«На суше и на море» - 87. Фантастика - Страница 9
— Вадим, сколько людей у тебя сегодня на буровой?
— Ты как будто не знаешь?!
— Сменные мастера Фикрет Султанов и Дмитрий Жмаев, — невозмутимо стал перечислять Адам. — Бурильщики Николай Песков, Карим Айдаров, инженер-коллектор Светлана Трофимова…
— Не ошибись, их пятеро на буровой.
— Вот мне и хотелось бы знать, чем каждый из них должен был заниматься в шесть сорок пять утра.
— Я сам ломаю голову над этим.
— Ты гадаешь, что могло там с ними случиться, — возразил Можаровский, — а я спрашиваю: чем каждый из них обязан был заниматься перед утренней связью?
— В шесть тридцать дневная вахта меняет ночную. Принимает скважину, проверяет оборудование в рабочем зале, актирует результаты бурения…
— Извини, Вадим, кто бурил ночью?
— Султанов, Песков.
— Значит, на смену пришли Айдаров и Жмаев? Кстати, как это у вас происходит? Под звуки курантов все четверо встречаются в рабочем зале?
Я помедлил с ответом.
— Встречаются пятеро.
— Что, и Трофимова тоже?
— А с чем же ей, по-твоему, выходить на связь?!
— Понятно.
— Светлана должна быть в курсе всех производственных дел на буровой.
— Понятно, — повторил Адам. — Значит, ты вправе предположить, что утром все пятеро членов твоей команды общались в рабочем зале?
— Да. По крайней мере так бывает обычно.
— Результат их сегодняшнего общения — лужа крови, «чуть не убитый» Айдаров и затяжное молчание буровой… Послушай, Вадим, не странно ли, что в этой луже плавает халат Пескова?
— Странностей хоть отбавляй.
— Если Трофимова сказала правду, было бы куда логичнее увидеть в луже халат Айдарова, верно?
— Светлана лгать не станет, — отрезал я.
— Тогда почему халат не Айдарова?
— Наверное, потому, что никому и в голову не пришло раздевать прямо в зале тяжело раненного человека. Куда логичнее поскорее доставить его в каюту.
— Судя по размерам натекшей лужи, с ускоренной доставкой что-то не получилось, — резонно заметил Адам. — Выходит, чтобы снять халат с пострадавшего, время у них было.
— Пострадавшим считаешь Пескова?
— И Айдарова, — добавил главный. — Обоих. Такая обширная лужа крови на одного — слишком много, черт побери!
— По-твоему, Песков чуть не убил Айдарова, а Айдаров — Пескова? — пробормотал я, плохо соображая в этот момент.
— Айдаров — вряд ли. Давай припомним, что говорила Трофимова. «Извини, Галкин, здесь такое творится! Песков нас всех вампирами обозвал и Карима Айдарова чуть не убил!» Сам видишь, мог ли Пескова Айдаров.
— Ну а… кто же Пескова?
— Остальные.
— Остальные?! — Мне показалось, я схожу с ума. Остальные — это Светлана, серьезный, уравновешенный Дмитрий и мудрый Фикрет — наш ветеран, мой надежный помощник. — Но Пескова-то за что?!
— Мотив пока неизвестен, — высказал соображение главный (я даже представил себе, как он там пожал плечами и дернул рыжей, как марсианский пейзаж, головой). — Однако в сообщении Трофимовой есть очень странный намек: Песков их всех вампирами обозвал. Всех, заметь!
— Заметил. И чего в этом…
— Может быть, и ничего, — перебил Можаровский. — А вдруг он знал, что говорил?
— Бред какой-то!..
— При тебе он когда-нибудь ругался такими словами?
— Песков никогда не ругается — он по натуре своей не агрессивен. Вампиров, вурдалаков и упырей при мне он ни разу не поминал ни в какой связи. И что из этого следует?
— Только то, что сообщила Трофимова. Кроткий, как голубь, Песков взбунтовался один против всех. Ты склонен Трофимовой верить? Мы — тоже. Опираться будем на голую логику.
— А если Песков просто спятил, как вы тогда вместе с ней, голой логикой, выглядеть будете?
— Насчет Пескова — спятил он или нет — можно только строить догадки, — сухо возразил Адам. — А вот насчет Трофимовой… Ее изумивший Галкина «портрет» запомнил? Чего молчишь?
