На тихой улице - Страница 6

– Конечно, конечно. Какой ангелочек.

– Спасибо.

Я улыбаюсь и гадаю, получилось ли у меня поставить точку в разговоре. Кора не смотрит на меня, а продолжает ворковать над Эйвери.

– Ох, меня так умиляют младенцы. Моей семнадцать, и я тоскую по малышам с тех пор, как она начала ходить. Сколько лет этой милашке?

– Почти семь месяцев, – отвечаю я.

Я никуда не хожу с дочерью и не привыкла, что бы ей кто-то восхищался. И это приятно, хотя бы ненадолго.

Кора оборачивается:

– Она… просто совершенство. Если тебе понадобится помощь с малышкой, ты знаешь, к кому обратиться. Бесплатно, мне просто хочется зацеловать ее маленькое личико, – воркует она над спящей Эйвери тоненьким голоском и снова поворачивается ко мне. – Может, нарежешь кекс и мы посидим здесь?

Она пытается взять у меня тарелку, словно собирается немедленно пройти через дверь, как у себя дома, и поискать на кухне вилки и тарелки. Я на автопилоте отбираю тарелку.

– Ой, прошу тебя, сядь, – прошу я, потому что выбора у меня нет.

С трясущимися руками вхожу через сетчатую дверь и босиком иду на кухню. Пока я неуклюже копаюсь в ящике в поисках вилок, мне в голову лезут безумные мысли. А вдруг она из тех женщин, которые крадут младенцев из-за… как это называется, когда страстно хотят детей? Я заставляю себя не бежать стремглав обратно, чтобы проверить. Это же бред. Кора буквально излучает сияние. Но погодите-ка, а разве социопаты не такие – выглядят нормальными, даже слишком милыми? Стоп. Соберись. Вот дерьмо. Ладно.

Я приношу приборы и тарелки и сажусь на край плетеного шезлонга напротив Коры, поскольку она заняла мой стул. Она быстро берет все на себя. Как будто не может не играть роль хозяюшки, хотя она у меня дома. Кора отрезает щедрые порции… как там называется этот кекс? И раскладывает по тарелкам, слизывая излишки с большого пальца, когда протягивает мне тарелку. Мне хочется, чтобы Эйвери проснулась и захныкала, чтобы появился повод унести ее в дом и прекратить этот визит, но малышка спокойно лежит, с прилипшими к голове идеальными влажными завитками волос, розовый ротик постоянно сморщивается и распрямляется – видимо, ей что-то снится. Интересно, какие сны могут быть у младенца?

Мы сидим напротив друг друга. Я понимаю, что надо похвалить брауни, но, на мой вкус, американские десерты слишком сладкие и мне не хочется глотать еще один кусок.

– Замечательно, – лгу я.

– Спасибо. Старинный семейный рецепт.

– Как мило, – отзываюсь я, и мы молча едим.

– Белый сахар, – хихикает Кора, и ее круглые щеки краснеют.

– В смысле?

– Секрет в белом сахаре. Вместо коричневого. Так что надо бы назвать кекс Белой Бетти. Ах да, и капелька апельсинового сока.

– Понятно, – улыбаюсь я.

– Наверное, никакого секрета здесь нет. Могу дать тебе рецепт, если хочешь.

– Ой вообще-то я не люблю печь, но так мило с твоей стороны предложить, – отзываюсь я, и она машет рукой – мол, ничего страшного.

Мы снова молчим. А потом…

– Знаешь, наши мужья несколько раз тусовались вместе, а мы с тобой вроде бы впервые, – замечает Кора.

Я и не догадывалась, что мы «тусуемся». Больше похоже, что я пытаюсь выбраться из западни. Но я согласно киваю – ответить все равно нечего.

– Просто… Я видела, как ты целыми днями ездишь туда-сюда, и решила, что у тебя куча дел, – выдавливаю я, как сказал бы нормальный человек, чтобы поддержать разговор.

– Ох, боже мой! Просто Мия занимается буквально всем. Волейбол, игра на скрипке, танцы. А еще родительский комитет, сбор продуктов и игрушек для бедных, и это круглый год, между прочим. Длиннющий список, но ты права, у тебя голова может пойти кругом, если все время смотреть, как я мотаюсь туда-сюда целый день. – Кора смеется, и ее щеки снова краснеют. Похоже, она нервничает. – Но для соседей у меня, конечно, всегда найдется время, – добавляет она.

– Это все звучит так интересно, – тяну я, и тут выражение ее лица меняется.

– О нет. Нет. Вообще-то… это ужасно скучно.

Кора опускает взгляд на тарелку и вилкой возит по ней крошки. Вот черт. Она знает. Наверное, Лукас рассказал ее мужу или еще кому-то, что я не выхожу из дома. Она пришла из жалости и считает меня чокнутой.

