На высотах твоих - Страница 101

Он воскликнул:

— Мы стоим на грани войны, а вы все рассматриваете с одной только стороны!

— Я вижу все в целом, — не сдавался Несбитсон. — И вот что я вам скажу. Будет война или нет, ваш союзный акт станет началом конца. Американцы никогда не успокоятся на частичном союзе. Они захотят завершить его до конца и проглотят нас без остатка. Мы потеряем флаг, королеву, традиции…

— Ну уж нет, — запротестовал Хауден. — Вот это все останется при нас.

— Это каким же образом? — язвительно фыркнул старик. — При открытой-то настежь границе? Да к нам потоком хлынут американцы, в том числе всякие негры да пуэрториканцы. Наша самобытность исчезнет без следа, потому что их будет больше. Но это еще не все. Мы столкнемся с расовыми проблемами, которых не знали раньше. Вы хотите превратить Торонто в еще один Чикаго, а Монреаль — в Новый Орлеан. У нас есть закон об иммиграции, который вы только что так отстаивали и защищали. Зачем же от него отказываться вместе со всем остальным?

— Мы ни от чего не отказываемся! — яростно воскликнул Хауден. — Просто кое-что подрегулируем. О, да! Проблемы будут, здесь я с вами согласен. Но уж не такие серьезные, как в том случае, если мы останемся одинокими и беспомощными.

— Не верю я в это, — отрезал Несбитсон.

— Что же касается обороны, — продолжал Хауден, — союзный акт обеспечивает нам выживание. В экономической сфере перед Канадой открываются колоссальные возможности. Вы когда-нибудь задумывались о плебисците на Аляске, который мы выиграем, об Аляске в качестве канадской провинции?

— Каждый иуда получает свои тридцать сребреников, — высокомерно заявил на это Несбитсон.

Хаудена охватила новая волна ярости, С трудом подавляя ее усилием воли, он настаивал:

— Вопреки всем вашим инсинуациям мы не отказываемся от нашего суверенитета…

— Разве? А что толку в суверенитете, если не обладаешь мощью, чтобы его обеспечивать? — враждебно-язвительным тоном спросил министр обороны.

— У нас и сейчас нет такой мощи и никогда не было, — гневно парировал Хауден. — Разве что не дать себя в обиду в мелких стычках. Подлинная мощь в руках Соединенных Штатов. Передавая им свои вооруженные силы и открывая границу, мы укрепляем мощь Соединенных Штатов, которая становится нашей собственной…

— Очень сожалею, премьер-министр, — с напыщенным достоинством заявил генерал Несбитсон, — с этим я никогда не соглашусь. Вы предлагаете отказаться от нашей истории, от всего, за что стоит Канада…

— Вы ошибаетесь! Я, напротив, стараюсь сохранить ее на века. — Хауден порывисто подался вперед. — Я стараюсь, пока не поздно, сохранить все, что нам дорого. Свободу, достоинство, справедливость, гарантированную законом. А остальное не имеет никакого значения. Неужели вы не понимаете?

— Я понимаю, что нужно искать другой путь, — упрямо стоял на своем старик.

“Нет, это бесполезно”, — подумал Хауден. И все же предпринял еще одну попытку. Помолчав немного, спросил:

— Ответьте мне по крайней мере, как вы мыслите себе защищать Канаду от налета управляемых ракет?

— Первоначально мы задействуем наши обычные вооруженные силы…

— Достаточно, — оборвал его Хауден. — Единственное, что меня удивляет, как это вы, будучи министром обороны, не возродили еще кавалерию.

“Утром побеседую с каждым из отколовшихся министров по отдельности”, — решил Хауден. Кое-кого удастся переубедить, в этом он был уверен. Но останутся другие — в кабинете, в парламенте, повсюду, где угодно, — кто думает так же, как Адриан Несбитсон, кто последует за ним, ослепленный несбыточными мечтами, до последнего вздоха радиоактивной пылью…

Но ведь он с самого начала знал, что ему предстоит борьба. Она будет нелегкой, но, если только удастся вынудить Несбитсона раскрыться и публично изложить свои взгляды — и потом безжалостно разоблачить всю их невероятную абсурдность…

Ужасно не повезло, что так совпали раскол в кабинете и этот провал в Ванкувере.