Логическая западня захлопнулась. Я молчал от ошеломления, непонимания, страха. Не далее как вчера я оставил на абсолютно благополучной буровой пятерых совершенно нормальных людей. И не просто людей — товарищей своих, друзей, с которыми бок о бок… все эти годы. Перед сном, во время вечернего сеанса связи, я долго разговаривал со Светланой. Она была, как всегда, мила, остроумна. Нам бывает скучно друг без друга, хотя, когда мы вместе, я очень устаю от той иссушающей сердце неопределенности, устранить которую почему-то не в силах ни я, ни она… И вот сегодня ни свет ни заря «благополучная» буровая обернулась притоном обезумевших убийц!..
— Адам, а может, все они чем-нибудь отравились?
— Годится. Но что это меняет?
— По сути ничего, ты прав. Нашу беседу слышит еще кто-нибудь?
— Естественно. Кубакин, например.
— Кубакин — ладно, свой человек. Еще кто?
На этот раз уже главный помедлил с ответом.
— Нашу беседу координируют из столицы.
— А!.. — сказал я. — Привет Гейзеру Павволу.
Есть у нас на Марсе оракул такой, на всякий случай. Работает системным аналитиком и прогностиком. Когда возникает нужда, он и его коллеги просчитывают нестандартные ситуации. Это чтобы повысить степень нашей готовности к любым неожиданностям. Ну спасибо, парни, повысили — все поджилки трясутся…
— Вадим, — окликнул меня Можаровский. — Куда исчез?
— Никуда. Стараюсь взять себя в руки.
— И еще не забудь взять в руки оружие. После посадки пилот выдаст тебе пистолет из бортового сейфа.
— Сам придумал?
— Мы так решили. Для твоей безопасности на буровой.
— Идите вы… со своим решением.
— Это мне идти. Гейзер Паввол отключился. Его, между прочим, на совещание вызвали.
«Вот как! — подумал я. — Весь Марс на ноги подняли». Впереди, над волнистой линией близкого здесь горизонта, вспыхнул солнечный зайчик. Блеснуло коротко, но светло и ясно — будто вспыхнуло на солнце чистое зеркало. Это уже верхушка здания буровой. Вернее, антенна системы спутниковой связи «Ареосат», похожая на маленький зеркальный парус. Через две-три минуты машина сядет, и я наконец узнаю, в каком состоянии раненый. Или раненые, если их действительно двое.
— Кубакин! — позвал Можаровский.
— Слушаю! — быстро откликнулся тот.
— Артур, Ерофеева без оружия из кабины не выпускать!
Я встретил в зеркале желтые огоньки глаз пилота.
— Иду на посадку, — предупредил он не столько, надо думать, меня, сколько диспетчера.
Аэр с головокружительным креном вошел в разворот над оранжевым, мягковсхолмленным «блином» пустыни.
— Жди Ерофеева, — напутствовал пилота Можаровский, — кабину не покидай. Вадим, будь осмотрителен, действуй без риска, До связи, прораб!
Я пытался высмотреть на вираже приметный здесь ориентир — группу линейных борозд выдувания. Группу неглубоких ветровых долин. То, что мы называем ярдангами. Пока я соображал, где их искать, вставший дыбом «блин» западной Амазонии закатился куда-то назад и, неожиданно вынырнув из-под слепящего солнца, ухнул вниз. Меня слегка замутило, я впрыснул в респиратор дыхательной маски мятный аэрозоль. Машина выпрямилась и, клюнув носом, пошла на снижение вдоль прямолинейной, как городской проспект, долины — центральной в группе из трех чисто вылизанных ветрами долин — ярдангов, разделенных между собой узкими грядами.
Исполосованное тенями ложе ярданга с бешеной скоростью уносилось под днище аэра, а впереди вырастало в размерах черно-белое с золотистыми отблесками здание буровой, охваченное с тыла тремя рядами зеркал гелиоустановки. Заранее освобождаясь от ремней, я ощупывал взглядом стены стремительно вырастающей трехступенчатой пирамиды. Не знаю, что я ожидал увидеть. Не было заметно никаких странностей, буровой комплекс выглядел обыкновенно. Впрочем, бодрости мне это не добавило.
Излишек площади несущих плоскостей аэра со скрежетом втянулся в бортовые бунки. Опустив стекло гермошлема, я ждал посадочного толчка. Свист мотора сменило шипение тормозной воздушной струи, и, как только амортизаторы приняли на себя удар опорными лыжами, я вскочил и, пригнув голову, чтобы не стукнуться о потолок, кинулся к выходу. В шлюз-тамбуре меня остановил закрытый люк.