Наедине с Большой Медведицей - Страница 5

К счастью, все обошлось благополучно, Николай великодушно взял вину на себя. Что же касается Нины, то она человек не ревнивый, поскольку убеждена, что ни одна женщина не подарит благосклонность человеку с моим характером. Однако в компенсацию за понесенный моральный ущерб она потребовала подарить ей… фотоаппарат.

Я с перепугу это сделал и теперь расплачиваюсь за свое малодушие. Вместо того, чтобы спокойно отдыхать на травке, мы бегали в поисках достаточно освещенного места, спотыкались и ругались. Перепробовав десяток поз и доведя всех нас до белого каления, Нина остановилась на самой трогательной. Таня и Николай стали по стойке «смирно», а мы с Васей легли у их ног, неестественно выгнув головы. Впрочем, как выяснилось потом, аппарат у Тани дрогнул, и от нас с Васей на снимке остались одни скальпы.

Пока мы отдыхали, Нина продолжала фотографировать местные достопримечательности: сосну, которую Вася хотел нокаутировать крюком слева, ореховый кустарник, тучу и даже проскочивший мимо по шоссе самосвал.

Меня особенно заинтриговал самосвал. Я думаю, что ни один человек на свете, как бы мудр он ни был, не в силах подсказать Нине объяснение, зачем она сфотографировала самосвал. Для меня это и по сей день одна из величайших загадок. Быть может, лет через пятьсот какой-нибудь архивариус с пытливым умом соискателя ученой степени и сможет выдвинуть остроумную гипотезу по поводу этого снимка, бережно хранимого в семейных архивах, но из ныне живущих людей никто не в состоянии постигнуть эту тайну.

Мне кажется, что душа фотолюбителя – интереснейшая область исследований для психологов, «терра инкогнита», которая еще ждет своего Колумба. Человек, который решит эту загадку – чем руководствуется фотолюбитель при выборе объекта, – совершит настоящий научный подвиг. Если у какого-нибудь ученого-психолога уже зачесались руки при мысли о такой возможности, я готов в качестве исходного материала предложить историю одного моего приятеля. Он недавно вернулся из туристического похода, и я два дня никак не мог к нему пробиться, потому что он безвылазно торчал в ванной, проявляя и печатая. На третий день я пришел как раз тогда, когда он, ошалело тараща глаза на божий свет, вышел из своей темницы с ведром снимков.

– Вот они, – завопил он, радостно потрясая ведром, – на всю жизнь воспоминания и впечатления! Пусть я постарею, пусть склероз закроет дымкой прошедшее, но время бессильно отобрать у меня фотопамять! Взглянув на эти драгоценные свидетельства былого, я и через тридцать лет увижу волнующие картины незабываемого туристического похода, и они согреют мою душу. А теперь помоги мне разобрать карточки и наклеить их на стекла. Только осторожно, не повреди!

Я с благоговением начал вытаскивать из воды карточки, которым суждено согревать душу моего приятеля через тридцать лет. Я наклеил на стекла снимки перепуганной курицы, вытащенной на берег сломанной лодки, ларька «Пиво-воды», двух стоящих спиной мужчин с рюкзаками, кошки без хвоста, песчаного холма с двумя коровами на вершине, двухэтажного дома с вывеской «Районное отделение милиции», группы людей, лица которых разобрать было невозможно, толстяка с кругом колбасы в руке, куска чистого неба и многие снимки других тому подобных вещей, взволновавших воображение моего друга.

Когда я через две недели спросил у приятеля про снимки, он искренне удивился. «Какие снимки? – спросил он, широко открыв глаза. – А-а, как же, как же… Ирочка, сбегай в чулан, разыщи карточки, дядя хочет посмотреть».

Я деликатно отказался…

Наконец Николай сказал, что пора ехать. Мы с сожалением поднялись с травы и пошли на посадку. И здесь Васю ждал приятный сюрприз: в окне встречной машины он увидел своего знакомого и радостно замахал руками. Машина проскочила, и Вася добрых двести метров мчался за ней. Наконец «Волга» остановилась, знакомый вышел, одолжил у Васи двадцать рублей и тут же отправился дальше. После этого Вася сел в машину и до обеда ехал молча, совершенно игнорируя наши сочувственные замечания.

