На углу, у Патриарших... - Страница 71

— Пэкинг. Паковать.

— Сей момент! — услужливо пообещал краснопиджачник.

И тотчас распахнулись двери: плотник, получив увесистый удар по темечку, мягко сполз на пол. Первыми в зал ворвались Лепилов и человек с видеокамерой.

— Руки за головы! — ужасным голосом прокричал Лепилов. — И на пол! Лицом вниз!

Вся команда — Вешняков, Шевелев, Климов — с пистолетами в руках образовала вместе с Лепиловым устрашающее каре. Никольский стоял в дверях, а оператор снимал беспрерывно. Трое аккуратно легли на пол, а американец слегка подзадержался, осторожно ставя сову на пол. Поэтому его и успел узнать Никольский.

— Слышу — Сильверстайн, а вижу — Зильберштейн, — злорадно усмехнулся он. — Никак не уймешься, Гриша.

— Вы имеете дело с подданным Соединенных Штатов Америки, — не поднимая головы, с полу сообщил Сильверстайн-Зильберштейн. — Вас ждут большие, очень большие неприятности, господин Никольский.

— Не будь столь альтруистичным, Гриша, — посоветовал Сергей. — Заботься о себе, а я уж как-нибудь обойдусь без твоего участия.

Вдруг взвился Тарасов. Он вскочил на ноги, заорал визгливо:

— Негодяи! Бандиты, прикрывшиеся милицейскими удостоверениями! Ты пойдешь под суд со всеми своими подручными, Никольский!

Часть тирады он произносил уже в умелых руках Климова, который, кинувшись к оратору, схватил его за грудки, кинул на пол, навалился на него и прорычал:

— Наручники захотел? Будут тебе наручники, сука!

— И ты, мерзавец, ответишь за это! — завывающе пообещал Тарасов. Наручники щелкнули.

— Миша, понятых, акт о хищении и подмене, акт об изъятии, личный обыск каждого и, естественно, предварительный протокол, — приказал Никольский. — Управишься? Нога что-то заныла.

— Идите в машину, Сергей Васильевич. Без вас обойдемся, — не очень деликатно пожалел начальника Лепилов.

В сопровождении местного милиционера в двухсветный зал вошли пенсионер и пенсионерка. Пенсионер с испугу поздоровался со спиной Коломийца.

— Здравствуйте, Иван Степанович.

Никольский вышел на крыльцо, посмотрел на высокое солнышко и побрел в сквер. На этот раз устроился не на траве, а на скамейке, не теневую выбрал сторону, а солнечную и все равно задремал. Нешумный был город Осташков.

Разбудил майора Лепилов, осторожно коснувшись начальнического плеча. Никольский встряхнулся, скрывая некоторое смущение, бодро вопросил:

— Кончили, Миша?

— Кончили-то кончили… — вяло, явно чего-то недоговаривая, сообщил Лепилов.

— Огорчай, — понял эту недосказанность Никольский.

— У Коломийца сто тысяч, а Тарасов пустой. Может, Зильберштейн с ним заранее расплатился? — предположил Михаил.

Никольский тихо простонал, помотал головой и признался:

— Непруха сегодня у нас.

— И еще. Семь бед, один ответ, — добавил Лепилов. — У Тарасова мандат кандидата в депутаты. Следовательно, мы и обыскивали его незаконно.

— Наручники-то хоть сняли? — спросил Сергей без выражения.

— Да сняли, сняли… — пробурчал Лепилов. — Что делать? Выводить?

— Выводи, — кивнул Никольский.

— А Тарасова отпустить? — приставал Лепилов.

— Отпускай… — вздохнул Сергей.

Вскоре задержанных вывели. В «воронок» затолкали плотника, экскурсовода и директора. Насчет американца Вешняков засомневался и обратился за помощью к начальству:

— А американца куда? Туда?

— Туда, туда, — подтвердил Никольский, которому, проходя мимо, сделал комплимент Сильверстайн:

— По-прежнему ничего не боишься, Никольский.

— Бояться тебе надо, Гриша, — парировал Сергей. — Нынешнее дело — это не ломка чеков у «Березки».

— Переживем, — беззаботно отбрехнулся со ступеньки «воронка» американский миллионер и крикнул Тарасову, стоявшему в позе стороннего наблюдателя: — Помни обо мне, Леха, а то я про тебя вспомню.

