Надменный лорд - Страница 3
Установив на деревянной подставке очередное полено, Деймиен уже занес над головой топор, но тут внимание его привлек конь, метавшийся по краю поля, — единственное живое существо, разделявшее с ним одиночество в этой глуши. Явно нервничая, жеребец бил копытом, взметая снежную пыль, и грациозно вскидывал голову. Деймиен вонзил топор в подставку, снял перчатки и утер со лба пот тыльной стороной ладони. Затем, прищурившись от слепящей белизны снега, стал наблюдать за животным.
Конь с грозным ржанием поскакал к ограде; его белоснежный хвост развевался, точно боевое знамя. Деймиен невольно улыбнулся. Еще месяц назад Зевс ходил под седлом, но теперь и конь, и хозяин были свободны, и оба наслаждались чудесным ощущением свободы. Через несколько секунд граф понял, почему волнуется его конь; Деймиен увидел своего брата-близнеца лорда Люсьена Найта, приближавшегося к воротам на великолепном черном жеребце андалузской породы.
Зевс по-прежнему метался вдоль ограды, словно стремился воспрепятствовать вторжению чужака на свою территорию. К счастью, Люсьен был прекрасным наездником и не терялся даже в такой сложной ситуации. Деймиен в задумчивости покачивал головой. «Интересно, что привело его сюда?» — спрашивал он себя снова и снова.
Появление брата оказалось неожиданным, ведь Люсьен, недавно ставший членом парламента, теперь обязан был принимать участие во всех дебатах политиков и, следовательно, в данный момент должен был находиться в Лондоне. Жил Люсьен недалеко — через три месяца после свадьбы он и его жена Элис поселились в Гэмпшире, в двух часах езды от ветшающего дома Деймиена. Построенный сто с лишним лет назад, дом этот являлся имитацией греческого храма — во всяком случае, так казалось нынешнему хозяину. Особняк действительно заметно обветшал и давно уже нуждался в ремонте, однако у Деймиена не было ни денег, ни желания заниматься обустройством жилища; он привык к спартанским условиям и был абсолютно равнодушен к роскоши и комфорту.
Прибыв сюда в ноябре, после того как бурно отпраздновал расставание с боевыми друзьями, Деймиен разбил тут свой лагерь и устроил бивуак у камина, находившегося в гостиной. Его друзья — те, что остались в живых, — вернулись к своим семьям, только он один до сих пор носил мундир, который не снимал все то время, что находился в Португалии и Испании. Дом был неуютный и необжитой, но Деймиен чувствовал себя здесь весьма комфортно. Большую часть времени он проводил в гостиной, пользовался старой оловянной посудой, одеялом ему служило поношенное шерстяное пальто, а подушкой — походный ранец. Для поддержания сил Деймиену вполне хватало сыра, бисквитов и сигар.
Пожалуй, по-настоящему он нуждался только в вине и в женщинах, но и в этом отношении Деймиен проявлял редкий аскетизм. По женщинам он скучал даже больше, чем по спиртному, но все же не позволял себе нарушать обет воздержания. Люсьен призывал его жениться, но Деймиен вовсе не стремился заполучить в жены истинную леди — ему гораздо больше нравились женщины из простонародья.
Подобрав остатки дров и уложив их в общую пирамиду, Деймиен принялся наблюдать за братом. Когда тот приблизился, он пошел ему навстречу, однако не выражал особой радости по поводу этого визита.
Люсьен спешился и тут же провалился по колено в снег. Выбравшись из снега, он оправил свой костюм и внимательно посмотрел на брата — посмотрел, как показалось Деймиену, с некоторым удивлением. Затем с насмешливой улыбкой произнес:
— Бедный мой брат…
— Зачем пожаловал? — проворчал Деймиен. Люсьен снова улыбнулся.
— Как, должно быть, прелестна жизнь в глуши. С бородой ты выглядишь как настоящий лесной дикарь. Или скорее как Ланселот — после того как он удалился от суеты мирской.
Деймиен рассмеялся.
— Твоя жена отпустила птичку полетать на воле? Надолго ли?
Люсьен тоже засмеялся.
— Насколько бы ни отпустила, за время моего отсутствия Элис успеет вспомнить, как сильно она меня любит. И когда я вернусь, сразу же это почувствую.
Снова оправив свой элегантный серый костюм — он сидел на нем безупречно, — Люсьен шагнул к брату и протянул ему газету.
