Надпись на сердце - Страница 22

— Жизненные противоречия, Леночка, имеются всюду. Диалектика, сами понимаете. Вот, к примеру, ваше табачное дело. С одной стороны — лекции читаются о вреде табака и курения. С другой — рекламы на площадях горят-надрываются: «Курите сигареты «Прима». С одной стороны — капля никотина шутя убивает, извиняюсь, слона. А с другой — табачные коробки выглядят красивее шоколада, не говоря уже о других продуктах питания. Кстати, вы любите шоколад «Золотой ярлык»? Так сказать, кондитерское «Золотое руно»? Прошу... Угощайтесь, не стесняйтесь. У меня этих ярлыков девать некуда. Берите. Не стоит благодарности. Так вот, о вреде курения. Ведь факт: курево — сплошной вред для здоровья. Любой профессор бесплатно подтвердит. А Главтабак из кожи лезет вон, чтобы побольше курильщиков создать. Почему? У них план есть. Выпуск продукции им предписано увеличивать из года в год. Премии они за это получают. За что, если разобраться? Раз табак — яд и укорачивает жизнь? А? Я бы, Леночка, простую штуку сделал. Всякие там планы с табачной промышленности снял. Чтоб никакого роста. Затем такую бы пропаганду против курения начал — только держись. Рекламы бы новые заказал. Вместо «Курите сигареты «Прима» написал горящими буквами: «Если хотите умереть на год раньше — курите сигареты «Прима». И не называл бы папиросы завлекающе: «Курортные», «Три богатыря», а «Кладбищенские», «Три дистрофика». Вместо «Казбека» — «Инсульт», вместо «Беломорканала» — «Инфаркт». Никаких ярких оболочек — чернота, череп, кости, гроб и катафалк. И на каждой коробке обязательная надпечатка: «Здесь двадцать пять штук папирос, каждая из которых приближает вас к смерти на пять минут. Курите и помните: ближайшее похоронное бюро на улице такой-то, дом номер такой-то». Вот это было бы по-государственному. В конце концов, что дороже: здоровье трудящихся или доходы от табачной монополии? Разные там неизлечимые курильщики пусть курят, им все равно. А уж молодое поколение с опаской подходило бы к этому делу...

Леночка усмехалась, слушая влюбленного Сибилева. Ей нравилась его наивность: кто-кто, а Лена знала, что если уж их маленький с двумя продавцами магазинчик дает прибыли больше, чем стоящий рядом театр с залом на тысячу пятьсот мест, то какие же доходы приносят гигантские табачные фабрики! Уж кому-кому, а министерству финансов не до здоровья!

— Вы, гражданин, не мешайте нам план выполнять, — злобно шипел усатый продавец отдела трубок и мундштуков. — Ишь ты, как сладко поет: «Инсульт», «Инфаркт», «Похоронное бюро». А сами небось уже все легкие продымили до самых почек. В общем хотите — курите, хотите — нет, а коли желаете агитировать, то прошу пройти — по соседству с нами клуб находится. Ихний постоянный лектор, который про вред курения читает, папиросы только у нас берет.

Сибилев великолепно понимал, что любой холостой курильщик мужского пола, если хоть раз зашел сюда, то до самой женитьбы будет покупать никотин только тут.

«Разве лектор не человек? — подумал Вася. — Если бы еще он читал о «Браке, семье и верности», да сам к тому же был многодетным, тогда заходить к Лене ему не следовало. А раз у него тематика табачная, так уж тут никуда не денешься — судьба».

Он уже чувствовал врага в каждом покупателе, которому Лена улыбалась. Но так как данное предприятие считалось магазином «Отличного обслуживания покупателей», то Лена улыбалась почти всем.

«Не стоит с этим усачом ссориться, — решил Вася, поглядывая на продавца трубок, — кто его знает, какое он на Лену имеет влияние».

— Из-за ваших антитабачных слов, — сказал усач, — двое покупателей так и ушли, ничего не приобретя. Учтите, гражданин!

— Я старый преданный друг никотина, — сказал Василий примирительно, — так почему бы критикой-самокритикой не побаловаться?

