На заволжских озерах (сборник) - Страница 7

Солнце поднялось совсем высоко, когда мы закончили устройство лагеря.

— Ну вот, старик, есть у нас с тобой надёжный, уютный дом, — сказал Михаил Алексеевич. — Теперь, если хочешь, можно приняться за плотву и окуней. А то, я вижу, ты давно на озеро косишься.

НА РЫБНОЙ ЛОВЛЕ

Оба мы с Михаилом Алексеевичем отлично знали, что днём, в жару, рассчитывать на удачливую ловлю было трудно. Обычно в это время клёв крупной рыбы очень вялый или совсем прекращается. В такие дни можно ловить только на утренней или вечерней зорьке. Другое дело, если денёк выдаётся серенький. Тогда можно ловить и среди дня так же успешно, как и на зорьке.

Особенно хорошо ловится после дождя. Помню, как однажды были мы с Михаилом Алексеевичем на другом заволжском озере — Сумках. Мы целый день понапрасну хлопали поплавками по воде. Словно вся рыба в озере вымерла. Даже на вечерней заре поймали так мало, что нам едва хватило рыбы на жиденькую, «городскую», уху. Уже решили сняться с этого озера и перейти на другое, но утром набежали тучи, хлынул дождь и лил целый день и весь вечер. Ночью тучи начали было рассеиваться, но часов в шесть вновь начался проливной дождь и опять лил весь день. Мы не знали, что делать от скуки. Составляли ребусы, перепели все, какие знали, песни, пересказали все истории. Одно, пожалуй, было хорошо: наконец-то написали письма домой. Из-за проливного дождя мы даже чайника вскипятить не могли. Так и просидели двое суток на сухомятке. Зато после дождя был такой клёв, что до сих пор вспоминаем о нём и часто говорим друг другу: «А помнишь, как на Сумках после дождя клевало?»

Сегодня, в такой жаркий день, нечего было и думать о хорошем улове, но мы так истосковались за год по рыбной ловле, что сидеть у воды и ждать, пока спадёт дневной зной, были не в состоянии.

Борчага — глубокое озеро, особенно у нашего, более крутого берега, где мы разбили палатку.

У меня, как и у Михаила Алексеевича, как и у Андрея, есть здесь своё заветное, давно облюбованное местечко. На этом месте я ещё в прошлые годы удачно ловил хорошую плотву и очень крупных окуней.

Сейчас я не хотел идти на это место и берёг его для серьёзной ловли на вечерней и утренней заре. Поэтому я отправился только с двумя удочками вдоль берега озера на другую сторону, где была небольшая, уютная заводь. С этого берега был виден удобный для ловли мысок, с которого я и хотел попробовать половить до вечера. Вместе со мной пошёл и Горка.

Пробраться к заводи на этот мысок оказалось довольно трудно. Заводь окружала такая непролазная гуща кустов и деревьев, что мы с трудом пробились сквозь неё, ободрав босые ноги о колючки шиповника и ежевики.

Наконец мы выбрались к берегу, размотали свои удочки и начали ловлю. Горка вышел на самый конец мыса и, придерживая одной рукой всегда спадающие штаны, начал ловить около высокой осоки, что росла у самого конца мыса. Я уселся недалеко от Горки в тени небольшой ветлы.

Только я закинул свои удочки, как услыхал негромкий, испуганно-удивлённый возглас Горки:

— Ой!

Я обернулся в его сторону и увидел такую картину: Горка стоял, подавшись вперёд худеньким телом, и, забыв про свои спадающие штаны, смотрел, раскрыв рот, на воду. На удилище, которое он продолжал держать в руке, болтался обрывок лески.

— Ты что? — спросил я.

— Щука!

— Какая щука?

— Агромадная! Леску оторвала. Прямо с поплавком... Вот такая! —показал он руками, широко расставив их.

Оказывается, когда Горка подсек плотичку и дёрнул удилище, из-под травы выскочила щука, схватила эту плотичку и, без усилий порвав тонкую леску ниже поплавка, спокойно пошла с ней дальше. Горка ловил поверху, близко от берега, и ему всё было хорошо видно.

Утешив незадачливого рыболова, я привязал ему запасную леску с поплавком и крючком, и он вновь пошёл на своё место.

