Наемники Судьбы - Страница 24
– Эй! Опускай давай! – крикнул он юнцу у подъемного моста.
– А ты кто такой, чтобы мне приказывать? – заносчиво ответил тот, будучи в самом дурном расположении духа. На этот раз его не взяли в море, поручили охрану города. Тоже, казалось бы, достойное дело, но с морскими подвигами не идет ни в какое сравнение. Теперь парень пыжился и старательно демонстрировал собственную важность.
– Я подменный сын ярла Гальфдана, – спокойно сообщил Хельги.
Мост с треском стукнулся о землю.
Подросток таращился на пришельца во все глаза. Он был почти младенцем, когда ярлу вернули родного сына. С тех пор все делали вид, будто подменного не существовало вовсе. И вдруг тот является собственной персоной! И не впустить нельзя, по закону он полноправный фьординг!
Миновав ворота в бревенчатом заборе, Хельги направился в центр. Охранник чуть не побежал следом, по еще не забытой детской привычке, но спохватился и вернулся на пост.
«Город» был пустым и сонным. Мужчины в море, женщины сидят в домах, лишь рабы-тралсы копошатся в мастерских. Но тем ни до чего нет дела. Дом ярла стоял на холме, длинный, мрачный, совершенно не обветшавший за прошедшие годы. Глаз Хельги сразу отметил новшество – трубу над крышей. Раньше в доме Гальфдана, как и во всех других на побережье, топили по-черному. Все были в то время уверены, что копоть очень полезна для здоровья. Теперь и сюда стала проникать цивилизация.
Спригган бесшумно отворил дверь (смазали наконец!) и юркнул в сумрак «родительского» жилища. Медальон был на месте. Хельги вырыл его ножом, порадовался удаче и собрался уходить, но путь ему преградили.
– Кто ты, пришелец? – раздался грозный женский голос. – Не шевелись, или я метну в тебя нож.
– Ох, мамочка, да это я! Пришел забрать кое-что. В тот раз забыл.
Оружие выпало из рук жены ярла. Только одно существо на свете называло ее «мамочкой». Не от большой любви, скорее, это была ирония.
– Демоны морские, Хельги, это ты?!!
– Собственной персоной, – подтвердил тот.
Они долго молча смотрели друг на друга.
Жена ярла изменилась мало. Даже седина была незаметна в светлых волосах. Женщины побережья долго остаются молодыми, а потом вдруг разом дряхлеют, превращаются в старух. Но жене ярла было еще очень далеко до этого.
А вот Хельги стал другим. Тильда помнила его злобным, затравленным ребенком. Теперь перед ней стоял уверенный, спокойный, насмешливый… НЕ ЧЕЛОВЕК. Совсем не человек.
– Зачем ты явился? – нарушила молчание женщина. – Что тебе надо?
– Я же сказал: забрать одну вещь. Вот, – он показал медальон, – извини за беспокойство, уже ухожу.
– Подожди! – Она заступила дверь. – Я была тебе матерью тринадцать лет. Неужели тебе и сказать нечего после стольких лет разлуки? Если так – уходи!
– Почему – нечего? – возразил Хельги. – Просто я думал, тебе неприятно меня видеть. У тебя теперь есть этот… Улаф.
Имя подменного брата он выплюнул будто ругательство. В нем неожиданно проснулось давно забытое чувство ревности.
– Улаф сейчас в море. На своем драккаре «Гром».
– Ну и что? – Хельги зло отвернулся. Когда-то «Гром» считался его драккаром. Казалось бы, зачем ему теперь драккар? Все равно обидно.
– Отец говорит, не было еще такого воина в Рун-Фьорде, да и на всем Побережье, – продолжила рассказ Тильда, будто желая помучить подменного сына. – Он мог бы победить самого Сигурда Медведя или Роггсу Кровавого. Отец очень доволен им.
– А ты? – Хельги смотрел в упор. – Ну если честно… Ты его очень любишь?
Последний вопрос прозвучал по-детски нелепо.
Жена ярла надменно взглянула на сприггана… и вдруг поняла, что ее ответ для него действительно важен. И она не смогла солгать.
– Он чужой, – голос ее звучал глухо, – он сын мой, я стараюсь его любить. Но он – чужой. Как я ждала его! Дни и ночи, целых тринадцать лет. И он вернулся, но все пусто, пусто. Нет, я не люблю его.
