Надежда - Страница 53

Хастон коротко познакомил всех с тем, что было сделано. В порту положение накалялось с каждым днем. Тем из рабочих, кто знал о том, что готовит профсоюз швейников, сдерживаться было всё труднее. Вдень ближайшей выдачи зарплаты могло вспыхнуть стихийное возмущение. Осмелели, глядя на других, и те грузчики, которые еще не были охвачены организацией. Боер со своими подручными чувствовали — что-то готовится. Бандиты стали грубее и старались вызвать рабочих на скандал.

Слушая его, Кларенс вспоминал свою первую поездку в порт и разговор с грузчиками в доках. Тогда казалось, что этим людям, вялым, запуганным, усталым ничем нельзя помочь.

Стоя по привычке у стола и глядя в свои записи, Хастон сказал:

— Медлить нам больше нельзя. Я предлагаю в день выдачи получки вывести всех грузчиков к воротам порта. Каждый из тех, с кем уже говорили, должен взять своих товарищей. Когда люди увидят, как их много, они перестанут бояться бандитов. И в тот же день мы обратимся в суд и начнем процесс.

Дата выступления вызвала споры. Грегори предложил вторник, когда бандиты обычно проводили сбор денег.

— Люди придут с деньгами и вернутся домой с ними же. Это произведет на них больше впечатления.

После обсуждения собрание решило остановиться на понедельнике.

— Самое главное — сохранить всё в тайне, — предупредил Хастон.

Когда все расходились, адвокат Сентнер обратился к репортеру:

— Пожалуй, уже пора достать подлинные показания Бенсона. Если ваш главный редактор их отдаст, будет очень неплохо. Можно и без этого обойтись, но надо попробовать.

На другой день Кларенс решил, что он отправится к Бирну к концу смены. Это решение совпало с одним обстоятельством, которое усилило уверенность репортера в том, что он должен немедленно расстаться с «Независимой».

Накануне вечером Докси дал ему груду материала для обработки. Просматривая ее, Кларенс наткнулся на статью, подписанную доктором Фрэнком Эристом, занимающим кафедру экономики в местном университете.

Автор обрушился на руководство профсоюза швейников. Хастон, Грегори и еще несколько лиц, теперь хорошо знакомых Кларенсу, назывались в этой статье «агентами Москвы, утопающими в роскоши за счет ограбленных ими рабочих швейных предприятий».

В другое время Кларенс сократил бы те места, которые показались ему растянутыми, расширил то, что, по его мнению, требовало этого, и отнес бы материал наверх к начальнику отдела.

Теперь статья возмутила его.

Собрав разрозненные листки, он вошел к Докси и, положив статью на стол начальника отдела, заявил, что не может работать с этим материалом.

Докси мельком взглянул на листки и поднял на Кларенса рассеянный взгляд.

— В чем дело? Плохо написано?

— Никуда не годится, — сказал Кларенс. Он не испытывал прежней робости перед начальником отдела и наслаждался этим. — Паршиво всё от начала до конца.

— Ну, так поправьте, — сказал Докси.

— Тут нечего исправлять, — Кларенс хотел продлить наслажденье. — Вранье от первой до последней строчки.

Докси проглядел листки более внимательно, поднял на лоб очки и удивленно взглянул на Кларенса. Он всё еще не мог понять, в чем дело.

— Какая муха вас укусила, Кейтер? Написано, как всегда пишут. Сократите самые длинные предложения и пускайте в набор.

Кларенс пожал плечами.

— Речь идет не о стиле. Я имею в виду содержание.

— И по содержанию здесь всё как следует, — недоуменно сказал начальник отдела.

Кларенс усмехнулся.

— Вы думаете? Взгляните, что там сказано про швейников!

Докси в третий раз просмотрел статью. Он откинулся на спинку кресла и агрессивно сказал:

— Ну, и в чем вопрос?

Кларенс бросил свой иронический тон.

— Всё, что здесь говорится про швейников, — гнусная клевета и подлая выдумка.

Докси подумал минуту.

— Повторите-ка еще раз, — сказал он наконец. — Я не уверен, что правильно вас понял.

— Пожалуйста. Этот доктор знает о швейниках не больше, чем я о персидской живописи. Он врет, потому ^!что за это ему хорошо заплатят.

