Надпись на сердце - Страница 32
Дверь распахивается, и клуб морозного воздуха вваливается в «зал транзитных пассажиров». В первое мгновение нельзя из-за тумана разобрать, где кончается холодный воздух и где начинается Константин Петрович. Потом становится виден белый полушубок, широкие плечи, веселые голубые глаза.
— Привет, Коты Котовичи! — басит оператор. — Вас на самом деле двое, или это у меня все еще отголоски вчерашнего банкета? Двое? Тогда все в порядке! А я только что из школы — снимали Праздник сказки. Чудесное зрелище — ну, прямо панорамное кино!
— Весь наш драмкружок, наверное, там давно, — говорит Илья, — а мы вот машину ждем. Утром выступали в детсаду, задержались из-за охрипшей Красной шапочки!
— Мне бы ваши заботы, — вздыхает Константин Петрович. — Такой позор, сказать стыдно. Операторов много, а «белое пятно» одно — и никак не можем его ликвидировать...
«БЕЛОЕ ПЯТНО»
— Кинохроникеры «белым пятном» называют Александра Гладышева. Да, да, того самого, знаменитого машиниста шагающего экскаватора. Кажется, при чем здесь «белое пятно», символ неизвестности? Сейчас поймете. Мы снимаем кинолетопись стройки. Лучших стахановцев, новаторов, изобретателей, важнейшие этапы строительства, знаменательные события. Через несколько лет все это будет исторической ценностью. Ведь эти кадры войдут во все фильмотеки коммунизма! А вот исторические кадры с участием Гладышева — «белое пятно» нашей кинолетописи. Учебный фильм о работе Гладышева мы сняли, по нему учатся на всех стройках, а вот, например, первый кубометр грунта из котлована — его Гладышев вынимал — мы не смогли снять... И конец работы на водохранилище, так сказать «последний ковш», тоже не сняли. Все Гладышев виноват. Приезжаем на участок.
«Когда начинаете рыть котлован? — спрашиваем. — Двадцатого числа? Хорошо».
«Но ведь у нас есть некоторое перевыполнение плана?» Уточняем, что рытье может начаться семнадцатого.
«На всякий случай, загляните шестнадцатого, — говорит начальник участка, — не ошибетесь».
Заглядываем точно шестнадцатого. Как нас увидели в конторе — смех начался. Оказывается, Гладышев уже 15-го утром первый кубометр грунта вынул!
Ладно, думаем, отыграемся на последнем ковше. Хороший кадр: конец земляных работ на котловане и так далее. По плану конец двадцать девятого числа, мы договариваемся на двадцать шестое, но для страховки прибываем двадцать четвертого. И первого, кого мы встречаем, — Гладышева, преспокойненько шагающего рядом со своим экскаватором: все работы кончил и перегоняет свою «шагалку» на новое место. А в котловане уже бетонщики возятся!
Тут я рассвирепел.
«Из-за вас, товарищ Гладышев, — кричу, — мы сорвали дело большой государственной важности! Вы подводите советскую кинематографию! Это безобразие, это недостойно!» И так далее.
Помню, грозился даже, что буду жаловаться в партком.
А потом, прямо среди монолога, меня вдруг смех разобрал. «Что же, — думаю, — я на него кричу?» На каком основании? Ведь это он может на меня кричать, что мы ему своими съемками работать мешаем! Он план перевыполняет, шагает впереди времени, а я ему сцену у экскаватора закатил!
Мы оба посмеялись над создавшейся ситуацией и договорились, что в следующий раз я буду внимательнее наблюдать за темпами и не допущу опозданий. И вот, товарищи, нынче я ликвидирую «белое пятно»! Сегодня я Гладышева сниму в исторический момент: начало работ по прокладке соединительного канала! Понимаете? Степь, целина, крупным планом — стальные зубья вгрызаются... И так далее.
Дверь распахивается, и в комнату влетает Миша Римов.
— Граждане пассажиры! — объявляет он. — Производится посадка на курьерский самосвал маршрутом Перекресток — село Никитское. Вам, Ксения Ивановна, тоже можно этим составом ехать — у поселка выгрузитесь. Эх, и машину я вам подобрал: первый сорт — третья скорость. Помчитесь — словно ветер!
Транзитники встают. Коты надевают маски (в руках нести — помнутся, в карман — не засунешь, а так и сохранность гарантирована и лицу вроде как бы теплее).
— Да, новость, — говорит Миша. — Сейчас шофер с четвертого участка приехал, рассказывает: там монтажники сегодня досрочно новый шагающий экскаватор смонтировали. А Гладышев его испытания проводит. Работают, как десять богов сразу!
— Гладышев? — настораживается Константин Петрович. — Сегодня работает? Где?
— Начал соединительный канал рыть, — поясняет Миша.
— Соединительный?! — вскрикивает оператор. — Начал рыть?!
— «Белое пятно», — в отчаянье шепчет Константин Петрович и в бессилье прислоняется к дверному косяку, — «белое пятно»! — затем стремительно, забыв попрощаться, выскакивает из дома.
— Трудно им приходится, — смеется Миша. — Наши машинисты шагают уж больно здорово — не догонишь!
Коты и Ксения Ивановна направляются к дверям.
ПЕРВЫЙ МИЛИЦИОНЕР
К транзитникам, ожидающим, когда попутный самосвал возьмет горючее, подходит один из шоферов. Его «МАЗ», с двумя красными звездочками на дверце кабины (каждая звезда означает, что машина прошла сто тысяч километров без аварий и капитального ремонта), стоит в очереди на заправку.
— А-а, Шура! — приветствует его Ксения Ивановна. — Что случилось? Когда час назад ты меня сюда вез, у тебя такого счастливого выражения на лице не было!
— Веселое дело произошло, — отвечает Шура. — Радостное событие, можно сказать: у меня едва-едва права не отобрали. Хорош бы я был — бесправный двухсоттысячник!
— Какая уж тут радость, — усмехается Илья, поправляя сползающую бороду, — чуть не опозорился — и доволен!
— Эх ты, борода липовая! — говорит шофер. — Ты ведь не знаешь, как дело-то было! Еду я по поселку строителей, слышу — свист. Такой красоты трель — описать невозможно. Прямо между небом и землей жаворонок вьется! Так только милиция в больших городах столичного значения свистеть умеет! «Ну, — думаю, — или кажется мне, или шутит кто». Продолжаю следовать своим маршрутом. Опять свист. Тогда я сворачиваю к кювету, даю тормоза. И тут мне будто видение является... кто вы думаете? Милиционер! Понимаете: первый регулировщик в нашем поселке. Я на него смотрю, как на произведение искусства — глаз оторвать не могу, честное слово! Весело мне стало: ведь что было на месте нашего поселка всего год назад? Пять кустов, три зайца и сто сугробов. А сейчас одних жителей, наверное, тысяч сорок!
«Товарищ водитель, — говорит мне милиция, — согласно постановлению поселкового Совета с сегодняшнего дня вводятся городские правила уличного движения. Попрошу вас предъявить права — вы нарушили постановление поссовета: ехали по главной улице с превышением скорости. Положено сорок километров, а вы давали минимум пятьдесят».
«Стоят ли разговора, — говорю я, — какие-то десять лишних километров? Мелочь!»
«Вот именно этой мелочи, — отвечает милиционер, — вам и не хватает до полной сознательности. Прошу права!»
Отдал я ему права, смотрю вокруг себя и улыбаюсь: вместо прежнего полуголого пространства самый настоящий город передо мной. И на месте большого оврага — Яловой балки — появились правила уличного движения в лице данного симпатичного гражданина с полосатым жезлом!
«Вы чего смеетесь?» — спрашивает милиция.
Ну я рассказал ему все свои мысли. Он меня без греха отпустил.
«Только смотрите, в следующий раз не попадайтесь», — говорит. И тон у него такой внушительный — я сразу себя так почувствовал, будто в Москве по улице Горького еду. А милиционер-то, оказывается, действительно из столицы: специально отпросился на стройку.
— Поехали! — зовет Миша. — Грузись, Котофеичи. Ксения Ивановна, пожалуйста, в кабину!
— Будь здоров, Миша!
— До скорого свидания!
Миша машет уезжающим, а в это время новая партия транзитников соскакивает с подошедшей машины.
— Здорово, хозяин перекрестка! Принимай пассажиров!
— День добрый! Прошу в зал ожидания! — отвечает Миша. — О посадке будет объявлено особо! Докладывайте: кому куда ехать? Кому какие поручения даны для перекрестка?