Начало пути (СИ) - Страница 53
Глядя в добрые светлые глаза этого худенького, тщедушного паренька, угодившего в армию прямиком из-за школьной парты, Радован невольно задумывался - возможно ли сделать из этого слизняка человека с нормальным менталитетом и мировоззрением? Молодого серба удивляло и умиляло, что эстонец не озлобился и не ожесточился, но подобное смирение можно было объяснить не только кротостью, сколько слабостью характера, который только предстояло выковать. Предстояло ли? Радован не был уверен, что подобное в принципе возможно, когда речь идет о молодом взрослом мужчине.
Последний же из новых рекрутов, пополнивших отделение Радована, подтверждал старый тезис, гласивший, что непременно в коллективе из десяти человек присутствует один негодяй. Как минимум один, и это в лучшем случае. Впрочем, когда Радован служил под началом Скоробогатова, ныне разжалованного в рядовые, негодяев было аж четверо, а злые языки приписывали вдобавок этот статус и самому Радовану. Безусловно, один негодяй в отделении - это лучше, чем пятеро или даже четверо. Но в идеале, хотелось бы, чтобы не было ни одного.
Как бы там ни было, Павел Нестеренко, двадцатидвухлетний отморозок, в прошлом имевший отсидку за разбой и получивший мягкое наказание по малолетству, был законченной мразью и тварью редкостной. Как нетрудно догадаться, до несчастного Леннарта он докапывался яростнее всех, и в первый же день службы попытался заставить бедного эстонца постирать ему портянки. Эстонец поручение выполнил, но поганому зеку показалось, что портянки выстираны недостаточно, видите ли, хорошо. За что бедняга Лаар тут же подвергся побоям, и наверняка угодил бы в лазарет, если бы не вмешался подоспевший Тимоха Прохорчук. Габаритами Тимоха превосходил гаденыша раза в полтора, а потому отметелил он уголовника примерно с такой же легкостью, с какой Паша избивал Лаара. Как ни странно, Тимоха, даром что бывший беспризорник и детдомовец, был единственным, кроме Радована, кто никоим образом не проявлял желания как-то зацепить эстонского рохлю. Видимо, украинец был гораздо мягче и добрее, чем казался, что также не преминул про себя отметить Радован.
Данный инцидент исчерпывающим образом характеризовал новобранца Нестеренко, а потому Радован, как командир отделения, предупредил бойца, что если тот еще раз перепоручит стирку или глажку формы кому-то другому, то он лично заставит его ночевать возле отхожего места, прекрасно понимая, что это означает для бывшего заключенного. На стандартную для зека реакцию в духе "ты че, охренел, начальник?" Радован ответил просто и банально, несколькими хуками в область печени, и судя по жалобным стонам Пашки, ответ был весьма убедительным.
Как себя проявит этот хлопчик в дальнейшем, было неизвестно. В том, что этот отморозок затаил злость, сомневаться не приходилось, но Радовану на это было, в общем-то, наплевать. В конце концов, опыт общения на кулаках у Радована уже имелся, только на этот раз сержантом был он сам, и мог в разумных пределах наказывать своего солдата за неподобающее поведение. В прошлый раз, когда беспредел в отделении творился лично комодом, влиять на ситуацию было на порядок сложнее.
Таков был обновленный состав отделения, половина которого еще не нюхала пороху, а другая хоть и прошла боевое крещение, но тоже не дотягивала до уровня ветеранов. Выбирать, впрочем, не приходилось, а приходилось молча и безропотно собираться - через час, как было объявлено по громкоговорителям, планировалось общее построение и пешее выдвижение на соединение с основными силами корпуса генерала Максимова, части которого следовало нагнать уже в ближайшие дни. Балтийский контингент уже был в считанных километрах от Шенкурска, где окопалась солидная группировка княжеских войск и куда стягивались многочисленные пополнения.
При мысли о предстоящих боях позитивный настрой Радована начал сходить на нет, и веселье сменилось если не тревогой, то беспокойством. А то ведь как нередко бывает - сидишь тут, строишь планы и думаешь, что вот она, желанная цель, рукой уже подать до нее, но для этого нужна всего лишь сущая мелочь - постараться сохранить свою драгоценную тушку в целости и сохранности. И не только свою, раз на плечах теперь сержантские лычки, это ж ответственность, а не просто бижутерия какая-нибудь!