— Думаю, тебе полезно узнать, что происходит в мире.
— Наполеон до сих пор на Эльбе?
— Разумеется.
— Это все, что мне нужно знать.
— Что ж, если тебе этого достаточно, не стану подливать масла в огонь. Ведь ты готовишь аутодафе? — Люсьен покосился на пирамиду дров.
Деймиен криво усмехнулся и взял у брата номер лондонской «Таймс».
Люсьен внимательно посмотрел на него и спросил:
— Так как же тебе здесь живется?
Деймиен пожал плечами и, окинув взглядом свои владения, проговорил:
— Уверяю тебя, мне здесь нравится.
— Нравится? — переспросил Люсьен. Он ожидал более подробного рассказа, но Деймиен не отличался разговорчивостью.
— Правда, придется потрудиться. Надо восстановить ограду. Весной собираюсь посеять овес. — Деймиен указал в сторону поля. — Если, конечно, весна здесь когда-нибудь наступит.
Люсьен тяжело вздохнул.
— О Боже, не делай вид, что не понял меня, Деймиен. Я говорю не о хозяйстве. Я хочу знать, есть ли у тебя какие-нибудь планы относительно…
— Нет, — отрезал Деймиен и отвернулся.
Ему снова вспомнились взрывы и грохот пушек — кошмары войны до сих пор преследовали его. Вспоминая о войне, Деймиен терял чувство реальности, и ему казалось, что он по-прежнему находится в одном шаге от. смерти. Именно поэтому граф Уинтерли решил скрыться от людей в здешней глуши — ведь люди смотрели на него как на героя и спасителя Англии, и это лишний раз напоминало о войне. Деймиен не собирался показываться в обществе до тех пор, пока ему не удастся восстановить душевное равновесие.
Люсьен, внимательно наблюдавший за братом, прекрасно знал, о чем тот думает. Немного помедлив, он спросил:
— Тебя все еще мучают кошмары?
Деймиен промолчал. Граф не хотел говорить о том, что кровавые сцены битв видел во сне постоянно — как он ни старался, ему не удалось вытеснить воспоминания из сознания так быстро, как хотелось бы. «Впрочем, ничего удивительного, — думал Деймиен. — Шесть лет бесконечных сражений не могли не оставить след…»
— Тебе сейчас не следует оставаться в одиночестве, — продолжал Люсьен.
— Возможно. Тем не менее я остаюсь, и ты знаешь, почему я остаюсь, — проворчал Деймиен. Он по-прежнему старался не смотреть на брата.
— По крайней мере ты мог бы съездить в Лондон, чтобы провести там Рождество, — заметил Люсьен.
Граф отрицательно покачал головой.
— Нет, я останусь здесь, — заявил он.
У него действительно не было ни малейшего желания ехать в Лондон. И уж конечно, его совершенно не интересовали фейерверки, которые по случаю праздника приказал устроить принц-регент. Деймиен не собирался ради шумных развлечений жертвовать своим уединением в Бейли-Хаусе.
— Может, выпьешь чего-нибудь? — спросил он, внезапно вспомнив о законах гостеприимства.
— Нет, спасибо. — Люсьен сунул руки в карманы и осмотрелся; было очевидно, что его что-то беспокоит. — Видишь ли, Деймиен, есть еще одна причина… Я приехал сюда, потому что… Черт, даже не знаю, как тебе об этом сказать.
Граф пристально посмотрел на брата. Тот внезапно побледнел — казалось, он ужасно нервничал.
— О Господи, что такое? — Деймиен нахмурился. — Что случилось? Говори же, я тебя слушаю.
Люсьен пожал плечами.
— Дело в том, что я был в Лондоне на прошлой неделе. Вот и узнал эту новость… Мне очень жаль, Деймиен… — Люсьен снова умолк. Наконец, собравшись с духом, проговорил: — Шербрук умер. Он был убит в среду ночью.
— Убит?.. — Деймиен почувствовал, как у него защемило в груди. Не в силах произнести больше ни слова, он в оцепенении смотрел на брата.
— Возможно, произошло ограбление, — продолжал Люсьен. — Его нашли с простреленной грудью. Именно поэтому я поехал к тебе. Это ужасно, но я решил, что ты должен узнать…
Деймиен с трудом перевел дыхание.
— Говоришь, ограбление? — спросил он. Люсьен кивнул.