На свободное место - Страница 77

Мой взгляд обегает двор, и неожиданно я замечаю чуть в стороне от двигающегося фургона, возле стены, уже знакомую мне сверкающую синюю «Волгу», ту самую, что я видел сегодня на улице.

В это время мне навстречу выходит со двора какой-то небритый человек с кошелкой в руке, и я восхищенно спрашиваю его, указывая в глубь двора:

— Это чья же такая красавица стоит, интересно знать?

— Ну-у, — жмурясь, мечтательно цокает языком человек с кошелкой. — Ясно чья, директорская. Здесь, брат ты мой, такой директор, что ого-го! Будь здоров и не кашляй, одним словом. Понял ты?

— И спокойно живет?

— А чего ему спокойно не жить, спрашивается, коли такие деньги есть? — иронически усмехается мой собеседник.

— Все до поры, — говорю я.

— Э, браток, пока эта пора настанет, нас с тобой давно закопают. Хотя… — он оглядывает меня и снова усмехается. — Ну, ты еще, может, и доживешь.

— Постараюсь, — серьезно отвечаю я.

И мы, кивнув друг другу, расходимся. Человек, позвякивая чем-то стеклянным в своей кошелке, торопливой рысцой направляется к расположенному невдалеке продуктовому магазину.

Я не спеша бреду по улице и пытаюсь сообразить, какой все-таки промах Допустил с Гелием Станиславовичем. Не случайно возникло у меня это ощущение, нет, не случайно. Я даже могу точно передать диаграмму его состояния в ходе нашего разговора. Сначала была очевидная, подозрительная, почти враждебная настороженность, словно он ждал этой неприятной для него встречи. Потом он как будто успокаивается. А под конец вдруг мелькает эта усмешка, презрительная, мне кажется, усмешка, как бы говорящая: «Ну, тебя-то я не боюсь, тебя-то, я вижу, бояться нечего». Неужели таким я ему показался дурачком? Это бы неплохо, совсем неплохо. Прошло время, когда такая усмешка могла меня задеть и обидеть. И все же вначале-то была подозрительность, даже опаска! Откуда? Значит, промах был совершен в момент моего прихода. Или даже еще раньше? Но тогда… Что тогда?

Вот и управление. Я разыскиваю Давуда, и мы уже вместе обдумываем все с самого начала. Возможно, кто-то нас с ним видел вместе. Произошла какая-то не замеченная нами случайная встреча. Как у меня с той синей «Волгой». Давуда узнали, меня зафиксировали. И об этом, видимо, сразу стало известно Гелию Станиславовичу. Или же Шпринц сообщил о нашей встрече и описал мою внешность. Это, пожалуй, самое вероятное. Но все это было бы еще полбеды, не появись я в магазине. И Гелий Станиславович, конечно, сразу меня узнал. Ах, какой досадный промах! Придется и об этом доложить своему руководству, то есть Кузьмичу. Представляю, что он мне при этом скажет.

Вечером мы с Давудом идем к Хромому. А вслед за нами появляются в мастерской и мои ребята. Их по-прежнему двое. Но можно считать, что опасной той компании, в том виде, как она была, уже не существует. Во всяком случае, она стала куда менее опасной. Хорошую встряску получили они. А вот в Жуке и в Рыжем, которого, кстати, зовут Сашей, я вообще уверен. И вижу, что Давуду под конец они тоже начинают нравиться.

Мы мирно и понемногу выпиваем, закусывая удивительной вяленой рыбешкой, которую притащил Жук, и дружно дымим, все, кроме Сергея. Он пытливо и добродушно поглядывает на ребят, слушает и сосет рыбий бочок.

Долго тянется наш неторопливый разговор. Расходимся поздно. И, по-моему, довольные друг другом.

Все-таки некая компенсация за неудачу с хитроумным Гелием Станиславовичем.

Наутро я улетаю.

Давуд едет провожать меня в аэропорт. За эти четыре дня мы подружились еще больше. На память о нашей встрече я увожу две бутылки великолепнейшего вина. Одну мы разопьем дома со Светкой и нашими стариками. А вторую я принесу на работу, и поздно вечером, перед тем как разъехаться по домам, когда уже нестерпимо ломит голова, я попрошу разрешения у Кузьмича угостить всех по рюмке этого волшебного напитка. В конце концов, в такой поздний час выпить за здоровье далекого друга не преступление.

В то утро, когда я вылетал из Южноморска в Москву, Валя Денисов дождался наконец того, что все мы с таким нетерпением ждали уже целую неделю.

Дело в том, что накануне вечером подошла очередь Вали и его группы дежурить на даче академика Брюханова. Всего сотрудников в группе было четверо. План засады был такой. Каждый из четырех по очереди, с момента, когда начнет темнеть, и до рассвета, два часа дежурит возле ворот. В валенках, в теплом тулупе, надетом прямо поверх пальто, он прятался в густом кустарнике. Тонкий шнур тянулся от этого места до дачи к колокольчику над дверью одной из комнат. Таким образом, неожиданное появление ночью или вечером Гаврилова и Шершня исключалось, тем более на машине. Ну, а без машины им тут нечего было делать. Днем же пост возле ворот был, естественно, не нужен.

