Найденыш - Страница 1

Давайте задумаемся — какое место в русской и советской литературе занимают книги о животных? Если обратиться к творчеству великих художников слова, окажется, что почти у каждого из них есть произведения, рассказывающие о животных. Вспомним повесть И. С. Тургенева «Муму» и его же стихотворение в прозе «Воробей», чеховских «Каштанку» и «Белолобого», повесть Л. Н. Толстого «Холстомер», которой автор дал подзаголовок «История лошади», и рассказ А. И. Куприна «Изумруд», посвященный «памяти несравненного пегого рысака Холстомера»… Этот список можно продолжать и продолжать.

А если прибавить сюда произведения иностранных писателей — роман Джека Лондона «Белый Клык» и «Маугли» Джозефа Редьярда Киплинга, рассказы Сетона-Томпсона о животных, множество стихов и сказок… У всех народов есть сказки, герои которых — собаки и орлы, лоси и воробьи, зайцы и киты… Не редкость среди них и существа совсем малозаметные — вроде гусеницы, мотылька или улитки.

Чем же объяснить, что во все времена писатели обращались и, конечно, еще не раз будут обращаться к тем, о ком, по крылатому слову Сергея Есенина, мы говорим как о «братьях наших меньших»?

Прежде всего тем, что отношение к животным особенно выразительно проявляет характер человека.

Но это — далеко не единственная причина.

Вглядываться в поведение животных, угадывать их чувства и мысли (не будем чураться утверждений, что животные не только чувствуют, но и думают), постигать оттенки их настроений, мотивы их поступков — это значит постигать удивительный мир природы, мир бесконечно богатый, необычайно сложный и поразительно интересный.

В наши дни человечество с особой силой осознало, что человек — это часть природы. Мы часто и на всякие лады повторяем, что, если погибнет природа, погибнет и человечество. Это бесспорно, но каждый ли из нас отдает себе в этом отчет? Можно твердить ставшие привычными слова «природу надо беречь» — и в то же время тащить из лесу не букеты, а охапки цветов, бросая их в первую же попавшуюся на улице мусорную урну. Слова о бережном отношении к живой природе подчас не мешают мимоходом швырнуть камнем или палкой в белку или бурундука, разорить птичье гнездо или растереть подошвой ботинка паука или безобидного жучка.

Книги о животных с самых ранних лет входят в душу ребенка и — пусть он еще не формулирует это словами — учат уважать Жизнь, в чем бы она ни проявлялась: в трепетании зеленого листа, в стремительном рывке рыбы, в легком полете чаек, в неутомимой деятельности муравьев и пчел, ос или шмелей.

В этой книге собраны произведения самых разных писателей — и тех, что широко известны, и тех, что сделали лишь первые шаги на литературном поприще.

Но все рассказы сошлись под этой обложкой неслучайно — хотелось, чтобы читатели книги не только узнали о жизни самых разных обитателей северных лесов и тропических джунглей, привычных для нас и тех, кого называют экзотическими, не только задумались о сложных связях и взаимозависимостях, существующих в природе, но и почувствовали, как по-разному звучат рассказы о зверях и птицах в устах разных писателей.

Среди авторов — мудрый знаток природы Михаил Пришвин, один из самых своеобразных мастеров советской прозы Андрей Платонов, признанные классики детской литературы Виталий Бианки и Борис Житков, Александр Серафимович, которого по праву называют в числе основоположников советской литературы.

В книге представлены рассказы Николая Головина — отважного фронтового разведчика, сражавшегося в годы Великой Отечественной в рядах гвардейской сибирской дивизии. И, может быть, именно эти рассказы, навеянные впечатлениями фронтовых будней, помогут ощутить, что человек даже в самых трудных, порой невыносимых условиях войны видит в животных своих верных и надежных друзей. А отношения между друзьями прежде всего определяются их взаимной верностью.

На кого рассчитана эта книга?

На детей — все рассказы написаны просто и доступно.

На взрослых — потому что это подлинная литература, затрагивающая одну из вечных тем — тему Жизни, Доброты, Человечности.

К этой книге, хочется верить, юный читатель будет обращаться не раз, потому что, снова и снова перечитывая ее, он будет все глубже постигать суть произведений, перед ним постепенно откроется не только внешний сюжет, но и внутренний смысл событий, изображенных подлинными художниками-гуманистами. Откроется красота доброты, красота милосердия.

Ведь не случайно Сергей Есенин признается, что был счастлив и потому, что

Лев Толстой утверждал: «…чем живее в человеке сострадание ко всему живому (включайте в это, что хотите), тем он добрее, лучше, более человек».

К этим словам нечего прибавить.

Из чащи осторожно высунулась голова зверя с густыми бакенбардами и черными кисточками на ушах. Раскосые желтые глаза глянули в одну, потом в другую сторону просеки, — и зверь замер, насторожив уши.

Старик Андреич с одного взгляда признал бы прятавшуюся в чаще рысь. Но он в эту минуту продирался сквозь частый подлесок метров за сто от просеки.

Андреичу давно хотелось курить. Он остановился и потянул из-за пазухи кисет.

Рядом с ним в ельнике кто-то громко кашлянул.

Кисет полетел на землю. Андреич сдернул ружье с плеча и быстро взвел курки.

Между деревьями мелькнули рыже-бурая шерсть и голова косули с острыми ветвистыми рожками.

Андреич сейчас же опустил ружье и наклонился за кисетом: старик никогда не бил дичи в недозволенное время.

Между тем рысь, не заметив поблизости ничего подозрительного, скрылась в чащу.

Через минуту она снова вышла на просеку. Теперь она несла в зубах, бережно держа за шиворот, маленького рыжего рысенка.

Перейдя просеку, рысь сунула детеныша в мягкий мох под куст и сейчас же пошла назад.

Через две минуты второй рысенок барахтался рядом с первым, и старая рысь отправилась за третьим, и последним.

В лесу послышался легкий хруст сучьев.

В один миг рысь вскарабкалась на ближайшее дерево и скрылась в его ветвях.

В это время Андреич разглядывал следы вспугнутой им косули. В тени густого ельника лежал еще снег. На нем виднелись глубокие отпечатки четырех пар узких копыт.

«Да тут их две было, — соображал охотник. — Вторая, верно, самка. Дальше просеки не уйдут. Пойти разве поглядеть?»

Он выбрался из чащи и, стараясь не шуметь, напрямик зашагал к просеке.

Андреич хорошо знал повадку зверей. Как он и думал, пробежав несколько десятков метров, косули почувствовали себя в безопасности и сразу перешли на шаг.

Первым вышел на просеку козел. Он поднял украшенную рожками голову и потянул в себя воздух.

Ветер дул прямо от него вдоль просеки, — поэтому козел не мог учуять рыси.

Он нетерпеливо топнул ногой.

Из кустов выскочила безрогая самка и остановилась рядом с ним.

Через минуту косули спокойно щипали у себя под ногами молодую зелень, изредка поднимая головы и осматриваясь.

Рысь хорошо видела их сквозь ветви.

Она выждала, когда обе косули одновременно опустили головы, и бесшумно скользнула на нижний сук дерева. Сук этот торчал над самой просекой, метрах в четырех от земли.

Густые ветви теперь не скрывали зверя от глаз косуль.

Но рысь так плотно прижалась к дереву, что ее неподвижное тело казалось просто наростом на толстом суку.