На запад, с жирафами! - Страница 68

Мы продолжили путь.

Часть его пролегала совсем рядом с Мексикой, которая простиралась слева, и до нее, по выражению Старика, можно было «доплюнуть». Но я не заметил никакой разницы между чужестранной территорией и нашей, не считая шоссе. А вот когда дорога ушла к северу и нам начали попадаться горы, будь они неладны, все изменилось.

Я вопросительно поглядел на Старика — ни о чем таком он прежде не упоминал.

— Да это не беда, — заверил он меня. — Тут есть перевал, совсем маленький, буквально парочка виражей.

Вскоре показалась надпись:

— Не особо он и крутой, — поспешил успокоить меня Старик. — И не слишком узкий.

Когда дорога разделилась на две, поуже, он откинулся на спинку кресла и хладнокровно произнес:

— Ты уже знаешь, что делать. И красавцы тоже. Дом — по ту сторону гор, малец.

И мы начали подниматься. Машина ревела в полную силу, а мы с жирафами на каждом повороте с опаской оглядывали те участки дороги, где двигатель мог перегреться. Мы поднимались все выше и выше… а потом стремительно ухали вниз, вниз, вниз, а я не убирал ноги с педали тормоза, чтобы хоть немного приблизить нашу скорость к разрешенным показателям. Мы пронеслись мимо зоны для отдыха у подножия, где две узкие дороги вновь соединялись в одну. Сердце мое колотилось у самого горла, а жирафы принюхивались к ветру, запрокинув головы.

И вот мы уже въехали в Сан-Диего — понятное дело, под присмотром полиции. У границ города нас встречал целый отряд из дюжины полицейских на мотоциклах и автомобильного патруля. Заметив нас, они взяли тягач с прицепом в кольцо, включили сирены и сделали нам знак двигаться дальше.

Не успел я толком осмотреться, как впереди заблестела вода — дорога привела нас прямо к городской бухте.

Мы добрались. Мы проделали путь от океана до океана.

На волнах покачивались катера береговой охраны, танкеры, военные корабли, а позади высился огромный прекрасный холм. Казалось, я смотрю на открытку. Никогда прежде такой красоты не видел. Вместо портовых крыс тут разгуливали пеликаны, а вместо бушующих ураганов сияло солнце, а причал так блестел, что у Каза наверняка началась бы чесотка, увидь он такое. Жирафы высунулись в окошки, принюхиваясь к новому океану.

А мы всё продолжали путь.

Первый мотоциклист помахал рукой в воздухе, привлекая наше внимание, и резко свернул у шумного вокзала. Мы устремились следом. Впереди показалось высокое здание с испанским орнаментом, а напротив него на парковке стояло множество шикарных автомобилей и мотоциклов, был среди них и сверкающий нежно-голубой «Харлей», за который и зацепился мой взгляд.

С дороги можно было разглядеть большое вокзальное табло прибытий и отправлений с информацией о ближайшем поезде:

Я притормозил и уставился на эту надпись. С трудом оторвал взгляд, и мы продолжили путь.

От Старика это не укрылось.

— Не волнуйся за нее, малец, — сказал он. — Эта девка и с собой разберется, и с муженьком своим. Я в ней не сомневаюсь.

Полицейские на мотоциклах проехали мимо знака с надписью «Парк Бальбоа». Пара мгновений — и мы уже следовали за ними по высокому узкому мосту, прямо через арку, за которой открывался вид на белый каменный дворец, точно из сказки, а заодно и на табличку:

Старику уже не сиделось на месте. Он надел свою федору и деловито оправил — с таким удовольствием, какого я прежде в нем не замечал.

— А сейчас тебя ждет неслыханное представление! — объявил он. — Я позвонил Начальнице сегодня с утра, перед нашим выездом. Она предупредила полицию и журналистов — не удивлюсь, если все встали на уши, стоило мне трубку повесить. Нас ждет редкостное зрелище, уж поверь. — Он указал вперед: — Вон за тем поворотом стоит толпа журналистов и фотографов. Половина города, наверное, обо всем прознала. Начальница уже одолжила в порту кран, поэтому красавцев переправят в новый дом прямо в вагончике, а уже там мы их выпустим. А завтра поглазеть на них явится вторая половина города, которая пока ни о чем не знает. Там даже церемонию запланировали! И все в их честь! Мы дома, малец! Впереди нас ждет настоящий праздник!