Как мы ни старались, клёв был очень плохой. Я перешёл немного в сторону и попробовал забросить удочку между нависшими кустами. Но и здесь поклёвки были очень вялые да и забрасывать было неудобно — мешали ветки, и я дважды успел зацепить и запутать свою леску. Она хоть и была жёлтая, но на этот раз ничего не помогало.

Пробовал предложить рыбе «душистую» насадку. Много раз я слыхал от рыболовов, что они смачивают червей, а особенно хлеб анисовыми каплями и что будто бы рыба любит сильные запахи. Мы с Михаилом Алексеевичем тоже захватили с собой пузырьки с анисовыми каплями и гвоздичным маслом. Гвоздичное масло мы взяли, чтобы избавиться от назойливых комаров. Если этим маслом помазать руки, лицо и шею, то уж ни один комар не укусит. Видно, у них совсем другие вкусы, чем у рыбы, и ароматные запахи им не нравятся. Не знаю, верно ли говорят рыбаки, но даже и надушенных червей рыба на этот раз не брала.

Подошёл Горка. Он принёс нанизанных на ветку двух небольших окуньков и одну плотичку:

— Не клюёт, Пётр Иванович! А у вас как?

— Да тоже, Гора, плохо.

— Я хочу к Мите пойти. Пойдёмте отсюда, раз не клюёт.

— Ты иди. Да захвати, пожалуйста, вот это моё удилище и поставь его у палатки, а я пойду вон к тем кувшинкам и попробую ловить краснопёрок.

Проводив Горку, я взял своё любимое «остренькое» удилище, мешочек с червями и стал пробираться к зарослям кувшинок.

Мы с Михаилом Алексеевичем больше всего любим такие лёгкие удочки. Уж очень интересно ловить на них! Всё искусство здесь заключается в том, чтобы не порвать тонкую леску, не зацепить за кусты или лопухи, плавно и точно забросить в намеченное место, ловко и вовремя подсечь рыбу. А затем, смотря по характеру поклёвки и по силе сопротивления попавшейся рыбы, выкинуть её сразу на берег или аккуратно подвести к берегу по поверхности воды. Если же рыба попалась настолько крупная, что есть опасность обрыва лески, терпеливо утомить рыбу, то натягивая, то ослабляя леску, а потом, выведя на чистое место, подхватить её подсачком. Тонкий упругий волос пружинит, лёгкое удилище сгибается, трепещет в руке, и ты чувствуешь этот трепет всем своим существом.

А какое удовольствие и радость испытываешь, когда добыча уже в руке и ты осторожно снимаешь её с крючка!

Хорошо бродить с такой удочкой вдоль узких проток, по заросшим берегам, пробираться сквозь заросли прибрежных кустов. И то свободно забрасывать свою удочку на чистом, открытом месте, то осторожно и аккуратно пускать поплавок в узкой, заросшей кустами протоке, а то метко забрасывать наживку между листьями кувшинок.

Как только клёв ослабевает в одном месте, я перехожу к другому, а потом вновь возвращаюсь на старые места.

Вот почему я всегда предпочитаю уходить на рыбную ловлю не на открытую, большую Волгу со снующими по ней пароходами, баржами, лодками, а на заволжские пустынные озёра или на маленькую, уютную речку Кудьму, где всегда тихо, где мы одни, где ничто не нарушает тишины и спокойствия.

У каждого рыбака своя повадка. Мы с Михаилом Алексеевичем оба рыболовы, но каждый из нас ловит по-своему. Он также любит ловить на озёрах и маленьких речках, но он терпеливее меня. Так, если я считаю, что рыболов должен сам искать рыбу, а но ждать, пока она его найдёт, то Михаил Алексеевич может часами сидеть на одном месте, даже тогда, когда клёв очень вялый и редкий.

Поэтому у нас уже так заведено, что он больше сидит, удобно расположившись на берегу, и наблюдает за жерлицами и своими красивыми поплавками или ловит на кружки крупных щук и окуней, а я со своим «востреньким» удилищем поставляю ему в изобилии насадку — живцов.

Это совсем не значит, что я только и бегаю по берегу со своей удочкой и ловлю одну мелочь. Часто среди мелочи и мне, конечно, попадается крупная рыба.