На земле штиптаров - Страница 8

— Откуда родом оба брата, ты не знаешь?

— Говорят, они оба прибыли из Какандел, с гор Шар-Даг, где живут штиптары.

— Почему их называют аладжи?

— Потому что они скачут на двух конях. Это не лошади, а дьяволы, как и их хозяева. Наверное, они родились в тринадцатом месяце, в день, когда шайтан спускается с неба. Их хозяева ежедневно дают им на корм страничку Корана, поэтому они недосягаемы для пуль, быстры, как молнии, заговорены против болезней и ядов. О, беда! Что, если Мубарек позовет их, они меня выследят и убьют?!

— И ты веришь в это?

— Конечно, можно такое допустить, потому что обоих видели в наших местах. Будь осторожен. Тридцать человек охраны не помогут тебе против этих двух штиптаров.

— Можешь меня не запугивать, я все равно их не боюсь. Со мной мой защитник и страж — маленький хаджи, ты его видела.

У судьи вытянулось лицо, он поднял брови и спросил:

— Этот коротышка?

— Да, но ты его еще не знаешь.

— Действительно, плеткой он умеет орудовать. Но что сделает плетка против вооруженных злодеев?

— Что тебе сказать? Даже пятьдесят таких парней, как они, ничего не смогут поделать против моего хаджи. Я нахожусь под его защитой, и мне нечего бояться.

— Если ты так думаешь, тебе трудно будет помочь, ты пропал.

— О нет, да будет тебе известно, что хаджи ежедневно съедает не листок, а целую суру Корана. К тому же от его тела отскакивают даже пушечные ядра. Он уже глотал ножи, порох и серу, и все это так же хорошо усваивается, как плов.

Он окинул меня внимательным, изучающим взглядом и спросил:

— Эфенди, ты все это серьезно говоришь?

— Так же серьезно, как лошади обоих штиптаров неуязвимы от пуль!

— В это трудно поверить!

— Лошадей я тоже не видел.

— Это совсем другое дело.

— Нет, то же. Пожалуй, хаджи справится даже с сотней штиптаров.

— А можно его испытать?

— С чего начнем?

— Я выстрелю ему сзади в голову.

— Ну что ж, давай, — сказал я будничным тоном.

— И ты думаешь, он не заметит?

— Заметит, конечно, когда пуля будет отскакивать. Эта же пуля может ранить тебя. Даже если этого не случится, разгневанный хаджи станет наносить удары ножом в разные стороны, и как бы это не повредило твоему здоровью.

— А с чего он так разозлится?

— С твоего неверия. Он очень не любит, когда без его разрешения делают такие вещи.

— Так, выходит, мне лучше не браться за это дело? Или спросить у него разрешения?

— Да, это необходимо.

— Ты знаешь, у меня сейчас много важных дел. Ты уверен в том, что коджабаши виноват?

— Да.

— Тогда я передаю его и обоих стражей, оказавшихся его пособниками, в твои руки.

— Господин, как я управлюсь с ними без тебя?

— Это уж сам решай. Падишах, назначая на это место, облек тебя соответствующими полномочиями, и ты не должен ударить в грязь лицом.

— О да, я постараюсь быть строгим, но справедливым судьей. Стоит ли мне арестовать и эту женщину?

— Нет, она запугана своим мужем. У женщин нет души, она не находится на верхних этажах рая, поэтому ее не следует наказывать за грехи мужа.

Похоже, эти слова бальзамом легли на уши моего собеседника. Слуга закона поплелся за мной, держа в руках сюртук и сумку с деньгами. Я был уверен, что с этого момента он считал все это своей собственностью.

На улице он снова подошел ко мне.

— Эфенди, вы их не поймали?

— Нет, как видишь.

— И мы нет.

— Тогда вперед. Сколько у тебя с собой людей?

— Нас было двенадцать.

— Двенадцать против четверых!

— И мы были вооружены.

— Да, известно, что Остромджа славится своими храбрыми жителями.

— И окрестности тоже, — добавил он.

— И ты среди них. Вы что-нибудь слышали?

— Да много чего.

— И что же? Поведай нам.

— Мы увидели огонь и очень порадовались этому. Затем мы видели людей, идущих через лес с факелами.

— Это были мы с друзьями.

— Потом мы слышали, как вы переговариваетесь.

— А голоса слышали?

