На высотах твоих - Страница 109
— Давай, — согласился он.
Его охватило чувство утраты, ощущение, что он потерял нечто такое, чем никогда не обладал.
Глава 3
В комнате 16, примыкающей к кабинету спикера, премьер-министр встретил дожидавшегося его Бонара Дейтца. Сейчас они были одни в этом просторном роскошном рабочем кабинете, которым обычно пользовались все партии.
— Спасибо, что сразу пришли, — приветствовал его Бонар Дейтц.
— Что вы хотели сказать мне о Харви Уоррендере? — все еще теряясь в догадках, нетерпеливо спросил Джеймс Хауден.
Дейтц уклончиво ответил вопросом на вопрос:
— Вам ведь известно, что мы с ним соседи?
— Да. — Хауден знал о том, что особняки Уоррендеров и Дейтцев в Роклиффе находились друг против друга через дорогу.
— Сегодня утром жена Харви попросила меня зайти к ним, — сообщил ему лидер оппозиции. — Она очень дружна с моей женой.
— Дальше, — поторопил его Хауден. Бонар Дейтц явно колебался, лицо его выражало тревогу. Наконец он с трудом проговорил:
— Харви заперся у себя в кабинете и отказался выходить. Когда мы позвали его через дверь, пригрозил покончить с собой.
— Неужели… — вымолвил потрясенный Хауден.
— Нет, — Дейтц покачал головой. — Те, кто открыто грозит самоубийством, как правило, на него не решаются. Во всяком случае, мне так говорили.
— Тогда что же…
— Мы все-таки прорвались в кабинет. У Уоррендеров есть слуга. Мы с ним взломали дверь.
Неторопливость Дейтца становилась невыносимой.
— И что? — резко, словно подстегивая собеседника, спросил Хауден.
— Это был какой-то кошмар. Харви обезумел. Впал в неистовство. Мы пытались его успокоить. Он выл, изо рта пена…
— Мне всегда казалось, что такие вещи из области выдумок… — произнес Хауден.
— О, нет. Поверьте мне. — Дейтц снял очки, с силой провел ладонью по лицу. — Не дай Бог еще раз увидеть что-либо подобное.
“Все, как в дурном сне”, — подумал Хауден и спросил:
— Что было дальше?
— Боже! — Дейтц зажмурил глаза, потом широко открыл их. С видимым усилием взял себя в руки. — К счастью, слуга у них — здоровенный парень. Он держал Харви. Мы привязали его к стулу. И все это время.., он рычал, пытался броситься на нас.., нес несусветный бред какой-то…
— Даже не верится, — заметил Хауден. Слишком все это было нелепо, невероятно. Хауден поймал себя на том, что у него дрожат руки. — Просто не верится.
— Ничего, поверите, — угрюмо ответил Бонар Дейтц. — Сразу поверите, если увидите Харви сами.
— А где он сейчас?
— В больнице “Иствью”. В изоляции, так это у них, по-моему, называется. После того как нам удалось с ним справиться, жена Харви сразу туда позвонила. Знала, кому звонить.
— Это откуда же? — быстро и резко спросил премьер-министр.
— Судя по всему, для нее это не явилось полной неожиданностью, — объяснил Дейтц. — Харви уже давно лечился. У психиатров. Вы разве не знали?
— Понятия не имел, — признался Хауден, ошеломленный и пораженный ужасом.
— Как и все остальные, мне думается. Его жена рассказала, что у Харви это наследственное, у них в семье по линии Харви уже были случаи сумасшествия. Как я понял, она сама узнала об этом лишь после того, как они поженились. В свое время, когда Харви еще преподавал, с ним уже случалось нечто подобное, но тогда все удалось замять…
— О Боже, — выдохнул Хауден. — Боже милостивый! Едва справляясь с нахлынувшим приступом слабости, он осторожно опустился в кресло. Дейтц сел против него.
— А странно, правда, как мало мы знаем друг друга, пока не обрушится что-то вроде этого, — тихо и задумчиво произнес Дейтц.
В мыслях у Джеймса Хаудена царило полное смятение. Они с Харви Уоррендером никогда не были близкими друзьями, но вот уже столько лет работали вместе…
— А как жена Харви все это перенесла? Бонар Дейтц старательно протер очки и вновь водрузил их на нос.
— Теперь, когда все кончилось, она на удивление спокойна. Отчасти, похоже, чувствует даже облегчение. Думаю, ей непросто жилось в такой обстановке.