За поворотом и впрямь поджидала толпа — я таких огромных и шумных сборищ в жизни не видывал. По обеим сторонам дороги, огражденной нарядной красной веревкой, вереницей стояли люди — самые разные. Толпа взревела, а ворота распахнулись.

Я увидел пышнотелую даму в крепких старушечьих туфлях, с тугим пучком, как у учительницы, и в строгом черном платье, словно для церковной службы. Она вышла нам навстречу и приветственно раскинула руки. Фотографы тут же защелкали камерами, заполыхали вспышки. Чуть поодаль раскачивался портовой кран, а под ним стояли рабочие в комбинезонах и ждали команды. В последний раз ударив по тормозам и взглянув в зеркало на жирафов, я вдруг поймал себя на мысли, что я снова всего лишь обычный мальчишка, только уже на другом берегу, и опять смотрю, как толпа рабочих готовится переправлять жирафов, — просто мальчишка-везунчик, которому посчастливилось поучаствовать в путешествии, которое вклинилось между этими сценами.

Старик уже схватился за ручку дверцы. В эти последние секунды наедине с ним в кабине машины я услышал сигнал прибывшего поезда и тут же понял: надо еще кое-что сделать.

— Мистер Джонс… мне надо идти.

Старик посмотрел в сторону поезда, который снова загудел, и заметил, что и я поглядываю на него. Это наблюдение его не обрадовало.

— Ладно, малец. Ты сейчас, конечно, совсем не головой думаешь, но есть и плюсы: значит, я могу пока ничего не объяснять Начальнице, и то хорошо: не до того сейчас. — С этими словами он достал из кошелька несколько банкнот и сунул в карман моей рубашки. — На билет туда-обратно должно хватить. — Он протянул мне руку. — Жирафы попридержат благодарности до твоего возвращения. Что же до меня, я считаю, что ты выполнил мужскую работу и заслужил настоящую мужскую благодарность. Прямо сейчас. Пожми мне руку, сынок.

И я пожал.

А следом он вытолкнул меня из кабины тягача — это был единственный способ проститься, с которым мы оба готовы были примириться. Хотя какое это прощание — я ведь вернусь через денек. Я поглядел на жирафов, повернувшихся в мою сторону, и сердце тут же ушло в пятки. «Увижу их завтра, когда приеду», — сказал я себе и со всех ног бросился к станции. Я и сам точно не знал, что буду делать в Финиксе, — понимал только, что надо найти ее, пока она не уехала. Может, я рассчитывал на то, что сумею подобрать слова, достойные взрослого мужчины, и поступлю соответственно. Может, просто хотел убедиться, что она не угодила в беду, что тот самый Лайонель Абрахам Лёве, «хороший человек», выслал ей деньги. А может, после благополучного окончания жирафьего путешествия я не смогу успокоиться, пока не узнаю, что стало с Рыжиком. Я и сам толком не понимал. А когда я чего-то не понимал, то предпочитал бежать.

Уже неподалеку от вокзала я услышал, как кондуктор кричит:

— По местам, состав отправляется!

А потом увидел, как последний пассажир запрыгивает в вагон и поезд трогается с места. Слишком уж долго я сомневался. Состав уже отбывал, а мне оставалось еще пересечь целый квартал. Огибая машины, статуи, скамейки и заборы, я понесся вдоль железной дороги за поездом, высоко поднимая ноги, чтобы не споткнуться. Сердце так бешено колотилось, что приходилось судорожно глотать ртом воздух. Состав тем временем набирал скорость. Припоминая вкус губ Рыжика, я твердил себе, что уже цеплялся к поездам. Я справлюсь, я удержусь, я…

Не получалось.

От каких же мелочей зависит порой целая жизнь.

Всё же споткнувшись о рельсы, я пошатнулся и остановился. Голова так кружилась, что пришлось даже согнуться пополам. А когда я распрямился, то увидел один только кабуз поезда… новехонький, алый — алее, чем кудри Рыжика!., и прежняя ярость, так и твердившая — «сделай или умри!», — ярость, которую я уж было похоронил, взыграла во мне с новой силой. Повинуясь давнему рефлексу беспризорника, я вдруг подскочил к блестящему голубому «Харлею», все еще стоящему там, где я его заприметил. А в следующий миг вскочил на него и ударил по газам.