Наблюдения над исторической жизнью народов - Страница 52

Изменить размер шрифта:

с падением мужчин у Меровингов, но при сохранении еще значения, материальных средств фамилии деятельность переходит к женщинам, и потом уже все с большим и большим падением фамилии наверх поднимается другая фамилия; эпоха Фредегонды и Брунегильды, естественно, посредствует между самостоятельными Меровингами и правлением палатных мэров.

Но деятельность Фредегонды и Брунегильды необходимо останавливает нас и заставляет наблюдать над характером и положением женщины в новом обществе.

Немецкие ученые в припадках своего германофильства стали проповедовать, что германская женщина мир спасла, что только германская женщина явила в себе настоящий женский характер и установила настоящее положение женщины в семье и обществе, а в семье и обществе других народов женщина имела низкое, недостойное положение.

С легкой руки немецких наставников и у нас начали было толковать о создании славянской, русской женщины, которая также долженствовала мир спасти. Немецкие ученые основали свой вывод о высоком характере и положении женщины в германских лесах по скудным известиям о каких-то пророчицах Веледах, имевших важное религиозно-политическое значение у своих народов, и о том, что германские женщины очень храбро вели себя во время побоищ, как будто у других народов мы не видали женщин, облеченных точно таким же характером, как будто и другие народы в период своей богатырской жизни не выставляют богатырей женского пола. С малолетства каждый грамотный человек вбирает в свою память прекрасные, высокие образы женщин и в частной, и в общественной жизни, героинь, совершающих подвиги для спасения отечества, пророчиц-вождей, судей своего народа, и это - в народе восточном, не арийского племени.

Но оставим отдаленный Восток и перейдем поближе, в Европу, на римскую почву, посмотрим, в каком значении встретили варвары женщину в римско-христианском обществе.

Также с малолетства привыкли мы к преданиям о геройстве римских женщин в первые времена знаменитого города, о том уважении, каким была окружена римская женщина как мать и жена. Юридические положения об отношении женщины к мужу и сыну не должны смущать нас, ибо при известных условиях быта слабейшему существу прежде всего должна быть обеспечена зашита сильнейшего, а защита и власть в таком быту не отделяются. Впоследствии изменение условий быта отразилось в сопоставлении новых брачных форм и условий с прежними, архаическими, так сказать, формами и условиями.

Высокое значение женщины в Риме свидетельствуется тем, что она здесь могла быть жрицею, свидетельствуется и необыкновенными нравами весталок.

С распространением образованности римская женщина, овладев ее средствами, является в обществе с могущественным влиянием; распространение образованности в Риме совпадало с порчею нравов, и многие женщины пользовались своим положением не для поддержания нравственных начал. Но для поддержания последних является христианство, и римская женщина не уступает мужчине в тяжелой борьбе за распространение и утверждение новых верований. Примеров приводить не нужно:

они всем известны, но важное значение женщины, какое было приобретено ею в языческом Риме, и освящение, какое дано было этому значению христианством, нигде не высказываются с такою поразительностию, как в истории Иеронима и Златоуста. Германская женщина при встрече с римскою не могла ничего прибавить к значению последней.

Известно, что Тацит хвалит нравственную чистоту германских женщин, и мы нисколько не станем заподозривать справедливости его известий; мы укажем только на то, что Тацит причинами этой чистоты выставляет отсутствие общительности при разрозненной жизни германцев, отсутствие цивилизации, отсутствие науки и литературы, и прибавим, что женщины, знаменитые в летописях христианского Рима и Византии, отличались нравственною чистотою, принадлежа к цивилизованному обществу, занимаясь наукою и литературою. Тацит хвалит германцев за однобрачие, соблюдаемое большинством, но говорит, что меньшинство, люди знатные, живут в многоженстве из благородства, а не по сладострастию (поп libidine, sed ob nobilitatem).

