Начало пути (СИ) - Страница 52
Даже то, что завтра бригада должна будет покинуть гостеприимную Сямжу и нагнать наступающий на северо-восток корпус генерала Максимова, особенно настроение не портило. В конце концов, пока все складывалось как нельзя лучше. Радован был молод, здоров, при деньгах, а теперь еще и получил под начало целое отделение.
Васька Головачев больше не хромал и вернулся в строй, а вот Мамонтов пока остался в походном лазарете - рана еще не зажила окончательно, но комиссовать парня никто и не думал. Обычное пулевое ранение навылет, ни один важный орган не задет, так что на молодого боксера рассчитывать очень даже можно. К тому же, Радован по-своему немного привязался к этому бойцу, ставшему наряду с остальными членами его пятерки чем-то вроде фронтовой семьи.
Мухин и Прохорчук, довольные приличной премией в три тысячи балтов на нос, выделенной им Радованом за участие в рейде за хабаром, продолжали нести службу вместе со своим комодом, и их Радован тоже мог считать их близкими людьми. Членами своей команды и единомышленниками.
К тому же, отделение было пополнено еще пятерыми парнями, свежими новичками, только-только сменившими гражданскую одежду на военную форму. С каждым из них Радован уже успел пообщаться и составил свое мнение о любом из них.
Отдельного внимания заслуживали близнецы Хватковы - Петр и Степан. Оба худощавые, среднего роста семнадцатилетние юноши, правда, Степан был чуть пошире в плечах и немного ниже брата. Оба рекрута заметно тушевались и чувствовали себя некомфортно в новой непривычной среде. Парни были коренными петроградцами, из небогатой, но дружной семьи каких-то столичных интеллигентов, пусть и не таких состоятельных, как родители, например, того же Головачева. На взгляд Радована, оба они были ребятами хорошими, честными, скромными, и им предстояло многому научиться, чтобы стать хорошими солдатами, но, как показывал опыт друга Васьки, эта задача была посильной и вполне решаемой.
Радован не случайно решил присмотреться к братьям - его интуиция подсказывала ему, что если он хочет создать свою полноценную структуру, состоящую из лично ему преданных людей, то акцент следует делать именно на таких вот пареньков, еще незнакомых с суровой реальностью, и потому не утративших своих детских идеалов. Хотя Радован был им ровесником, он уже давно отбросил вычитанные из книг идеи добра, благородства и рыцарства. Не то, чтобы молодой серб считал эти вещи чем-то плохим или неправильным, вовсе нет. Просто он полагал, что добродетели картонных книжных персонажей выглядят на фоне реальной жизни немного неестественно - благородный рыцарь или доблестный блюститель правопорядка смотрится нелепо, примерно как снеговик в знойный полдень или олигарх на мусорной куче. Порядочность, конечно же, свойство полезное, но она должна быть разбавлена толикой прагматизма.
Но пока молодые рекруты, по сути, еще подростки, еще не пропитались цинизмом до мозга костей, их следовало покрепче привязать к себе. Чутьем Радован ощущал, что далеко не всегда и не во всем стоит делать упор на деньги. Честные и достойные люди все равно, как правило, не ставят презренный металл на первое место в жизни (отчего этого самого презренного металла у них в нужном количестве никогда не водится), гораздо больше они ценят дружеское участие, помощь в трудную минуту, желание научить их чему-то новому, нужному и полезному. Безусловно, деньги свою роль тоже играли, и немалую, но для установки прямого контакта с хорошим человеком они не годились. Недаром тех же Леньку с Тимохой Радован привлек к участию в рейде на платной основе, лишь сперва убедившись, что оба они парни подходящие. Тому же Тимохе, бывшему детдомовцу, Радован начал доверять далеко не сразу, относился на первых порах к нему настороженно, а мнение свое изменил только после боев за Сямжу.
А вот здоровенный дуболом Антон Фатеев, крепкий детина под два метра ростом и, пожалуй, не меньше метра в плечах, как ни странно, понравился Радовану сразу. Это был не слишком умный, открытый и честный парень двадцати четырех лет от роду, и в отделении он был самым старшим. До армии он полтора года он трудился простым рабочим на каком-то заводе, и подрабатывал грузчиком на полставки - ему нужно было помогать матери-инвалиду и маленькой сестре, лет на пятнадцать моложе его самого. Отца он потерял несколько лет назад, в автокатастрофе, после которой мать и осталась калекой. Собственно, с той самой трагедии и начался в его жизни период каторжного труда - семья раньше была состоятельной, а оба его родителя имели небольшой, но процветающий магазинчик, торговавший продуктами и одеждой. Бизнес этот пришлось продать, причем по бросовой цене - срочно требовались деньги на операцию для матери, которой грозила ампутация обеих ног. Спасти ноги удалось, но вернуть матери возможность ходить эскулапы все же не смогли, и она оказалась по гроб жизни прикована к инвалидному креслу. Понятно, что начинать торговлю с нуля она уже не могла, да и средств уже не было. Так и пришлось парню, только-только поступившему на платное отделение престижного столичного университета, вместо экономики и финансов изучать токарное ремесло, а вечера проводить не в клубах и барах с симпатичными девчонками, а на неотапливаемом складе в компании работяг, каждый второй из которых имел отсидку, и каждый первый дышал сивушным перегаром. Надо отдать должное - Антоха не сломался, не спился, и вообще был примерным сыном и заботливым братом, жаль только, что республика решила, что негоже столь достойного юношу оставлять без чести послужить родине с оружием в руках.
Радован, узнав эту трогательную историю, про себя решил при случае переслать матери Фатеева десятку-другую тысчонок, на эти деньги она смогла бы спокойно (хотя какое уж тут спокойствие) дожидаться сына. Судя по тому впечатлению, каковое произвел на Радована этот несколько недалекий наивный здоровяк, за проявленную о матери и сестренке заботу он стал бы Радовану верным даже не как пес, а по меньшей мере, жена декабриста. Чисто платонически, конечно же.
Еще одним новобранцем, свалившимся на голову Радовану, был некий Леннарт Лаар, девятнадцатилетний вьюнош, словно сошедший со строчек классического анекдота о тупых эстонцах. С первых дней службы этот эстонец стал объектом шуточек и подклок остальной солдатни, и даже интеллигентный Васька Головачев, обычно не склонный к издевательствам, отличился, окрестив рекрута прозвищем "Лена". Кличка приклеилась к парню моментально, и уже бойцы из других отделений называли Лаара исключительно Леной. Не сказать, чтобы парень был плохим человеком, напротив, в его характере не было места злобе и агрессии, просто соображал он настолько медленно, что скорость его мысли напоминала черепаху с перебитыми лапами. А сам он был похож на маленькую добродушную собачку, которую почему-то обижают злые дети. Радован по мере сил старался следить, чтобы его подчиненные не перегибали палку, он от всей души жалел несчастного рекрута, но тупость Леннарта не могла не раздражать.
На самом деле, Лаар был не столько тупым, сколько недостаточно обученным. Его образование сводилось к девяти классам средней школы, куда он поступил аж в десять лет, когда его семья смогла добраться до балтийских границ, удирая из опустевших земель бывшей Эстонии, где сейчас обитали лишь немногочисленные одичавшие аборигены, еще несколько поколений назад бывшие добропорядочными прибалтийскими бюргерами, гордящимися своей цивилизованностью и принадлежностью к семье европейских народов. В наши же дни от этой цивилизованности не осталось ни малейшего налета, а сами европейцы теперь мало отличались от варваров, уничтоживших Римскую империю много-много веков назад.
Естественно, что забитый мальчик, до сих пор говорящий по-русски с типичным эстонским акцентом и сильно замедленной речью, в школе учился с большим отставанием, воспринимал все с трудом, а друзей среди сверстников почти не имел. Одноклассники, бывшие кто на три, кто на четыре года младше Леннарта, естественно, безо всякого стеснения травили его, точнее, пытались травить. Но Лаар, по своей душевной доброте, ни на кого не обижался, не пытался сопротивляться своим маленьким мучителям, и те, не получая удовольствия от издевательств над эстонцем, потихоньку отставали от него и в дальнейшем ограничивались лишь легким подшучиванием - доставать такого беззлобного тихоню детям быстро наскучило.