Отбыл «воронок», умчались машины сопровождения и наконец отправился в путь «жигуль» Лепилова с двумя совами. На площадке перед музеем остались «Мерседес» и «Ока» (ее подогнали заботливые ребята), а также Тарасов и Никольский.

— Считай, что ты без погон, Никольский, — злобно прошипел Алексей. — Ты грубо нарушил закон, совершив насилие над кандидатом в депутаты, лицом по конституции неприкосновенным.

— Лицо неприкосновенное, — повторил за Тарасовым Никольский и приблизился к старинному врагу. — Но только лицо. А печень? — Левым крюком он ударил Тарасова в печень. — А солнечное сплетение? — Он врезал деляге под дых. — А почки? — Сергей добавил Лешке ребром ладони чуть выше поясницы. Тарасов, захлебываясь дыханием, осел в пыль.

…У Торжка «Оку» обогнал «Мерседес». Водители не смотрели друг на друга.

«Оке» было некуда втиснуться: у входа в отделение плотной цепью выстроилась прибывшая из Осташкова кавалькада. Никольский загнал свою машину в переулок и, хромая, направился на службу.

— Давно прибыли, Вася? — спросил он у Паршикова.

— Только-только. Ну, минут пять… — ответил майор.

Никольский медленно проковылял на второй этаж. Открыл дверь кабинета начальника, который, увидев его, объявил:

— А вот и Никольский. Пора приступать к главному. Лепилов!

Лепилов, поочередно вынув из рюкзака обмотанных тряпьем сов, осторожно, как младенцев, распеленал их и поставил на стол для обозрения. Обозревать было кому, потому что народу в кабинет набилось порядочно: преступники, оперативники, мелкие начальники. И ювелир Анатолий Яковлевич, скромно устроившийся в углу.

— Анатолий Яковлевич, будьте добры, подойдите, пожалуйста, поближе, — использовав почти весь свой запас вежливых слов, пригласил Котов ювелира к столу. — Расскажите нам, что это за фигуры.

Анатолий Яковлевич ласково погладил одну из сов по перышкам и сказал:

— Эти фигуры — две копии с редчайшей, я бы сказал, уникальнейшей работы Фаберже начала двадцатого века, аналогов которой я не могу припомнить. Одна из копий — рыночная поделка неталантливого ремесленника. А вторая, моей работы, вполне достойна оригинала, особенно если принять во внимание сроки исполнения.

— А где же настоящая?! — заорал американец Гриша.

— Здесь, — Котов щелкнул ключом в замке сейфа, открыл дверцу, затем достал из-за нее и поставил на стол третью сову. Три совы смотрели на присутствоваших: одна — тупо, вторая — строго, осуждающе, третья — загадочно, устрашающе. Даже Котов, увидев всех трех сразу, разобрался, какая из них настоящая:

— Ну и птичка! Ну и глаза!

Все молчали, рассматривая изделия. Тишину прервал горестный вопрос американского миллионера:

— И кто же меня так лихо кинул?

Котов обернулся, расплылся в улыбке:

— Мы, Гриша! Ты лохов у «Березки» кидал, ну а теперь твоя очередь, лох американский!

Никольский, незаметно подойдя, тихо спросил Котова:

— Слава, вы без меня разберетесь? Тут одно дельце. Маленькое, но весьма срочное.

— Ты у нас герой дня, Серега. Можешь делать все, что хочешь.

От дверей Никольский приказал:

— Климов, зайди ко мне.

Дотащившись до своего кабинета, Сергей открыл дверь, вошел. Климов следовал за ним. Никольский устроился за столом и жестом указав на стул, предложил:

— Садись.

Климов сел.

Никольский, пошарив в ящике, протянул ему лист бумаги и шариковую ручку.

— Пиши, — велел майор.

— А что писать? — удивился Климов.

— Рапорт с просьбой об увольнении, — бесцветно произнес Сергей.

— Это с чего же?! — возмутился Климов.

— Ты, я помню, в квартире Авилы магазин от «Борза» нашел, — сказал Никольский как бы с сомнением.

Климов подтвердил:

— Ну, нашел.

— А сегодня помог Тарасову его долю потерять, — опять же бесцветно сообщил собеседнику Сергей.

Климов поначалу опешил, но вмиг собрался.

— Не докажете! — выкрикнул он.

— Может, и не докажу, — согласился Никольский устало. — Даже наверняка не докажу. Но это неважно. Пиши.

— Не буду! — окрысился Климов.

Никольский грудью лег на край стола и сказал негромко и значительно: