давно встало, весь двор залит светом. Розамунд морщится на солнце.

— Спасибо, Розамунд, — произносит Северус, остановившись возле крыльца и глядя на женщину снизу вверх.

Я не умею прощаться.

— Иди уже, на поезд опоздаете, — фыркает она.

Северус ухмыляется и опускает на мгновение взгляд, после чего снова смотрит на Розамунд.

— Приезжай на выходные, — просит он, — только…

— Заранее писать, на какие именно, — машет она рукой. — Знаю я все, знаю.

Розамунд отворачивается, скрещивая руки на груди, и смотрит куда-то в соседний двор. Северус видит, что у нее снова блестят глаза. Мужчина кивает и возвращается к автомобилю, усаживаясь на сидение и закрывая дверь.

Он видит, как Розамунд провожает их машину взглядом, пока она не скрывается из виду.

Дорога пролетает незаметно. Дейзи занимается своими делами, рисует и показывает результаты Северусу, за что он ее хвалит, потому что получается все лучше и лучше. Дейзи засыпает прямо у него на руках, и это кажется таким новым и странным, что этому не подобрать слов.

Северус просто смотрит на то, как она спит, как трепещут ее ресницы, и размышляет. Дочь. У меня есть дочь. Маленькая девочка, которая носит мою фамилию и спит на моих руках. Дочь.

Я отец.

От вокзала до дома Северус снова просит транспорт, потому что не стал бы подвергать опасности Дейзи и втягивать ее в трансгрессию. Это может быть опасно для жизни. Уже почти подъезжая к дому, Северус задумывается о бытовых вещах.

В доме холодно, он не был там долгое время. И за продуктами следует сходить. И Моди нет. Сначала все эти бытовые неурядицы здорово его пугают, но в скором времени он берет себя в руки.

Нет ничего такого, что нельзя было бы решить. Он справится.

Северус уверен, что справится.

Добравшись до поместья, Северус платит водителю и отпускает его домой. Взяв сумки Дейзи в одну руку, а ладонь дочери в другую, Северус входит на участок. Он помнит, что не ставит защитное заклинание на ворота, поэтому спокойно проходит к дому.

Занимается закат. Дейзи устала и наверняка хочет есть, этому стоит уделить большее внимание. Северус достает ключ из кармана мантии и вставляет в скважину.

И хмурится, когда даже не успевает провернуть ключ, а дверь уже открывается.

— Встань за мной, — заводит Северус дочь за ногу и, оставив сумки на крыльце, достает волшебную палочку, осторожно открывая дверь.

Из дома на улицу идет тепло. Пахнет жареным картофелем и шарлоткой. Северус открывает дверь сильнее и замирает. Она стоит возле статуи спиной к ним и протирает ее от пыли, суетливо прикасаясь к каждой детали.

— Мамочка!

Голос Дейзи эхом разбивается под потолком просторного холла, и Гермиона оборачивается. Водопад ее пушистых волнистых волос падает за спину, и девушка лучезарно улыбается, присаживаясь на корточки и раскрывая руки, когда Дейзи мчит к ней со всех ног.

— Мамочка, ты здесь, — задыхается от счастья Дейзи, крепко обнимая ее за шею.

— Конечно, здесь, — обхватив ее лицо ладонями, звонко целует она дочь в обе щеки и гладит по волосам. — Где же мне еще быть? Я же обещала, что скоро вернусь.

Дейзи обнимает ее снова, и Гермиона, подняв взгляд, замечает на пороге застывшего супруга, который смотрит на нее во все глаза. Сердечный ритм тут же сбивается.

— Тебя еще кое-кто хочет видеть, — выпуская дочь из объятий, сообщает Гермиона.

Эльфийка появляется на пороге кухни, тепло улыбаясь.