Когда ангел-хранитель заносил в свою бухгалтерскую книгу мою судьбу, он, видимо, предусмотрел мне другую кончину. Во всяком случае, я уже два раза ехал на машине с Николаем – и до сих пор жив.

Николай – типичный флегматик, и это обстоятельство, казалось бы, должно было стать гарантией нашей безопасности. Но машина в его руках вела себя как мустанг, которому шутник ковбой насыпал под хвост горсть перца. То она неслась с дикой скоростью, увертываясь от встречных автомобилей и визжа всеми металлическими частями, то вдруг, обессилев, плелась мелкой рысью, вызывая презрительные насмешки бездельников псов, великих охотников полаять на машину. За каких-нибудь десять часов езды несколько автоинспекторов выполнили месячный план сбора штрафов. Однако к окончательному финансовому банкротству нас чуть не привела вздорная мысль, пришедшая в голову Тане. Ей неожиданно захотелось вести машину. И хотя я предупредил, что из этого ничего хорошего не выйдет, она угрозами и лестью добилась своего. Таня поменялась с Николаем местами и через сотню метров ухитрилась отдавить ногу поросенку, который мирно дремал у самого кювета. На визг пострадавшего выбежал из дачи хозяин, заспанный косматый детина с лицом тунеядца, который оценил нанесенный ему ущерб в десять рублей и потребовал наличные… Мы возмутились и предложили тунеядцу рубль. Пока шел торг, поросенок тихонько поднялся и, не обращая внимания на подмигивания хозяина, побежал нежиться в близлежащую лужу. Детина тут же, из уважения к нам, согласился на рубль, но было поздно: Николай дал газ, и под отчаянные вопли тунеядца машина рванулась вперед.

Пока Николай и Таня громким шепотом уточняли свои взаимоотношения, мы глазели по сторонам. Меня особенно заинтересовали рекламные стенды. Их было много вдоль дороги, и они были сделаны со вкусом, сделаны умными, инициативными людьми. Мимо нас бежали стенды, которые уговаривали покупать часы, вовремя вносить плату за электроэнергию, приобретать хрусталь и систематически водить собак на осмотр в ветеринарную лечебницу. А один стенд оказался настолько любопытным, что Николай даже притормозил машину.

На ринге, победоносно подняв руку в боксерской перчатке, стоял могучий парень с торсом Геркулеса. У его ног без всяких признаков жизни валялся тощий заморыш, которого Геркулес, видимо, одолел в честном бою. Ситуацию разъясняла надпись: «Ты хочешь быть таким, как он? Вступай в секцию бокса!»

Мы с Николаем понимающе посмотрели друг на друга, взялись за руки и тихо поклялись никогда не вступать в секцию бокса. Нам очень не хотелось стать таким, как тот бедняга, из которого сделали отбивную котлету.

Вообще, к рекламе я имею некоторые претензии. Какая-то она не такая. Плохая, что ли. В доказательство этого тезиса могу привести историю, которая случилась с одним моим приятелем.

Его погубила реклама. Двадцать лет он был стойким, как гранит, неприступным, словно вершина Эвереста. Он ни за что не хотел курить. В армии приятель вызывал всеобщее и глубокое осуждение друзей, не понимавших, как это можно предпочесть коробку печенья пачке махорки. Но что он мог поделать, если хорошая лирическая песня «Давай, закурим!» действовала на него так, словно Шульженко предлагала в знак солидарности и дружбы хлебнуть касторки.

И такого человека погубила реклама.

В одно дождливое, мрачное утро напротив его окна появился громадный щит. Жизнерадостный юнец выпускал изо рта пожарные клубы дыма. Одной рукой юнец держал сигарету, другой – повелительно указывал на слова:

 НЕ ПРОХОДИТЕ МИМО СИГАРЕТ «ПРИМА»!

Приятель почувствовал угрызения совести. Подумать только! Сколько лет он равнодушно проходил мимо сигарет «Прима»! Ему стало не по себе. Он впервые обратил внимание на то, что юнец в своем требовании не одинок. Над крышами домов неоновые искусители со знанием дела указывали, что именно надо курить. Но нигде он не увидел призыва ни в коем случае не отравлять свой организм никотином. Нигде он не нашел совета: «А я не курю – и вам не советую!»