Больше о противоречиях министерства здравоохранения и министерства торговли Сибилев не распространялся. Он аккуратно, по нескольку раз в день забегал к Лене и так активно способствовал выполнению финансового плана за текущий месяц, что даже суровый седоусый мундштучник начал поглядывать на него с явной симпатией.

А когда однажды, в один знаменательный день, прошло уже два часа после открытия магазина, а Сибилев все еще не появлялся, усач удивленно взглянул на весело щебечущую с покупателями Лену. Улучив момент, он расправил усы и безразличным голосом произнес:

— Василий-то нынче припаздывает малость.

— Он прямо из загса отправился к моим родителям, — сказала Лена так спокойно, словно ничего особенного и не произошло.

От удивления обычно уныло висящие усы старого продавца мундштуков стали дыбом: Лене даже показалось, будто у него из ноздрей торчат две толстые сигареты.

Придя в себя, старик засуетился:

— Подарочек надо сделать... обязательно подарок молодому супругу! С тобой особый разговор, а вот Васе... Уж ты его, Ленуся, отучай постепенно от курева. Он у тебя не человек, а сплошной никотин. Две пачки в день как одна копейка — я подсчитал.

— Ай-ай-ай! — рассмеялась Лена. — Это же типичная антитабачная пропаганда!

— Так он же теперь не покупатель, а муж нашего продавца. Для чего ж нам отравлением своих людей заниматься? Мы и с посторонней помощью план перевыполним.

Старый продавец подарил новобрачному коробку с фильтрами: десять тысяч штук. По его расчетам Василию этих антиникотиновых пыжей должно было хватить до 1987 года.

Вечером Лена переехала на квартиру мужа.

Легкий табачный дух наполнял комнаты.

— Вот тебе подарок, как начинающему супругу и кончающемуся курильщику, — протягивая коробку, произнесла она. — Теперь ты будешь вдыхать этот гнусный дым только через фильтр. Нужно экономить свое здоровье.

— Это, конечно, правильно сказано, — сказал юный супруг, чередуя слова с поцелуями. — Но дело в том, что я за всю свою жизнь не выкурил ни одной папиросы.

Он подошел к шкафу и распахнул дверцы. Полки оказались набитыми пачками сигарет, папирос, сигар, табаков. Все, что приобрел Сибилев в Леночкином магазине, лежало тут

— Поэтому-то я и при тебе никогда не курил, — сказал Вася.

— Я-то, несчастная, думала, что ты это делаешь по моей просьбе! — ужаснулась Лена и повисла на шее мужа. — Куда же мы теперь денем эти табачные залежи?

— Подарим поклонникам никотина! А знаешь, какой мыслью я все это время утешал себя? Хорошо еще, что ты, дорогая, работаешь не в зоомагазине. Тогда мне пришлось бы труднее.

— Но почему ты тогда, в первый раз, пришел покупать «Казбек»? Как сейчас помню: пять пачек и коробок спичек!

— Меня попросил неожиданно заболевший товарищ. Теперь-то я подозреваю другое: просто он позавидовал тому, что я долго хожу в холостяках...

Во Дворце культуры комбината было шумно, весело и светло. Лампы сверкали так, будто именно сегодня они хотели перегореть. В афише о вечере, между прочим, интригующе значилось:

С танцами было все в порядке, но к пьесе почему-то никаких приготовлений не делалось. Даже члены драмкружка, которые обычно в дни премьер за три часа до начала уже скрывались с таинственным видом за кулисами, сегодня как ни в чем не бывало отплясывали мазурки и падеграсы.

Среди веселящихся выделялся своим озабоченным видом мужчина в галифе и щегольских сапогах. На его темно-синем кителе блистал какой-то таинственный значок: гибрид медали за спасение утопающих с жетоном древнего общества «Друг животных», а из-под козырька фуражки (он так и бегал по залам, не снимая головного убора) сверкали темные стекла очков-светофильтров.

— Осколок бала-маскарада? — спрашивали гости рабочих комбината, показывая на мужчину в фуражке.

— Это товарищ Энский, — отвечали сотрудники комбината, усмехаясь. — Начальник охраны! Предводитель вахтеров и ночных сторожей!