Двадцать минут истекли. Самолет начал снижение. Под ними замелькали разбросанные огоньки, а впереди небо засияло отраженным светом сверкающего города. Монреаль.

Адриан Несбитсон взял стакан, поставленный при появлении премьер-министра, и поднес к губам. Он расплескал по дороге часть его содержимого, но одним глотком допил остатки виски.

— Премьер-министр, — произнес он, — лично я чертовски сожалею о расколе между нами. Хауден равнодушно кивнул.

— Вы, конечно, понимаете, что теперь мне не представляется возможным рекомендовать вас на пост генерал-губернатора.

Щеки старика залились краской.

— Мне казалось, что я достаточно ясно…

— Яснее некуда, — оборвал его Хауден. Выбросив Несбитсона из головы, он погрузился в размышления о том, что ему необходимо предпринять в оставшееся до середины завтрашнего дня время.

Около половины восьмого утра в квартире Элана Мэйтлэнда по Гилфорд-стрит зазвонил телефон. Все еще не вполне проснувшийся Элан, одетый только в пижамные брюки, — курток он никогда не носил и собрал целую коллекцию, хранившуюся в оригинальных упаковках, — готовил себе на портативной двухконфорочной плите завтрак. Выдернув из розетки шнур тостера, который моментально превращал хлеб в уголь, как только его оставляли без надзора, он на втором звонке поднял трубку.

— Доброе утро, — приветствовал его бодрый и жизнерадостный голос Шерон. — Чем занимаешься?

— Варю яйцо всмятку, — придерживая телефонный шнур, Элан взглянул на песочные часы, стоявшие на кухонном столике. — Кипит уже три минуты, осталась еще одна.

— Оставь еще на шесть, — доброжелательно посоветовала Шерон. — Тогда на завтра у тебя будет яйцо вкрутую. А сегодня дед приглашает тебя позавтракать с нами.

— Думаю, что смогу, — согласился Элан и поспешил поправиться:

— То есть я хотел сказать, большое спасибо.

— Ну вот и ладно.

— Твой дед, очевидно, знает, что сегодня утром слушается дело Дюваля? — поинтересовался Элан.

— По-моему, именно об этом он и хочет поговорить с тобой, — ответила Шерон. — Сколько тебе нужно на сборы?

— Буду через полчаса.

Одеваясь, он все же урвал минутку и наспех проглотил яйцо.

В особняке по Саут-Уэст-Мэрин-драйв дворецкий, который по-прежнему передвигался так, словно преодолевал мучительную боль в ногах, провел Элана в просторную, обшитую, как и главный вестибюль, полированными деревянными панелями гостиную. Дубовый обеденный стол, накрытый, заметил Элан, на троих, сиял блеском столового серебра и белоснежных салфеток. На приставном столике резного дуба было расставлено несколько электрических кастрюль, в которых подогревались, вероятно, предназначенные на завтрак блюда. Войдя в столовую, дворецкий объявил:

— Сенатор и мисс Деверо присоединятся к вам через минуту, сэр.

— Благодарю вас, — столь же церемонным тоном ответствовал Элан.

В ожидании хозяев он подошел к обрамленным шторами дамасской ткани окнам, выходившим на реку Фрэйзер, широко раскинувшуюся в сотне футов ниже холма. С высоты Элану были видны гигантские плоты, тронутые первыми лучами восходившего солнца, прорезавшими утреннюю дымку. “Вот он, источник богатства, — подумал Элан. — Богатства этого дома и других, ему подобных”.

— Доброе утро, мальчик мой, — услышал Элан и обернулся.

В дверях стояли сенатор Деверо и Шерон. Как и в прошлый визит Элана, голос сенатора звучал глухо и слабо. Сегодня он тяжело опирался на трость, под другую руку его заботливо поддерживала Шерон. Она тепло улыбнулась Элану. Он ощутил, как при одном ее виде у него опять перехватывает дыхание.

— Доброе утро, сэр, — ответил Элан. Он заботливо подвинул сенатору кресло, и Шерон помогла деду сесть. — Надеюсь, вы в добром здравии.

— Чувствую я себя великолепно, спасибо, — на мгновение голос сенатора зазвенел былой звонкостью. — Просто периодически возраст дает себя знать.

Он оглядел рассевшихся за столом Шерон и Элана.