На свободное место - Страница 79

Тем временем Валя гнался за убегавшим человеком. Расстояние между ними было совсем небольшим и неуклонно уменьшалось. Бегать Валя умел, даже любил, конечно, не при таких обстоятельствах. А человек между тем то Ловко перемахивал через низкие штакетники, то юркал в какие-то малознакомые калитки, то продирался через кустарник, огибая еще спящие или наглухо забитые дачи, после чего выскакивал на улицу и что есть Духу несся по обледенелой неровной земле, а потом снова забегал на чей-то участок. И, тем не менее, расстояние между ним и его преследователем неумолимо сокращалось.

Но в какой-то момент, перебегая через чей-то захламленный, неровный участок, Валя неожиданно споткнулся и упал, больно подвернув руку, в которой был зажат пистолет. И тогда он крикнул, с усилием приподнявшись и перебросив пистолет в левую руку:

— Стой!.. Стрелять буду!.. Стой, тебе говорю!..

Валя понял, что теперь ему этого человека не догнать, правая рука висела как плеть, и острая боль, нарастая, пронизывала все тело. Он даже боялся, что выстрелить левой рукой не сможет, он задыхался от бега и от боли, сердце колотилось как бешеное, и левая рука, сжимавшая пистолет, мелко и противно дрожала.

Но человек в тот момент, когда Валя закричал, прыгнул в сторону к, ожидая выстрела, спрятался за дерево.

— Стреляю!.. Шаг в сторону, и стреляю!.. — снова закричал Валя и медленно, с трудом превозмогая боль, пополз к тому месту, где прятался за деревом преступник.

И тот неожиданно оказался в своеобразной западне. Он уже психологически не мог решиться продолжать бегство, оторваться от прикрывавшего его дерева, не мог решиться подставить себя под пулю, неминуемо подставить, ибо понимал, что промаха быть не может, слишком близко уже находился его преследователь. Валя, поборов боль, продолжал ползти к тому дереву и, когда до него осталось всего несколько шагов, выстрелил в воздух.

Грохот разорвал сонную утреннюю тишину засыпанного снегом поселка, и первыми на него отозвались бесчисленные собачьи голоса, яростные и испуганные.

После выстрела Валя тяжело и медленно поднялся на ватные, словно чужие ноги, помогая себе левой рукой, в которой по-прежнему был зажат пистолет. Правая рука бессильно висела, и острая колющая боль откуда-то от плеча рвала все внутри. Вале еще было очень холодно в легком его пальто и тонких ботинках, и зубы сами собой выбивали судорожную дробь. Он замер на несколько секунд, закусив губу, а потом крикнул человеку за деревом:

— Выходи!.. Руки на затылок!.. Ну!.. Помни, больше в воздух стрелять не обязан!.. Выходи лучше!..

И столько злости, столько отчаянной решимости было в его голосе, что у человека за деревом, видимо, не осталось сомнения, что его преследователь сейчас выстрелит в него, выстрелит немедленно, если он не сдастся, не выйдет сам, и дерево показалось ему в этот миг самым ненадежным укрытием на свете. И еще у него появилось ясное ощущение, что воля того человека сильнее его собственной воли, что душевных сил и энергии бороться у того человека намного больше, чем у него. А он не желал рисковать жизнью, он боялся умереть сейчас, вот тут, на этом проклятом снегу. Пропади уж все пропадом, решил он. И заставил себя выйти из-за дерева, заложив руки за голову.

В тот же миг он увидел Валины глаза и в испуге зажмурился, ожидая выстрела. Никакой пощады в этих глазах не было, только боль и ненависть.

— Повернись спиной, — глухо приказал Валя.

Человек поспешно и неуклюже выполнил его приказ.

— Теперь иди вперед, — сказал Валя. — Я буду говорить, куда сворачивать. И гляди, чтобы мне не показалось, что ты собрался бежать. Стрелять буду без предупреждения, понял?

— Идем уж, — жалобно проговорил человек, топчась на месте. — Замерз же…

Они пошли, медленно, напряженно, один каждую минуту ожидая выстрела в спину, другой боясь упасть от слабости.

Так они пересекли чей-то двор, вышли на улицу, потом свернули по приказу Вали за угол и, пройдя два квартала, вышли на другую улицу и двинулись по ней. Но скоро Валя понял, что не может найти дорогу и решительно не знает, куда дальше идти. Но останавливаться было нельзя и показать свою растерянность тем более.