Я забыл сказать, что еще перед самым моим отъездом в командировку было получено разрешение прокурора на обыск дачи. И тщательный обыск дал ожидаемый нами результат: в одной из комнат, под полом, был обнаружен тайник и там вещи и картины с кражи. Как мы и предполагали, не все вещи и не все картины. Было очевидно, что Шершень и Гаврилов спрятали на даче лишь свою долю украденного. Так или иначе, но их появление там следовало ждать в любой момент, как только они найдут надежного и выгодного покупателя или решат перепрятать свою добычу. Таким образом, засада на даче стала необходимой.

И вот вечером в пятницу туда незаметно прибыла на смену товарищам группа Вали Денисова.

Роли распределили быстро. Один из ребят немедленно погрузился в огромные валенки, натянул тулуп и отправился дежурить к воротам. Валя остался у окна в темной комнате, где над дверью был укреплен колокольчик. Из этого окна можно было легко заметить на фоне снега появление людей возле дачи, если они, оставив где-то машину, вздумают пробраться на участок не со стороны улицы. Ну, а двое других сотрудников перешли в соседнюю комнату, без окон, где можно было зажечь свет и поиграть в шахматы или почитать. Ночью этим двоим разрешалось даже дремать.

Через два часа дежурные сменились, и в шахматы играл уже Валя, потом ему удалось даже поспать часика два, прежде чем идти дежурить к воротам. Так без особых происшествий и волнений, хотя все-таки и напряженно, прошла ночь. Только вот погода выдалась неприятной. Всю ночь, не утихая, выла свирепая метель, наметая сугробы, швыряя в окна пригоршни снега, и, пробираясь в щели старой дачи, на все лады свистел ветер. К тому же сильно похолодало. Выдержать два часа дежурства в снегу возле ворот было совсем непросто. Ледяные струйки упрямо просачивались даже сквозь огромный тулуп, который вокруг Вали обертывался чуть не дважды. Поднятый воротник защищал все лицо, оставляя лишь узкую щелку для глаз. К утру мороз усилился.

Валя заступил на дежурство еще в темноте, часов в шесть утра. И наблюдал, как слабый рассвет робко просачивается сквозь недавнюю еще кромешную тьму и в серой мгле начинают медленно проступать стволы деревьев вокруг, штакетник забора, а потом и слабые, расплывчатые контуры двух дач на другой стороне улицы.

Медленно-медленно ползло время. Валя нашел наконец удобную позу, когда складки тулупа перекрыли все лазейки, по которым пробирался к нему холод. Он думал о Нине Вчера Валя первый раз был у нее дома, познакомился с матерью. Очень славная у Нины мать и совсем молодая, они выглядят как подруги и ведут себя так же. Валю угостили вкусным обедом, давно он такого не ел, честно говоря. А потом Нина предложила пойти куда-нибудь. «Может быть, вы и в самом деле волшебник? — смеялась она. — И можете достать билеты куда угодно?» Она имела в виду спектакль, который он разыграл перед ней и Музой, в результате чего и удалось задержать Чуму. Но Вале пришлось признаться, что через час ему необходимо уйти. Видимо, что-то проскользнуло в его тоне, напряжение какое-то скорей всего, и Нина неожиданно заволновалась. Она испуганно умолкла и так посмотрела на Валю… кажется, еще никто не смотрел на него с такой тревогой и нежностью. Он подумал, что если он сейчас обнимет ее… А Нина, смутившись, вдруг поспешно перевела разговор на другое и стала рассказывать про Музу После всей этой истории Муза несколько дней ходила испуганная, молчаливая и сторонилась подруги. А вчера вдруг подошла к Нине, отозвала в сторону и призналась, что ей невыносимо страшно. Оказывается, какой-то человек приходил к ней, она даже не знает, как его зовут, она и видела-то его всего раза два, когда он заходил с Николаем обедать в их ресторан. Но зачем этот человек сейчас приходил, Муза не сказала, а только заплакала. И стала жаловаться на свою несчастную, нескладную жизнь. Вот только встретила, только по-настоящему полюбила, и вдруг оказывается… И Нине стало ее ужасно жалко, она сама чуть с ней вместе не заплакала. Интересно, подумал Валя, кто же приходил к Музе. Эта мысль мелькнула у него еще тогда, в разговоре с Ниной. Об этом он размышлял и сейчас, кутаясь в тулуп и с усилием вглядываясь в пустынную серую мглу за забором. Все-таки надо будет сегодня же рассказать Кузьмичу о приходе того человека, сразу, как только они сменятся и приедут в управление. Это, к сожалению, произойдет только в конце дня, когда снова стемнеет. Интересно, удастся до этого еще разок поспать, часика два хотя бы.