— Да, наверное, — протянул Хауден. С Харви Уоррендером все было непросто, мелькнуло у него в голове. Он вспомнил слова Маргарет: “Мне иногда приходит в голову, что Харви Уоррендер слегка тронулся умом”. Тогда он с ней согласился, но у него и в мыслях не было…
— Вне всяких сомнений, — вполголоса произнес Бонар Дейтц, — Харви признают душевнобольным. Врачи обычно не спешат с подобным диагнозом, но в данном случае это представляется простой формальностью.
Хауден уныло кивнул. По давней привычке он машинально потирал переносицу.
Дейтц продолжал:
— Мы предпримем все необходимое, чтобы облегчить вашу задачу в палате общин. Я дам знать нашим людям, и вам почти ничего не придется объяснять. И газеты, конечно, сообщать об этом случае не станут.
Да, согласился про себя Хауден, какие-то определенные приличия газеты пока соблюдали.
Тут его посетила внезапная мысль. Облизав сразу пересохшие губы, он нерешительно, запинаясь, спросил:
— А когда Харви.., бредил.., он ничего не говорил.., такого особенного?
Лидер оппозиции покачал головой:
— В основном какие-то бессмысленные фразы. Бессвязные слова, что-то нечленораздельное на латыни. Я так и не понял.
— И все.., ничего больше?
— Если вы имеете в виду вот это, — ровным и спокойным голосом ответил Бонар Дейтц, — возьмите, пожалуйста.
Из внутреннего кармана пиджака он достал конверт. Адресован он был “Достопочтенному Джеймсу М. Хаудену”. В коряво нацарапанных расползающихся буквах узнавался почерк Харви Уоррендера.
Трясущимися руками Хауден вскрыл конверт.
В нем оказалось два вложения. Лист писчей бумаги, на котором той же неуверенной рукой было написано заявление об отставке Харви Уоррендера. И выцветшая программа съезда с текстом их соглашения девятилетней давности на обороте.
Бонар Дейтц пристально следил за выражением лица Хаудена.
— Конверт лежал открытым на столе Харви, — объяснил он. — Я решил запечатать его. Подумал, что так будет лучше, Хауден медленно поднял глаза на лидера оппозиции. Лицо его судорожно дергалось. Все тело била неукротимая дрожь. Он прошептал:
— Вы.., посмотрели.., что в нем было?
— Я бы хотел сказать “нет”, но это было бы ложью, — ответил Бонар Дейтц. Запнувшись, он продолжал:
— Да, я посмотрел. Не могу сказать, что этим поступком можно гордиться, но, боюсь, любопытство оказалось сильнее.
Страх, леденящий страх холодной ладонью сжал сердце Хаудена. Потом на смену ему пришло отрешенное смирение.
Значит, в конце концов этот клочок бумаги прикончил его. Его убили собственные амбиции и неосмотрительность… Мимолетная неосторожность, проявленная в те давние времена. То, что Бонар Дейтц отдал ему оригинал документа, конечно, нехитрый трюк, он, безусловно, изготовил копии. И не преминет обнародовать их, передать в газеты… В точности, как это и раньше бывало с разоблачениями других.., взятки, сомнительные чеки, тайные сделки… Пресса будет ликовать, оппоненты станут упиваться своей праведностью, а ему своей политической карьеры уже не спасти. С какой-то поразительной отрешенностью Хауден спросил:
— Что вы собираетесь делать?
— Ничего.
Где-то позади них открылась и захлопнулась дверь. Они услышали звук приближавшихся шагов. Не оборачиваясь, Бонар Дейтц резко распорядился:
— Мы с премьер-министром хотим остаться одни. Шаги удалились, вновь послышался стук закрываемой двери.
— Ничего? — переспросил Хауден. В его голосе слышалось нескрываемое недоверие. — Совсем ничего?
Лидер оппозиции неторопливо проговорил, тщательно подбирая слова:
— Мне сегодня пришлось крепко пошевелить мозгами. Думается, мне следовало бы воспользоваться материалами, оставленными Харви. Если мои люди каким-то образом узнают, что я их утаил, они мне этого не простят.
“Что верно, то верно, — подумал Хауден, — найдется множество желающих уничтожить меня, не брезгуя никакими средствами”. В нем вдруг затеплилась надежда, а вдруг исполнение смертного приговора удастся оттянуть, на любых условиях, какие бы ни выдвинул сейчас Бонар Дейтц.