На свободное место - Страница 3

— Вот там чего, — усмехается он. — Глядите.

К сожалению, глядеть нельзя. Паспорт тут не пользуется уважением. Наоборот, малейший интерес к паспорту может вызвать подозрение. И я, даже не взглянув на него, с легким разочарованием говорю:

— А я думал, тебе маслята нужны.

— Пригодятся, — неожиданно заявляет Леха.

При этом он хитро и многозначительно усмехается. Но мне почему-то кажется, что он хочет казаться хитрее, чем есть. Какая-то в нем ощущается прямолинейная грубость, ограниченность какая-то, неповоротливость мыслей, часто свойственные тяжелым и очень сильным людям. Но в то же время он недоверчив, насторожен и подозрителен, поэтому с ним надо быть очень осторожным и следить за каждым своим словом, за интонацией даже.

— Сколько тебе их требуется? — спрашиваю я.

— А у тебя что, склад? — ухмыляется одними губами Леха, в то время как его черные глазки за припухшими веками подозрительно буравят меня и пьяной поволоки в них словно и не было, а ведь выпил, подлец, в два раза больше, чем мы с Ильей Захаровичем.

— Твое дело сказать сколько, — отвечаю, — а уж склад у меня или полсклада, мое дело. Интерес у тебя нехороший. Дошло?

До Лехи дошло, я вижу.

— Ну, к примеру, полсотни можешь? — спрашивает он, поколебавшись.

Почему-то он поколебался, прежде чем сказать.

— Посмотрим, — отвечаю. — У тебя пушка-то какая?

— Пушка?.. Как ее, заразу… — Он скребет затылок и неуверенно говорит:

— Кажись, «вальтер», что ли…

— «Кажись»! — насмешливо передразниваю я. — А с какого конца она стреляет, заметил, голова?

— Твое дело достать что заказано, — озлившись, теперь уже пытается передразнить меня Леха. — А что я заметил, мне знать. Дошло?

Последние слова он произносит явно многозначительно. Что бы такое особенное он мог заметить, интересно?

— Ты, Леха, не сомневайся, — миролюбиво вставляет Илья Захарович. — Витек что пообещает, то железно. Завтра все будет как штык. Верно, Витек?

— Само собой, — киваю я. — Маслята мои, хрусты твои. Счет три один в мою пользу. Сговорено?

— Пойдет, — охотно соглашается Леха.

Где же, интересно, у него пистолет? И почему он сразу не назвал систему? Не такой уж он темный малый, чтобы не разбираться, что у него в кармане лежит. Недавно приобрел? Все равно, система — это же первый вопрос. Тем более, если стрелял уже из него. А может быть, это не его пистолет? И даже не он стрелял? И в Москву он приехал тоже не один? Тут надо разобраться, внимательно разобраться и не спешить. И не упустить этого Леху, не упустить пистолет.

Уже темнеет, и я начинаю прощаться. Напоследок говорю Лехе:

— Не сомневайся, все будет в лучшем виде. Готовь хрусты. Будет надо, чего хочешь достанем. Мы тут все дырки знаем. Главное, за дядю Илью держись.

— Я в своем городе тоже чего хочешь достану, — говорит Леха.

— Это какой такой? Вдруг залететь придется.

Леха хмурится.

— Придет время, скажу.

— Ну, гляди. Как знаешь, — усмехаюсь я. — Голову, значит, доверяешь, а как город звать — нет? Ну, чудик.

— Голову я тебе тоже не доверяю и ему, — возражает Леха, кивая на Илью Захаровича, потом, оглядевшись, многозначительно добавляет: — Если что тут не так окажется, вон он первый с двенадцатого этажа через окно навернется.

И нехорошая усмешка кривит толстые его губы.

— А ты за мной? — мягко спрашивает Илья Захарович.

— Ладно, замнем для ясности, — вмешиваюсь я. — До завтра.

Утром, на работе, я первым делом просматриваю суточную сводку происшествий по городу. Ничего, однако, что можно было бы «примерить» к Лехе, не случилось. Убийств по городу одно, причем в пьяной драке, и убийца тут же задержан. И все остальное тем более не имеет к Лехе никакого отношения. Три квартирные кражи совершены днем, когда Леха обедал в ресторане или уже сидел с нами. Два уличных грабежа произошли вечером; у мужчины сорвали шапку и у женщины отняли сумку с деньгами, — в это время Леха уже был у Ильи Захаровича, да и ждать от него таких мелочей не приходится. Одно изнасилование случилось поздно, когда Леха небось уже спал, а та женщина сначала пила с полузнакомыми мужиками в котельной, пьяная плясала там, ну, а потом побежала в милицию. И уже, конечно, не относятся к Лехе три автомобильных наезда на пешеходов, угон мотоцикла, два небольших пожара и пропавшие дети.

