Нахалка - Страница 1

Валентина ЖУРАВЛЕВА

НАХАЛКА

Впервые я увидела ее три года назад. Тогда это была тишайшая девочка. Она робко выпрашивала автографы и смотрела на писателей круглыми от изумления глазами.

За три года она не пропустила ни одного заседания литобъединения фантастов. Собственно говоря, никто ее не приглашал. Но и никто и не гнал (тут мы, безусловно, виноваты и несем полную меру ответственности). Она сидела на краешке стула и жадно ловила каждое слово. Даже тех, кто мямлил или нудно бубнил чепуху, она слушала с таким восторженным вниманием, с каким, вероятно, слушали Цицерона его современники.

Постепенно мы привыкли к ней, привыкли к ее молчанию. И когда она заговорила, это было для нас полной неожиданностью. Случилось такое при обсуждении нового романа, водянистого и перегруженного научно-популярными отступлениями. Автору роман очень нравился, и наши критические замечания как-то не оказывали действия.

- Вот что, - сказал автор, благодушно улыбаясь, - давайте обратимся к ребенку. Как говорится, устами младенцев... хм... Ну, деточка, тебе что-нибудь понравилось в моей книге?

Деточка охотно отозвалась:

- Да, конечно.

- Отлично, отлично! - воскликнул автор и, поощрительно улыбаясь, спросил: - А что именно?

- Стихи Антокольского. На четырнадцатой странице есть восемь строчек - это прекрасно!

Тут только я увидела, что нет робкой девочки с круглыми от изумления глазами. Есть нахальный чертенок в зеленых брючках и сиреневой кожанке с оттопыренными от книг карманами. Есть ехидные глаза, подведенные (еще не очень умело) карандашом.

С этого времени наши заседания превратились, по выражению первого пострадавшего автора, в перекуры у бочки с порохом.

Ко мне Нахалка относилась с некоторым снисхождением. Наиболее каверзные замечания она высказывала не при всех, а позже, провожая меня домой. Как-то я пригласила ее к себе, с тех пор она приходила почти каждый вечер. Мне это почти не мешало. Она копалась в книгах и когда отыскивала что-нибудь интересное, часами молча сидела на диване. Конечно, молчание было относительное. Она грызла ногти, одобрительно фыркала, а если ей что-то особенно нравилось, тихо присвистывала. Так, по ее мнению, свистели фантастические ракопауки из какого-то рассказа. Читала она все, не только фантастику.

- Между прочим, Ромео дурак, - сказала она, откладывая томик Шекспира. - Я вам объясню, как надо было украсть Джульетту...

Но по-настоящему она любила только фантастику. Читала даже самые убогие рассказы и потом долго смотрела в потолок невидящим взглядом. От этого ее невозможно было отучить: она ставила себя на место героев, перекраивала сюжет и очень скоро теряла представление, где прочитанное и где то, что она сама придумала.

Однажды, например, она совершенно серьезно заявила, что встретила невидимую кошку.

- Звук есть, а кошки не видно. Я сразу подумала, что это она.

- Кто?

- Кошка, с которой делал опыт Гриффин. Кемп тогда спросил Невидимку: "Неужели по свету и сейчас гуляет невидимая кошка?" А Гриффин ответил: "Почему бы и нет?" Ну, как вы можете не помнить такие вещи?! У невидимой кошки и котята должны быть невидимые. Представляете?..

Вообще Нахалка замечала в фантастике детали, на которые редко обращают внимание. Куда, скажем, делась модель машины времени? Именно модель, а не сама машина. В ромене Уэллса мельком говорится, что модель отправилась путешествовать во времени. Так вот, почему после Уэллса написали множество рассказов о машине времени и ни одного об этой путешествующей модели?..

Впрочем, больше всего Нахалку интересовало "почему не сейчас?". Она произносила это как одно слово: "почемунесчас". Можно ли, например, оживить отрезанную голову какого-нибудь профессора, - "почемунесчас"?.. Можно ли наполнить ванну жидким гелием и сунуть туда кого-нибудь для анабиоза, - "почемунесчас?"...

Как-то ей попался рассказ о полете человека на крыльях, имеющих "электропластмассовые" мускулы. Она долго вертела журнал, рассматривала картинки, потом спросила:

- Почемунесчас?

Она перестала читать и три дня изводила меня этими "почемунесчас?".

В конце концов я повела ее к знакомому инженеру. У него было потрясающее терпение: он мог спокойно разговаривать даже с изобретателями вечных двигателей.

Нахалка сразу же выложила журнал с рассказом и затянула свое "почемунесчас?" Тогда инженер достал книги по теории полета и обстоятельно разъяснил, ПОЧЕМУ НЕ СЕЙЧАС.

Чем больше размер живого существа, тем менее выгодно соотношение между развиваемой им мощностью и его весом. Поэтому большие птицы дрофы, лебеди - плохо летают. Лошадь не могла бы летать даже если бы у нее были крылья. Вес человека находится где-то на границе допустимого: развиваемая человеком мощность достаточна, чтобы поднять в воздух 70-80 килограммов. Но нужно учесть и вес крыльев, а тогда соотношение получается неблагоприятное.

Все это инженер самым тщательным образом втолковал Нахалке - с цифрами, графиками, примерами. Она слушала, не перебивая, и презрительно морщила нос. В сущности, тогда я ее еще мало знала и не понимала, что это означает.

Дней десять Нахалка не появлялась. Потом пришла с потертым чемоданом, обвязанным веревкой. Я подумала, что она уезжает.

- Тут крылья! - выпалила она.

Девочка просто подпрыгивала от нетерпения. Меня удивило, что Нахалка что-то сделала: до сих пор она ограничивалась теоретическими рассуждениями.

- Крылья сделали мальчишки.

Вопреки обыкновению, она говорила сравнительно медленно и даже торжественно. - Я придумала, а они сделали.

Это было что-то новое: у Нахалки появились мальчишки.

- Сейчас я объясню, - сказала она, дергая за веревку, которой был обвязан чемодан. - Мы уже пробовали, здорово получается!

Я привыкла к ее выдумкам и ожидала, что услышу нечто фантастическое. Но она выложила свою идею, и это было просто, ясно и, во всяком случае, правдоподобно. Она объяснила все в нескольких словах.

Человек слишком много весит, чтобы летать на крыльях, значит, не надо строить мускулолеты. Эту истину Нахалка перекроила по-своему. И получилось: надо строить мускулолеты для животных, которые легче человека.