Но вот из-за угла показалась какая-то женщина в валенках и сером пуховом платке. Она с трудом несла в каждой руке по тяжелой сумке. Увидев идущих по середине улицы людей и в руке одного из них пистолет, она громко ахнула и остановилась в испуге, уронив на снег сумки.

— Господи!.. — плачущим голосом произнесла она, не в силах оторвать глаз от идущих. — Это вы чего же делаете?..

— Где дача Брюхановых, академика? — не останавливаясь и не отводя пистолет в сторону, отрывисто спросил Валя.

— Направо сейчас, направо сворачивай, — цепенея от страха, ответила женщина и, осмелев, в свою очередь, спросила: — Это кого же ты ведешь?

— Бандита веду, — ответил, проходя мимо нее, Валя. — Это он сейчас такой смирный, пока я в него выстрелить могу.

— Давно бы и выстрелил, — вдруг с ожесточением сказала женщина. — Они вон намедни дачу дотла спалили, а другую ограбили и испоганили всю. Выйти на улицу вечером и то боимся.

Валя не ответил.

Они все так же медленно и осторожно свернули за угол. А через минуту Валя увидел знакомую дачу. Подойдя к незапертым воротам, он приказал:

— Заходи!

От дома к ним уже бежал человек.

Как Валя и предполагал, он задержал Гаврилова. Когда они вошли в дом, Шершень сидел в углу большой комнаты на стуле и, жалобно всхлипывая, нудно и глупо скулил:

— Ну, отпустите, ребята… Ну, чего я вам сделал?.. Ну, не буду больше… Забирайте хоть все… пропади оно… ну, отпустите…

Увидев входящих, он подскочил на стуле и воскликнул не то испуганно, не то обрадованно:

— Гляди, поймали!.. Ей-богу, все-таки поймали!..

— Молчи уж, дура… — зло процедил Гаврилов.

Больше сказать приятелю он ничего не успел. Его тут же увели в другую комнату и там, защелкнув на руках стальные браслеты наручников, усадили на стул. Один из сотрудников остался его сторожить. В третьей, дальней комнате, где ночью играли в шахматы, Валя без сил повалился на короткий диванчик, ему принесли стакан крепчайшего горячего чая. Обжигаясь, Валя стал жадно, короткими глотками пить и сразу почувствовал, как жаркая волна разливается по телу и голова начинает кружиться от слабости. Допив стакан, он сказал товарищу, показывая на беспомощно висевшую руку:

— А ну, дерни. Вывихнул я плечо, понял? Только сильнее дергай! — И, заметив нерешительность на лице того, сердито прикрикнул: — Дергай, тебе говорят! Ну!..

И тот наконец решился.

Дикая боль пронзила плечо, Валя вскрикнул, до крови прикусив губу, и на секунду, как ему показалось, потерял сознание.

Но боль стала тут же утихать. Вскоре Валя даже решился шевельнуть правой рукой. И вдруг почувствовал, что рука управляема и он может делать ею все, что пожелает. Впервые он неожиданно ощутил радость от обладания собственной рукой. Только потеряв на время эту способность, можно понять и эту радость. Валя вытер проступившую на лбу испарину, облегченно вздохнул и сказал товарищу:

— Вот и порядок. Встала на место, представляешь?

И тот успокоенно и почти уже равнодушно согласился:

— Ясное дело. Так и вправляют. У меня, помню, точно такая же история была. Мы в прошлом году…

Этот парень всегда умудрялся переводить на себя любой разговор. Но Валя, оборвав его, нетерпеливо сказал:

— Ты, Гена, вот что! Иди-ка лучше звонить. Срочно пусть высылают сюда машины. Только сперва звони Кузьмичу, ну, а если его нет, то прямо дежурному. Понял?

— Ясное дело, — с готовностью откликнулся Гена.

— Ну, давай. По-быстрому.

Товарищ ушел, а Валя, устало привалившись к стене на маленькой тахте, прикрыл глаза.

Машины прибыли через час.

Валя за это время, как ему показалось, успел чуток вздремнуть. А вернее сказать, каменный сон навалился на него, как только он закрыл глаза, каменный сон без всяких сновидений.