Докси помолчал, затем тихим голосом спросил:

— Вы отдаете себе отчет в том, что вы говорите?

— Яснее, чем когда-либо в жизни.

— Вам не кажется, что с такими взглядами вам трудно будет работать в нашей газете?

— Конечно, кажется. Об этом я и пришел сказать.

Докси вырвал листок из блокнота, написал на нем несколько строчек и протянул Кларенсу.

— Зайдите к кассиру и убирайтесь отсюда ко всем чертям.

Кларенс взял листок и повернулся к Докси спиной. Сначала он хотел сказать еще начальнику отдела, что он о нем думает, потом отказался от этой мысли. Тот всё равно не поймет.

Когда он был возле двери, Докси остановил его:

— Послушайте! А почему вы думаете, что здесь написано о швейниках неправильно?

— Я их знаю, — сказал Кларенс.

— Откуда?

У Докси был вид рыболова, который знает, что рыба вот-вот клюнет.

— Откуда вы их знаете?

Не отвечая, Кларенс вышел.

Бирн был у себя в кабинете. Девушка-секретарь справилась у него по телефону и проворно растворила перед репортером тяжелую дверь.

Когда Кларенс ступил на пушистый ковер, Бирн держал возле уха телефонную трубку.

— Хорошо, хорошо. Буду иметь в виду.

Вероятно, Докси сообщал главному редактору о только что состоявшемся разговоре. Ну что же. Тем лучше.

Бирн положил трубку на аппарат.

— Здравствуйте, мистер Кейтер.

У него был обычный вид человека, совершенно удовлетворенного жизнью и сознающего, что он устроен в ней неизмеримо лучше других.

Так как Кларенс не поздоровался в ответ, Бирн удивленно приподнял брови, затем, как бы покоряясь тяжелой необходимости разговаривать с невежливым человеком, склонил голову.

— Чем могу быть полезен, мистер Кейтер?

Но Кларенсу, наоборот, хотелось быть невежливым. Подойдя к столу поближе, он сказал:

— Послушайте, вы у меня взяли тогда показания Бенсона. Теперь они мне нужны.

Брови Бирна чуть шевельнулись.

— Зачем? — спросил он очень тихо.

— Думаю, что вас это не касается.

Бирн склонил голову набок и задумался. В кабинете повисла настороженная тишина, та самая, которая так угнетала репортера во время его первой встречи с главным редактором. Кларенсу хотелось разорвать эту тишину, и он громко откашлялся.

— А если, — сказал, наконец, Бирн, — если я вам не отдам этих показаний?

— Я подам в суд, — ответил Кларенс. — Вас заставят отдать.

— В суд! — На лице у Бирна выражалось безмерное удивление. — Разве у вас есть свидетели?

Кларенс вспомнил лицо Докси и его подобострастное поведение здесь, в кабинете. Конечно, он не выступит свидетелем. Они скажут, что никаких показаний и не видели. Значит, они оказались хитрее его.

Репортер сунул руки в карманы.

— Ну, тогда, — сказал он, стоя прямо перед Бирном, — Тогда я скажу вам, что вы такой же убийца, как и сам Дзаватини. Вы прохвост и подлец.

Бирн сделал рукой слабое движение к звонку. Он сидел съежившись, очевидно боясь, что Кларенс ударит его… Лицо у него начало краснеть.

— Да, да, — повторил Кларенс. — Вы такой же убийца. Только еще подлее, потому что прикидываетесь порядочным человеком. Мне даже плюнуть на вас противно.

На лестнице, пересчитав полученные у кассира деньги, Кларенс засмеялся. Ну что же! С газетой покончено.

Еще ни разу в жизни он не решался так разговаривать с людьми, стоящими выше его по общественному положению.

Выйдя на улицу, он оглянулся на здание «Независимой».

Шестнадцать этажей тянулись вверх ровной черновато-серой стеной. Нижняя часть здания была облеплена вывесками магазинов и щитами электрической рекламы, но наверху однообразная казарменность бетона и стекла не нарушалась ничем.

Что в этой огромной безобразной коробке внушало ему когда-то такое уважение? Небоскреб как небоскреб. Пожалуй, еще более безвкусный, чем другие постройки этого типа. И люди, которые там работают, не умнее и не образованнее, чем где-нибудь в другом месте.