Я сижу в кабинете Кузьмича, и мы просматриваем суточную сводку происшествий по городу. Тут же и Валя Денисов. Он осторожно замечает:

— Может быть, они убили тоже приезжего и труп спрятали?

— М-да… Вполне может быть и так… что приезжий… — недовольно ворчит Кузьмич, откидываясь на спинку кресла, и трет ладонью седоватый ежик волос на затылке. — Надо, милые мои, вокруг этого Лехи чертова поработать. Кажется, какая-то неприятная перспектива тут для нас все-таки откроется.

— Но ведь ни одной зацепки пока, ни одной! — досадливо восклицаю я. — Если бы хоть с пистолетом его прихватить.

— Надо узнать, где вообще его вещи, — замечает Валя. — Приезжий все-таки.

— Да, — соглашается Кузьмич. — Нужна какая-то комбинация, чтобы он привел на тот адрес, где ночевал. И вторая комбинация, возможно, потребуется, чтобы к пистолету привел. Но патроны ему при этом давать ни в коем случае нельзя.

— Но показать? Только показать из своих рук — можно? — с улыбкой спрашиваю я. — От этого ничего не случится?

— А что это тебе даст?

— Пока не знаю, — честно признаюсь я.

— Он плохо знает пистолеты, — напоминает Валя. — И калибры, конечно, тоже.

И тут меня осеняет. Валя, сам того не подозревая, подал блестящую идею. Я торопливо развиваю свой план. Кузьмич ухмыляется в усы.

— Что ж, попробуй, — говорит он. — Вообще-то неплохо придумано. Одна слабинка только есть. Продумай, откуда все взял. И еще помозгуйте-ка вдвоем пока над первой комбинацией. Адрес надо узнать непременно.

— Может быть, и пистолет там? — как всегда, неуверенно, полувопросительно даже, предполагает Валя.

— Может, там, а может, и не там, — качает головой Кузьмич. — Даже, скорей всего, не там, мне думается. И третье, что надо узнать, это все, что возможно, о совершенном убийстве.

— Если это вообще убийство, — вставляет Валя.

В нем сидит «ценнейший дух сомнения», как высокопарно выразился однажды мой друг Игорь Откаленко. Но меня этот «дух» иногда раздражает.

— Уверен, что они все-таки что-то совершили, — упрямо возражаю я.

— Вот именно, что «они», — многозначительно замечает Кузьмич. — И я так думаю. Один он навряд в Москву заскочит. И вот это, — он грозит мне очками, которые, как обычно, крутит в руках, — это четвертое, что надо узнать: один он или нет и где остальные. Всех подобрать надо, всех до единого, помни.

Итак, предстоит выяснить четыре обстоятельства, которые назвал Кузьмич: где пистолет, где Леха скрывался все предыдущие дни в Москве, что и где он, в конце концов, совершил, и, наконец, последнее — один ли он приехал в Москву, и если не один, то где находятся его сообщники.

Что касается пистолета, то я, кажется, придумал неплохую комбинацию, идею которой подал Валя Денисов. Когда мы выходим от Кузьмича, он по поводу моего плана замечает, как всегда, негромко и полувопросительно:

— Может быть, пистолет приведет и к тому адресу, и к преступлению, и к соучастникам. Не думаешь?

— Надо бы так сделать, — отвечаю я.

Но как это сделать, я пока не знаю, и это не дает мне покоя. Ведь других зацепок у нас пока нет.

Мы с Валей заходим ко мне в комнату. Стол Игоря пуст. Игорь уже неделю как в командировке, и, когда вернется, неизвестно.

— Я думаю, его надо испугать, — предлагает Валя. — Чтобы растерялся, понимаешь? Чтобы совета попросил, помощи. А для этого ему придется и кое-что о себе рассказать, никуда не денешься. И тогда…

Валя не успевает закончить. Звонит телефон. Я поспешно хватаю трубку, потому что все время жду каких-то звонков, из разных концов города, от самых разных людей. Одновременно у меня крутится с десяток самых разнообразных, неотложных дел. Будьте спокойны, мы зря деньги не получаем. Ну, а звонок может означать и появление нового срочного дела. Вот такая у меня сумасшедшая, проклятая и любимая работа, без которой я уже не проживу.