Начальник милиции 2 - Страница 11

Мне же хотелось запрыгать по комнате молодым студентом. Уговорил!

Из гостей в общагу я вернулся часиков в десять вечера. Хорошо посидели, пообщались.

Поздоровался с комендой на вахте, прошел узким коридором в свое крыло. Комната номер тринадцать, толкнул дверь. Заперто. Странно, что, Нурика еще нет?

Вставил ключ в скважину – не крутится, зараза, в нужную сторону. Изнутри заперто. Обычно, если кто-то из нас в комнате есть, мы с Нурланом дверь не запираем.

Постучал. За дверью послышалось шебуршание. Ага, там, там воин степей, притаился… а зачем? От кого прячется? Я почесал затылок. И тут до меня дошло… Нурик, похоже, не один. С дамой… Что ж, дело молодое, но тут что важно – предупреждать надо.

Дверь распахнулась, и в коридор, натягивая майку, вывалился Нурлан. Он спешно прикрыл за собой дверь, и мы стояли в коридоре.

– Братуха, по-братски, Мороз! А? – посмотрел на меня жалобным спаниелем Нурлан.

– Ты просишь, чтобы я не заходил?

– Ну там-на… Во-о! – он изобразил на себе жестом огромные женские буфера. – Ух, по-братски, а?

– Женщина очень красивая, и ты просишь вам не мешать?

– Ну-у… Ага!

– У вас час.

– Брат! – обрадовавшись, Нурик обнял меня, и к нему вернулась нормальная речь. – Ты знаешь, какая она! Настоящая женщина.

– Ой да ладно… Сколько у тебя баб?

– Не-е… – замотал он головой. – Это другое… Все женщины неповторимы, все бабы одинаковы.

Он благодарно похлопал меня по плечу и скрылся в комнате. Изнутри послышался звук запираемой щеколды.

Я побрел по коридору. Из кухни доносился запах жареного минтая. Не хотелось им провонять, и я пошел на улицу.

На вахте Василины Егоровны не оказалось. Наверное, вышла покурить на крылечко. Открыл входную дверь, вышел – никого. Странно… Коменда никогда не покидает свой пост, будто живет на нем. За все это время, что я здесь, я лишь пару раз видел других вахтеров. По крайней мере, узнал, что они существуют.

И тут я услышал интересные звуки. Такие как в кино для взрослых. Доносились они из… Общажные пассатижи! Из окна нашей комнаты номер тринадцать! Нурик, остолоп, окошко не закрыл. Все бы ничего, но общага мужская, и посторонним, особенно женщинам, вход воспрещен. Уж очень бдительно за этим следила Василина Егоровна. Будто это ее как-то лично цепляло и не давало спокойно жить.

И вот сейчас комендант стояла под нашим окошком и прислушивалась, будто не сразу поверила в такую наглость, что вызывающе доносилась из приоткрытого окна. Заглянуть у нее туда не получалось, все-таки первый этаж был относительно высоко расположен.

Даже в сумерках я видел, как со спины краснеет ее шея. Кранты Нурику. Надо выручать товарища, спасать из сполохов праведного гнева.

Дверь я распахнул совершенно бесшумно. И тут же препоручил ее выходящему мужичку, чтобы не хлопать. Его я не помнил, а он назвал меня по имени.

– Саня, а ты коменду не видал?

– На улице, – охотно ответил я, в надежде, что мужичок хоть немного отвлечет и задержит Суровую.

Проскочив небольшой холл, свернул налево, миновал коридор и забарабанил пальцами по двери. Именно пальцами, а не кулаком, чтобы дробь была, а не стук, который может услышать коменда с той стороны.

Дверь не открывали. Оно и понятно, я же дал час на утехи. Еще и стучу по-бабски, ноготочками. Вот Нурик и думает, что кто-то чужой ломится. Притихли сразу, дама не охает, кровать не скрипит, Нурик не сопит – будто тараканы попрятались, когда свет включили. Да только поздно уже прятаться, у Василины есть дубликат ключа от комнаты. Выкурит мигом всех тараканов в два счета. Сейчас о личном пространстве и не слыхивали. Особенно в общаге. Все общее, коллективное, и комендант запросто могла ввалиться в комнату нашего рабочего общежития, открыть дверь своим ключом для наведения порядка.