— Слышали. Сначала старый Мубарек крикнул вам наверх, а затем твой хаджи ему ответил.

— Итак, ты понял, что это Мубарек?

— Конечно, все мы знаем его голос.

— Потом вы должны были пойти вперед.

— Нет, этого не было.

— Почему же, ведь вы такие смелые…

— Это противоречило бы твоему приказу. Ведь ты приказал нам перекрыть им дорогу, что мы и сделали. Они оказались достаточно умны для того, чтобы не ехать по улице, а пробираться пустырем, что лежит между улицей и рекой.

— И вы туда не сунулись?

— Нет. Разве можно покинуть пост? Смелый человек охраняет свой пост, и его оттуда сдвинет только смерть.

Он произнес это с таким важным видом и посмотрел на меня столь гордо, что я не удержался от соответствующей мины, и это было сразу же подмечено моим верным хаджи:

— Сиди, не раздражай их, лучше тебе закрыть рот, иначе проглотишь этого бравого парня.

Ну что мне было делать с такими вояками? Ругать их или, наоборот, хвалить?

В этот момент судья тихо сказал:

— Эфенди, сейчас как раз время.

— Для чего?

— Ты ведь обещал насчет хаджи, помнишь? Или ты не держишь слово?

Я, право, не знал, что мне делать — смеяться или сердиться. Доброго служаку больше заботила сопротивляемость Халефа пулям, чем расследование уголовного дела.

— Утром, когда выспимся, не сейчас. А теперь исполняй свой долг.

— Как это?

— Вот стоит коджабаши, а у тебя в руках сюртук.

— Мне нужно его ему показать?

— Конечно, и деньги у тебя на руках. Все ждут, как ты будешь его обличать, а ты все тянешь. Похоже, ты уклоняешься от своих обязанностей…

— О нет, эфенди. Ты сейчас убедишься, сколь серьезно я отношусь к своему долгу.

— Надеюсь, ты меня не разочаруешь.

Служанкам было приказано вновь развести огонь, и теперь на дворе можно было разглядеть лица присутствующих. Судья вышел вперед и прокричал:

— Вы, дети Корана и сыновья истинного учения! От имени падишаха я заявляю вам, что коджабаши изобличен. Мы нашли его сюртук, из которого чужеземный эфенди вырвал кусок. По закону он должен оплатить коджабаши попорченный сюртук, потому что он богат, а деньги поступят в судебную кассу. И деньги, которые коджабаши получил от этих подонков, мы тоже нашли. Также узнали, что он дал им своих лошадей. У нас нет сомнения в его вине, и я спрашиваю тебя, эфенди: сколько ты заплатишь за сюртук?

— Аллах акбар! — воскликнул Халеф, стоявший рядом со мной.

Я был удивлен не менее его. Я ожидал другого финала этой речи — провозглашения того, что коджабаши арестован, а вместо это я, оказывается, должен платить деньги…

Я громко ответил:

— К радости своей, я услышал от тебя, о казий-муфтий, что справедливость твоя так же велика, как и твой разум. Поэтому и спрашиваю тебя: кто же, собственно говоря, порвал сюртук?

— Так ты же, эфенди!

— Нет!

— Как нет, это ведь всем ясно!

— Позволь мне сказать. Имею ли я право остановить человека, готового совершить преступление?

— Это святой долг каждого гражданина.

— Так разве можно оштрафовать меня за то, что я задержал коджабаши?

— За это — нет.

— А больше я ничего и не совершил.

— Как не совершил?! Ты порвал ему сюртук.

— Вовсе нет. Я потребовал от него стоять спокойно и схватил его за сюртук. Разве он был бы порван, если бы коджа стоял тихо?

— Нет, конечно.

— Он стоял?

— Нет, отскочил.

— Так кто же разорвал сюртук?

Он помолчал и ответил:

— О Аллах, это сложный вопрос, я должен подумать.

— Не надо, а то у тебя уйдут на это все умственные силы.

— Пожалуй. Так ты заплатишь?

— Подожди. Я спрашиваю: кусок вырван из сюртука или сюртук вырван из куска? Я спокойно стоял и держал. А баши рванулся из сюртука.

«Судья» какое-то время стоял, молча уставившись в землю, а потом вдруг громко вскричал:

— Послушайте, жители Остромджи! Вы знаете, насколько справедливы ваши судьи! Я принял решение от имени Корана, что сюртук вырван из куска. Вы того же мнения?