Нам, разумеется, трудно понять такое "noblesse oblige" ("положение [букв.:

знатность] обязывает" (фр.). - Примеч. ред.), и мы не знаем, как сведал Тацит о такой обязанности, налагаемой благородством только. Но как бы то ни было, когда Меровинги овладели Галлией, они вспомнили об этой обязанности и начали исполнять ее с чрезвычайным усердием, женились и разженивались беспрестанно и держали целые гаремы из казенных работниц. Церковь вооружилась против этого разрушительного для нового общества явления всеми своими средствами, но увещания и отлучение мало помогали при господстве двоеверия у варваров, из которых многие принимали христианство только с внешней стороны, служа внутри прежним верованиям и привычкам.

Со стороны женщины дело не могло обойтись без протеста; в германских лесах она могла успокаиваться на законности этого явления; на римской почве, при требованиях новой религии это успокоение было у нее отнято. Отсюда неодолимое стремление энергической женщины из наложницы стать законной и единственной женой; отсюда эта борьба с соперницами, доходящая до крайности, когда все средства считаются позволенными. Таким образом, деятельность Фредегонды, состоящая из цепи преступлений, есть не иное что, как печальное следствие обычая, принесенного Меровингами из лесу, обычая, который пришелся вовсе не по условиям нового общества.

Но не одно стремление выйти из незаконного, не признаваемого новым обществом, унизительного положения заставляло энергическую женщину волноваться, совершать преступления и побуждать других к их совершению. Ее побуждало к тому другое, более могущественное чувство - чувство матери. Мы видели, что отношения между Меровингами указывают на переходное, междоумочное время: государственные определения не выработались, а члены господствующей фамилии руководились остатками родового обычая; им представлялось единство рода, нераздельность родового владения, причем только старшие могут быть представителями рода, совладельцами, племянники исключаются из владения, дядья преследуют их, истребляют.

Не одно властолюбие руководило и королями, когда они стремились к единовластию, к изгнанию, истреблению братьев: ими руководило опасение за участь своих детей, которых дядья не оставят спокойно владеть отцовскою властью. То же самое видим на Востоке, где господствует та же невыработка постановлений о престолонаследии, такие же родовые обычаи, тот же сениорат, по которому старший в роде, дядя, имеет право пред племянником: мы видим, что султан, чтобы упрочить престол за своим сыном, умерщвляет братьев.

Но теперь легко представить себе положение матери-королевы, которая хорошо знала, что, умри ее муж, детям ее предстоит истребление или в крайнем счастливом случае изгнание от дядей! Видя в братьях мужа своего гонителей, истребителей ее собственных детей, она побуждает мужа предупредить врагов, напасть на братьев, изгнать, истребить их. У турингов царствовали три брата - Бадерик, 1ерменфрид и Бертер; у Герменфрида была жена Амалаберга, которая непременно требовала от мужа, чтобы он отделался от братьев и владел один; Герменфрид уступил настояниям жены, напал на Бертера и убил его. Но оставался Бадерик, на которого 1ерменфрид боялся напасть. Однажды, когда он пришел в столовую обедать, то увидал, что стол накрыт только наполовину. "Что это значит?" - спросил он с удивлением у жены. "А это значит,- отвечала Амалаберга,- что, кто довольствуется половиною королевства, должен видеть половину своего стола пустою". Тогда Герменфрид отправил послов к франкскому королю Теодорику с таким предложением: "Если ты погубишь Бадерика, то Герменфрид разделит его волость пополам с тобою". Теодорик согласился, и Бадерик погиб.

Жена польского князя Владислава 11-го, немецкая принцесса Агнесса, до тех пор не могла успокоиться, пока не заставила мужа напасть на братьев.

Множество варварских королей вносило страшный раздор в семьи; жены ненавидели друг друга и передавали эту ненависть детям; отсюда материнское чувство, желание предохранить собственных детей от гибели заставляло женщину преследовать своих пасынков, доводить их до гибели, чем особенно славна была страшная Фредегонда. После этого так понятны для нас слова нашего Ярослава, сказанные сыновьям перед смертью: "Се аз отхожу света сего, сынове мои, имеете в себе любовь, понеже вы есте братье единаго отца и матере". Перед глазами Ярослава был печальный опыт прежних усобиц, когда истребляли друг друга князья, рожденные от одного отца, но от разных матерей.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com