Хельги уселся на скамью верхом. Уходить он раздумал. Ему очень нравились слова Тильды. Он закусил губу, чтобы не выдать свою радость. Хотя жену ярла, конечно, было жаль.
А женщина продолжала. Впервые за долгие годы она могла говорить откровенно.
– Улаф страшный человек. Из тех, что убивает ради забавы. Его все боятся. Он стал берсеркером. Силы Стихий! Ты бы видел его в ярости! Не человек – дикий тролль!
– Берсеркером! – поразился Хельги. – Настоящим?! Бегает голый, рычит и грызет щит? Убиться можно! Вот не думал, что в нашем семействе может приключиться такое! Хотя помнишь, отец говорил, будто брат его прадеда был знаменитым берсеркером? Наверное, у Улафа это наследственное…
Они проговорили несколько часов.
За разговором даже внимания не обратили на шум и суматоху, поднявшиеся снаружи. Утратили бдительность, как говорит Меридит.
Дверь распахнулась с грохотом. Мощная фигура, облаченная в кожи, металл и мохнатые шкуры, возникла в проеме, слишком низком для такого великана.
– Встречай, мать! – проревел Улаф. – Мы воротились с победой! И с богатой добычей!
Тильда вскочила, словно желая заслонить Хельги собой. Но Улаф даже не заметил гостя.
– Отец занят разгрузкой, а я – скорее домой. И с подарком! Вот тебе сноха, мать! – Он силой втолкнул в дом девчонку лет шестнадцати, тоненькую, нежную, раздавленную ужасом. – Хороша, а?!
Фьординг намотал светлую косу девушки на руку и резко рванул вниз, заставляя ее открыть лицо.
– А ты говорила, никто за меня не пойдет! Не пойдет – сам возьму что мне надо!
Он снова потянул девушку за косу. Шея ее выгнулась и болезненно напряглась. Но несчастная даже не застонала, столь велик был ее страх. Тут уж не выдержал Хельги:
– И чего ты ее мучишь? Тоже Роггса Кровавый нашелся! Справился!
От неожиданности Улаф выпустил свою жертву, и она молча повалилась к его ногам.
– Это… это еще кто?! – яростно прохрипел он. – Убью-у!!!
– А я твой братец Хельги, – издевательски сообщил спригган. – Слышал о таком?
Тильда замерла в ужасе. Рядом с тушей Улафа Хельги выглядел почти таким же беззащитным, как несчастная пленница.
Сын ярла взвыл и ринулся вперед. Он давно поклялся себе убить подменного брата – и теперь был полон решимости исполнить клятву. Глаза берсеркера дико блуждали, изо рта фонтаном летели брызги слюны, в груди клокотало. Зрелище было редкое! От любопытства Хельги едва не пропустил удар. Увернулся в самую последнюю секунду. Улаф не удержал равновесия и со всего размаха врезался в стену. Но боли не почувствовал. Вскочил и вновь ринулся в бой. Хельги опять увернулся, теперь вовремя, без спешки. Дом содрогнулся от удара тяжелого тела, посуда посыпалась с полок.
– Ох, мамочка! Мы тебе все разнесли! – посетовал Хельги. – Но я не виноват, это все он… Слушай, братец, может, выйдем на улицу? А то вам и поужинать не из чего будет.
Берсеркер не слышал и не понимал. Слепая ярость гнала его в атаку, снова и снова. Наконец сприггану наскучило однообразие, и он нанес встречный удар. Прицельно и аккуратно, по методу сильфиды.
Каждый, кто знал Улафа, считал его невероятно смелым человеком. Но он не был смелым, он был обыкновенным. Просто он не ведал, вернее, не помнил страха. Спригганский выкормыш забыл почти все, что было с ним до возвращения домой, даже имя, которое носил все эти годы. В тринадцать лет жизнь для него началась сначала. И в этой новой жизни он был самым сильным, самым могучим, не знающим себе равных, – и никого не боялся. Все боялись его.
И вот страх вернулся. В образе давно забытом, но хорошо знакомом: злобное, опасное существо с желтыми, горящими глазами на нечеловечески красивом лице. Кошмарная тварь склонилась над ним и зашипела.
Улаф почти не понимал слов Хельги. Он лежал поверженный, униженный, впервые побежденный. Не берсеркер на поле боя – ребенок в когтях чудовища. Он и повел себя соответственно:
– Мама! Мама, спаси меня! – Голос фьординга сорвался на визг. – Убери от меня это!