С другой стороны, переживать было вроде бы и не о чем и незачем, ибо, когда к семнадцати годам у тебя за душой уже есть богатая казна примерно в четыре миллиона, лежащая в банке по выгодной ставке, неплохие завязки с армейскими офицерами, пусть и младшими, но те же Васильев или Матвеев явно после кампании могут рассчитывать на резкий скачок, и многое указывало на то, что контакты с ними в будущем пригодятся Радовану не раз и не два, да еще и хорошая кампания верных друзей, вдобавок бесспорно признающим твой авторитет, можно смело говорить, что жизнь удалась, причем заочно. А риск лишиться жизни и здоровья, не говоря уже о сбережениях, так или иначе присутствует везде, и неважно, кто ты - солдат или библиотекарь, пожарный или секретарь, как говорится, от свалившегося на голову кирпича не застрахован никто. А один из великих гениев древности, насколько помнил Радован анекдотическую байку, рассказанную Головачевым, Аристотель, кажется, так вообще на личном примере подтвердил этот тезис. Выдающемуся мыслителю и ученому однажды предсказали, что ему наступит крышка, когда на голову во сне свалится камень. Голова у Аристотеля на дефицитом мозгов, понятное дело, не страдала, так что ученый придумал хитрый способ, как ему уцелеть - он решил лечь спать под открытым небом, решив, что уж с небес ему на голову уж точно ничего не рухнет. Ага, хрен там - пока наш гений досматривал последние сны, над его бренным телом пролетал то ли орел, то ли еще какая-то крупная птица, держа в когтях здоровенный булыжник. И надо же такому случиться, что глупое пернатое зачем-то решило поиграть в стратегический бомбардировщик, уронив аккурат на светлую голову Аристотеля свой примитивный снаряд. Надо ли добавлять, что было в итоге?
Так, вспомнив рассказанную Васькой историю, наверняка изобилующую вымыслом, Радован понемногу отогнал беспокойные мысли. Нет нужды переживать из-за того, на что повлиять нет ни малейшего шанса. А что планы на жизнь грядущую - это тема спорная, скользкая и неоднозначная, Радован успел убедиться даже несмотря на свои юные годы.
Глава 21.
Шенкурск.
Шенкурск напоминал Радовану Сямжу. Такой же небольшой тихий городок, затерянный среди густых лесов севера. И тоже не забывалось, сколько крови пролито с обеих сторон за этот незначительный населенный пункт, возле которого архангельские войска перекрыли ведущую к столице княжества трассу, заодно растянув на многие километры свои оборонительные рубежи. В этом отношении Сямжа, ранее казавшаяся молодому сербу полем большой битвы, меркла и словно растворялась на фоне масштабов шенкурского сражения. Если в Сямже балтийская усиленная рота оборонялась против целого полка архангельцев, то здесь сошлись десятки тысяч вооруженных людей, людей, говорящих на одном языке, людей, чьи предки жили в едином государстве, людей, которым не было причин лишать друг друга жизни. Но на то были причины у молодых государств, на которые некогда раскололась бывшая Россия.
Пока бригада Шелепова, быстрым маршем за неделю продвинувшаяся до позиций балтийцев, стояла в ожидании пополнений, генералу Максимову удалось провать позиции противника, подавить огневые точки и выйти непосредственно к городу. Основные бои теперь проходили именно там. Наступление замедлилось - каждый дом был словно маленькая крепость, и, подобно балтийцам в Сямже, архангельцы сражались за каждый дом.
На счастье Максимова, обороной города руководили не самые талантливые воители, иначе его корпусу пришлось бы туго. Но архангельцы плохо обеспечивали связь между частями, единого руководства обороной, похоже, так и не удалось наладить. Именно поэтому большую часть наскоро сооруженных ДЗОТов удалось уничтожить относительно быстро и хоть и не без потерь, но счет потерь балтийцев шел на сотни, а архангельцы только убитыми потеряли по меньшей мере три полнокровных полка. Раненых же наверняка было раза в полтора больше.