– Ну, одна птичка нашептала, что твой Лукас через пару недель собирается поиграть в гольф с моим Финном. И я решила: приглашу-ка я тебя и сладкую малышку Эйвери на пирог и вино. Конечно, ты можешь назвать это и вечерним чаем. – Эту фразу Кора произносит с дрянным британским акцентом и смеется над собственной шуткой. – Ой, погоди, вы же называете обед ужином, а ужин – чаем, – со смехом говорит она.

Я не знаю, что на это ответить. Если Лукас рассказал ей обо мне, тогда почему Кора считает, будто я могу к ней прийти? Вероятно, он объяснил, что я могу погулять в маленьком сквере за нашим домом, но только когда там никого нет, а иногда способна дойти до почтового ящика, не испытав панической атаки, и Кора думает, что всё между этими двумя точками – вроде как дом, а значит, ничего страшного не случится. Я много об этом размышляла. Как Лукас будет объяснять знакомым. И что они подумают.

Кора ведет себя очень любезно, хотя и слегка назойливо, и я до сих пор не понимаю, как справиться с этим разговором. Она ставит тарелку на пол у своего кресла и стряхивает крошки с длинной юбки. А потом выжидающе смотрит на меня. Я не могу соврать, что должна проверить свое расписание – нет ли у меня других дел. Лукас отобрал у меня эту отговорку, рассказав все ей.

Кора замечает, что я слишком долго не отвечаю. Чувствую, как в груди разливается жар, и вдруг Эйвери начинает плакать с визгливым воем. Я подбегаю к ней и беру на руки, покачивая на своем бедре и воркуя.

– Ладно. – Кора встает, воспринимая это как намек, что пора уходить. – Просто дай мне знать, дорогая, – мягко произносит она, касаясь моей руки, но выглядит разочарованной, и я не могу не задуматься: какое ей вообще дело?

Я ведь просто странная незнакомка, живущая напротив. Ради чего столько усилий? Кора берет маленький кулачок Эйвери большим и указательным пальцем и целует.

– Ну какая же сладкая, – умиляется она и неожиданно добавляет: – Оставь себе брауни, а тарелку я заберу как-нибудь в другой раз.

И уходит.

Глядя, как Кора идет к себе, я стараюсь не думать о том, что она получила повод вернуться. Она машет Пейдж и гладит соседскую кошку, нежащуюся на солнышке у крыльца, а потом из ее дома выбегает девочка-подросток, сует Коре сумочку и кричит, что они опаздывают. Видимо, это Мия. Они садятся в «Лексус» и уезжают.

Я наблюдаю, как задние габаритные огни сворачивают к почтовым ящикам у ворот и дальше на шоссе. Целую Эйвери в головку и закрываю глаза. И даю молчаливое обещание, что мы с ней тоже будем похожи на них: мать и дочь, беззаботно едущие на футбольную тренировку. Я найду способ выбраться из личного ада, в который каким-то образом себя втянула, и Эйвери, возможно, даже никогда не узнает, что я была такой.

На следующий день, опрокинув на диван корзину с постиранной одеждой, я думала о Джорджии. Складывая вещи, разрешаю себе посмотреть сериал, поэтому не тороплюсь. Сегодня Марко Девайн очнулся от комы и узнал, что его гнусный брат-близнец Блейз выдал себя за него, пока тот спал, и украл возлюбленную. Поэтому я подбираю носки с особой тщательностью, чтобы узнать, разберется ли Бьянка Лаврайт, кому принадлежит ее сердце. Даже когда она рыдает у постели Марко, узнав, что он жив, мне все равно трудно сосредоточиться. Джорджия казалась такой яркой и экзотической, но теперь не знаю, что о ней думать. Она выглядит… мне хочется сказать «нездоровой».

Не могу представить, как могла бы целый день сидеть в четырех стенах дома. В сущности, мы живем на побережье Орегона по противоположной причине. Наши тсуги [4] и туи затмевают соседские, а под их величественной кроной маленькие домики напоминают жилища хоббитов. У домов на нашей стороне дороги задние дворы поросли деревьями и полого спускаются к берегу озера. Длинные причалы тянутся к прозрачной воде, и у большинства стоят прогулочные лодки для неспешного плавания по выходным в загородный клуб на другом берегу озера в нескольких милях от нас. Со стороны Джорджии задние дворы выходят к лесу из тсуг; там есть поляна со столом для пикника и качелями в небольшом парке. В воздухе вечно пахнет замшелой корой деревьев, сандалом и хвоей, и я считаю это место просто райским. Как она может бояться всего этого и не выходить из дома – уму непостижимо.