Я приложился к скважине для ключа, сделав руки рупором, и громко прошептал:

– Нурлан! Атас! – но получилось хрипло, непонятно, будто на спящего алкаша наступили.

Я бы тоже на месте Нурлана – не разобрал, кто там в скважину хрипит. Хотелось крикнуть с чувством и погромче, но нельзя. Так же как нельзя кричать в аэропорту: «Алла, я в бар!».

Но и времени на план Б уже не было.

И вот уже слышно, как хлопнула входная дверь. Ее никто не придержал – бухнула знатно. Скорее всего, Василина Егоровна мчится на всех парах. Я даже представил себе ясно этот локомотив женской ярости.

Чего уж теперь таиться. Счет на секунды. Я постучал кулаком и крикнул в скважину:

– Шухер! Вася идет! Через окно выводи!

А сам поспешил на выход, задержать коменду. Напоролся на нее в начале коридора. Чуть не врезался, спешил для виду.

– Морозов! – выдохнула она. – Ты в комнате своей был?

– Нет, еще не дошел, – я старательно хлопал глазами, якобы озадаченный до глубины души. – А что случилось?

– Отойди, проверить кое-что надо.

Василина пыталась протиснуться, но в этом месте коридорчик сужался, его частично перегораживала тумба. Кто-то выставил на выброс, как подарок соседям – кто-нибудь да заберет.

Я посторонился. Но на самом деле отклонился в ту же сторону, что и коменда. Она метнулась в другую сторону, я туда же.

Будто случайно, всякий раз Василина натыкалась на меня, а я на ее выдающийся бюст.

– Морозов, отойди, кошки-матрёшки!

– Простите! Ой! Смотрите! Там кто-то пришел! – тыкал я рукой за ее спину.

– Где?

– Да вот, на входе дверь хлопнула.

Василина Егоровна обернулась:

– Нет там никого! Отойди! Там у тебя в комнате безобразие! Человек незарегистрированный!

И поперла танком. Тут мне пришлось ретироваться, иначе бы это выглядело уже не как случайность, а как самый натуральный саботаж против общажных властей. Переворот в общежитии я устраивать не собирался и пропустил Суровую.

Гонимая праведным гневом, она на удивление бодренько доскакала до комнаты номер тринадцать, чуть выдохнула, поправила сбившуюся набок грудь (уж не я ли ее сбил?) и отстучала костяшками по двери начальственную дробь.

– Ахметов! А ну, открывай! Выселю, кошки-матрёшки!

Дверь была недвижима, как скала. Конечно, если Суровой поднапрячься, то она эту филенку плечом на раз-два выдавит. Но дверь – имущество социалистическое и именно ей вверенное, и потому комендант сдерживала свой порыв, лишь усилила дробь, от которой теперь уже, казалось, сотрясались стены.

Я же поспешил на улицу. Этаж у нас хоть и первый, но спуститься шустро, по-солдатски – не так-то просто, все же высоковато окошко находится. Нужно помочь Нуриковой даме быстро и бесшумно покинуть место куража.

Миновал входную дверь, крыльцо, свернул, пробежал, вот и окошко. Перед глазами картина маслом. Нурик на простыне спускает крупную такую женщину. Не полную, но высокую и широкую. Она не смогла ловко спрыгнуть изящной кошечкой, и пришлось использовать подручные средства. Находилась ко мне любопытным ракурсом, но даже со спины было видно, что девушка она перезрелая, интересного возраста, когда дети уже взрослые, а внуки не народились.

Тетя корячилась, как могла. Пыхтела и старательно царапала каблуками бетон стены, чтобы не сорваться на газон раньше времени.

– Щас помогу! – выкрикнул я и пристроился к ней с того самого ракурса, подхватив за широкую талию. – Ставьте ноги! Земля, земля!

Так кричали мореплаватели всех веков – и я сегодня.

Женщина достигла тверди и, не оборачиваясь, поспешила убраться. Свернуть за кусты.

Хоть бы спасибо сказала, так нет, даже не повернулась ко мне лицом. Будто я подставка для ее зада. Что за фигня?

Но раздумывать некогда, и я метнулся за ней, ведь сейчас коменда будет осматривать место происшествия, в окошко высовываться и местность комендовским взглядом подозрительным сканировать. Не хотелось быть главной уликой в деле побега немолодой дамы. Вкус, конечно, у Нурика в плане женщин был очень своеобразный, но это уже его дело.