На суше и на море. 1962. Выпуск 3 - Страница 149

У Джеймса Купера имелись все необходимые качества, делавшие его хорошим морским офицером: он был самоуверен и инициативен, обладал бесстрашием, мужеством и был патриотом. Но ко времени его поступления во флот пацифистская политика президента Томаса Джефферсона, как говорили военные моряки, достигла своего апогея. Из всего состава флота только двенадцать кораблей находилось в плавании. На них служило немного боевых офицеров и почти совсем не было молодых гардемаринов, только что поступивших во флот. Для молодых людей, жаждавших настоящей морской службы, мечтавших о дальних плаваниях, приключениях и боевых подвигах, такой период в жизни флота не мог быть приятен. Но так или иначе хлопоты старого Вильяма Купера увенчались успехом, и 1 января 1808 года Морской департамент присвоил его сыну первое звание, о чем сам он получил уведомление в письме от секретаря Морского департамента:

В силу некоторых причин это письмо дошло до Купера только 19 февраля. 20 он оформил принятие присяги в нотариальной конторе и бланк с ее текстом вернул Морскому департаменту. В те времена поступающий на военную службу мог, таким образом, оформить принятие военной присяги в любом месте своего пребывания. В архиве Морского министерства США хранится бланк присяги, подписанный Джеймсом Купером. Он гласит:

24 февраля Куперу было приказано явиться к командующему флотом в Нью-Йорке, который назначил его на небольшой парусный корабль «Везувий», стоявший в порту в ожидании ремонта. На этом неисправном корабле он прослужил несколько месяцев. Это были скучные месяцы без определенного дела. 4 июля того же года он получил новое назначение и должен был отправиться под командованием лейтенанта Вульзи на Большие озера.

Отношения с Англией не сулили в ближайшем будущем ничего хорошего, и правительство Соединенных Штатов принимало срочные меры к усилению своих вооруженных сил. Англия уже имела военные корабли на Великих озерах, внутренних морях американского континента, и президент США отдал приказ о срочном строительстве военных кораблей на озерах Онтарио, Эри и Шамплейн. За исключением одного настоящего военного корабля, остальные должны были быть канонерскими лодками.

Лейтенант Вульзи, под командование которого попал Купер, должен был заключить договор на постройку кораблей и следить за его выполнением. Местом пребывания его наблюдательной группы стал городок Освего.

Когда три офицера прибыли месту назначения, они обнаружили там крошечный поселок, едва насчитывавший двадцать пять деревянных домов. Он имел все необходимые атрибуты американского населенного пункта той эпохи: лавку, школу, суд и тюрьму. На восточном берегу озера у Освего находились остатки последнего английского форта, увековеченного в дальнейшем как место многих волнующих событий, позже описанных в романе «Следопыт». В действительности все замечательные описания лесов и вод вдоль берегов реки Святого Лаврентия появились в результате того, что автор романов о Кожаном Чулке бродил по этим местам во время своей службы в Освего, будучи гардемарином военно-морского флота.

В этом маленьком первобытном поселении Вульзи снимал дом для себя и своих офицеров. Строительство кораблей продвигалось быстро. Через несколько дней после того, как срубленные в лесу деревья были сплавлены по реке к верфи, уже появились первые очертания корабля «Онейда».

7 ноября 1808 года, спустя четыре месяца пребывания в Освего, Джеймс писал своему брату Ричарду в Куперстаун:

Зиму 1808 года вся компания офицеров провела весело. Давались балы и обеды, на которые приглашались все жители Освего и окрестностей на много миль вокруг. В самом большом доме поселка устраивались танцы, продолжавшиеся до поздней ночи. С одной стороны зала в ряд выстраивались мужчины, высокие, пышущие здоровьем люди в узких брюках и цветистых фланелевых рубашках, молодые, бородатые и слегка пьяные, а с другой — такие же крепкие, румяные женщины в длинных широких платьях. Ряды сходились и расходились, делились на пары, потом опять выстраивались в ряды и притоптывали в такт музыке так, что гнулись толстые дубовые доски полов и весь дом содрогался от фундамента до конька крыши. В этом топоте тонула музыка импровизированного оркестра, состоявшего из двух скрипок, флейты, рожка и гармоники. Оркестр играл несложные плясовые мотивы, обычно состоявшие из одной музыкальной фразы, повторявшейся множество раз до тех пор, пока лица танцующих не покрывались испариной. В перерывах между танцами пили хмельное ячменное пиво и, захмелев, так оглушительно орали песни, что стоявшие возле дома лошади рвались с привязи. Наступал вечер, зажигали несколько масляных ламп, но их свет едва пробивался через густое облако табачного дыма, плававшее у потолка. Жизнь была веселой и сытной: озеро изобиловало прекрасной семгой и окунями, в лесах водилось много оленей, кроликов и белок, на лесных озерах и в речных заводях гнездилось множество гусей и уток, на которых охотились молодые офицеры.

Свободного времени было много, и Джеймс бродил с ружьем по окрестным лесам, дремучим и древним, в которых шла своеобразная жизнь индейских племен. Там он встретил люден, послуживших прообразами героев его знаменитых романов о Кожаном Чулке. Главное место среди них занимал американец-охотник, вольный житель лесов, друг индейцев, на стороне которых он был в их борьбе с жестокими белыми колонизаторами, пришедшими из-за океана. Это и был Кожаный Чулок — Натаниель Бемпо, имевший еще много и других прозвищ. Худой, высокий, в костюме из оленьей замши, обшитом кожаной бахромой, в меховой шапке с беличьим хвостом, свисавшим к плечу. Весь пропитанный таинственными запахами леса и индейских костров, он бесшумно ходил с длинным ружьем, как настоящий индеец, выслеживая дичь, разбирая следы и зная повадки всех зверей и птиц. Об этом герое куперовских лесных романов М. Горький писал: